Корабль для уничтожения миров

Маркс мысленно обругал опустошенные дроны-истребители. И зачем этим машинам понадобилось выпускать весь запас снарядов без остатка? Сейчас хватило бы одного-единственного выстрела, чтобы расколошматить «оглохший» пескоструйщик и заставить его сбросить песок.

А может быть, попробовать протаранить пескоструйщик с помощью какого-то из дронов?

Сам разведчик был напрочь лишен маневренности – при том, что Маркс сбросил поврежденный ядерный двигатель. Дрон-«приманка» слишком мал, его массы не хватило бы для того, чтобы пробить прочные канистры с алмазным песком. «Лазутчики-невидимки» были и того меньше и к тому же летели убийственно медленно на своих «холодных» реактивных двигателях. Они могли таранить пескоструйщик с относительной скоростью всего-то в несколько метров в секунду. Единственной надеждой Маркса оставались уже безоружные дроны-«истребители».

Он перешел на узковолновой канал связи с двумя этими дронами и дал им траектории настолько точные, насколько их мог высчитать его экспертный компьютер. Однако в данном случае Маркс имел дело с машинами, которые мыслили не в метрах, а в километрах. Дроны-«истребители» создавались не для того, чтобы таранить объекты, а для ведения шквального огня по противнику, и их собственные «мозги» ни на какие хитрости способны не были. Маркс понимал, что ему придется лично вести эти дроны, наблюдая за ними как бы из кабины «разведчика». Для того чтобы попасть в пескоструйщик, ширина которого не превышала одного метра, требовалась большая точность.

При скорости света и задержке в три миллисекунды задача предстояла не из легких.

Маркс спокойно улыбнулся.

Вот уж действительно задача для мастера-пилота.

Коллективный разум «стайников» обнаружил, что отряд рассечен пополам.

Верные намеченной цели, первые снаряды ударили по гравитационному генератору, расположенному в центре оболочки – где полагалось находиться вражескому кораблю. Генератор тут же развалился, и оболочка начала распадаться. Стройные слои энергопоглотителей медленно поплыли в стороны, преспокойно рассеивая энергию. Вероятно, они действовали так, поскольку считали, что корабль-матка уничтожен или отступил.

Излучение от жарко пылавшей оболочки образовало нечто вроде хомута вокруг «шеи» колонны «стайников». Отдельные «стайники» пересекали порог оболочки со скоростью пять снарядов за микросекунду. Это означало, что вся колонна окажется за краем оболочки меньше чем через миллисекунду. Связь между дронами, преодолевшими оболочку, и теми, которые еще не успели этого сделать, была нарушена из-за шумов, и у тех «стайников», которые только подлетали к оболочке, возникли сложности с принятием решений. Один за другим входящие в состав отряда дроны исчезали, и коллективный разум трещал по швам. Только-только «стайникам» удавалось набрать необходимый кворум – а в следующую микросекунду его участники исчезали в пространстве.

Арьергард отряда был парализован нерешительностью; сценарий менялся слишком стремительно.

По другую сторону от пылавшей оболочки передовые «стайники» быстро заметили отсутствие боевого вражеского корабля и объявили себя независимым подразделением, имеющим право принятия решений. «Рысь» находилась всего в каких-то двухстах метрах от съеживающегося центра оболочки. Максимальное ускорение «стайников» составляло три тысячи g. Если бы они стартовали к цели с места, они бы почти мгновенно ее поразили. Но они мчались мимо вражеского корабля слишком быстро. При относительной скорости более одного процента от скорости света ни у одного объекта размером с дрон-«стайник» не хватило бы топлива, чтобы изменить курс.

Взявший на себя право принятия решений авангард отправлял в тыл отчаянные сообщения через раскаленную оболочку, пытаясь передать своим соратникам новые координаты вражеского судна. Но их сигналы перекрывались радиацией, сочившейся из сброшенных энергопоглотителей, и в итоге за тысячную долю секунды мимо «Рыси» проскочило еще три тысячи «стайников».

В конце концов, притом что подавляющее большинство «стайников» обрело уверенность в происходящем, коллективный разум той части колонны, которая оставалась по дальнюю сторону от энергопоглощающей оболочки, разгадал загадку связи и выпустил координированный пучок информационных лучей, которые как раз вовремя добрались до последних нескольких сотен «стайников».

У большинства из этих дронов не было ни единого шанса поразить вражеский корабль даже при ускорении в три тысячи g, но некоторые из тех «стайников», которые рассредоточились для получения параллакса, нашли-таки нужный вектор и рванулись через рассыпающуюся оболочку к своей цели.

Большинство смельчаков было уничтожено, обращено в пар внутри оболочки, которая пока еще обладала солидной энергией. Реактивные системы этих дронов оказались уничтожены до того, как они успели настроиться на цель. Но семь маленьких «стайников» все же просочились через немногочисленные прорехи в оболочке и врезались – обгоревшие, слепые, но не мертвые – в днище «Рыси».

Мастер-пилот Маркс неотрывно смотрел на изображение, запечатленное в поле его вторичного зрения, и отчаяние его все нарастало и нарастало.

Он перенес свой наблюдательный пункт в один из дронов-истребителей, который в данный момент направлялся к пескоструйщику. Курс на столкновение смотрелся со стороны неплохо, но само зрелище оставляло желать много лучшего.

Оно было составлено из данных, собранных ото всех дронов, входивших в состав маленького отряда под командованием Маркса. Ослабшая сенсорная система пескоструйщика работала настолько пассивно, что риксы не могли его обнаружить. Остальные дроны окатывали пескоструйщик активными сенсорными импульсами, дабы не потерять его из виду. Дрон-разведчик Маркса – единственный, у которого более или менее нормально работало сенсорное оборудование, – вносил свою лепту в представление картины происходящего с расстояния в пять тысяч километров. Изображение поступало с задержками в две – пять миллисекунд, связанными со скоростью света, и этих задержек было более чем достаточно для того, чтобы все испортить при планировании столкновения двух маленьких машин на скорости в несколько сот метров в секунду.

Экспертный бортовой компьютер «Рыси», скорее всего, компенсировал неизбежные задержки в изображении, а задержки, по мере того как дроны меняли ускорение, тоже менялись по длительности. И все-таки картинка Марксу не нравилась.

Синестезическое поле зрения подрагивало. Нет, не то чтобы дергалась рамка вмонтированной в шлем камеры. Изображение мерцало и плыло перед глазами, как бывает, когда после бессонной ночи смотришь на утреннее солнце. В поле обзора дрона-истребителя Маркс чувствовал себя словно с похмелья и не был уверен в реальности того, что представало перед его глазами. Он очень жалел о том, что не может использовать активные датчики, но если бы его разведчик выдал хоть самый короткий электромагнитный импульс в такой близости от крейсера, риксы обнаружили бы его за несколько секунд.

Маркс сглотнул подступивший к горлу ком. Его разведчик вертелся и кувыркался, приближаясь к крейсеру риксов. Он посмотрел, какова скорость вращения. Вот в чем было дело: период оборота дрона вокруг собственной оси совпадал с частотой дрожания рамки.

Маркс выругался. Ведь он нарочно раскрутил свой дрон-разведчик, чтобы тот казался «убитым», и вот теперь ему приходилось расплачиваться за это мерзопакостно мигающим полем вторичного зрения. С какой стати проклятый экспертный компьютер не компенсировал это мигание? А может быть, общие процессоры «Рыси» просто-напросто перегрелись?

А не рискнуть ли и не выправить ли полет «разведчика»? Пальнуть разок из реактивной дюзы – и все дела. Однако любая активность со стороны достаточно крупного дрона-«разведчика» могла привлечь внимание риксов, а этот дрон оставался единственным средством связи Маркса с передовой линией боя.

Маркс дал себе команду прекратить нытье. Как-то раз ему довелось дистанционно пилотировать кораблик размером с ноготь во время бушующего урагана, а в другой раз он напрочь утратил ощущение перспективы во время жаркого сражения на автожире. Тогда все данные поступали к нему с задержкой в полсекунды. Так что теперешнее подрагивающее поле зрения можно было пережить. Маркс постарался дышать в такт с мерцанием картинки и попытался забыть о противном ощущении под ложечкой.