На грани человечности (СИ)

   - Ты прав, Хью. Величайшая глупость. И всё же...

   Суламифь осеклась, опустив голову.

   И всё же - для нормального взросления цивилизации недостаточно одних лишь блестящих умов, доброй воли да бескорыстной радости открытий. Не менее необходимы всякому человечеству собственные ошибки - лучшие учителя. Величайшие глупости, если угодно, не меньшую роль играют, нежели величайшие достижения. Право именоваться Человеком и Человечеством - почётное, нелёгкое право - должно быть осознано. А значит - выстрадано.

   Чтобы научиться беречь мир - нужно изведать войны. Чтобы предпочесть в своём развитии эволюционный путь - необходимо пройти кровавое горнило революций. Чтобы оценить дар чистого воздуха - никак не миновать экологических катастроф. И чтобы наглядно убедиться, что всякое новое открытие есть великая ответственность - немало доведётся извратить прогрессивных идей, и то, что замышлялось во благо людям, обратить им во зло.

   Опыт - сын ошибок трудных; исторический опыт цивилизации - в наибольшей мере. "Так уж повелось с предавних пор"... от Начала Начал, ни много ни мало.

   И не ей, наблюдательнице, идти наперекор объективным историческим реалиям, - если только желает она добра подопечным. Ни одну войну, за исключением разве что ядерной, Конфедерация предотвращать не вправе. Если Истории угодно, юное человечество должно стать взрослее: на войну, на террор, на фашизм. Тут тысячу раз права Виальда фер Эксли.

   Эрихью ласково обнял землянку за плечи. И, благодарно улыбнувшись, она прильнула к его груди. Почему Костя, многознающий старший брат, так несправедлив к Хью? С какой чуткостью любимый способен поддержать в нужный момент её, гражданку Конфедерации, взрослую и мудрую. Почти всемогущую - и такую бессильную в своём всемогуществе.

   Последний луч заката скользнул по сторожевой башенке, брызнул в глаза багряным отсветом на доспехе дозорной.

6.

   - Итак, - со змеиным хладнокровием заключила преподобная матушка Бариола, - сёстры здесь штудируют трактаты Тэдью Иконоборца, и Барны Рэсской, и Канеша Тоушенского. Да с таким усердьем похвальным, что порою пропустят и час молитвы... Может статься, взамен Откровений они саги сарнийские распевают? Либо же - предаются ритуальным оргиям во славу меранских богов плодородия?

   Молодая матушка Алур, настоятельница Реватской прецептории, чувствовала себя едва ли уютней, нежели в обществе палача, в кресле "Миг Откровенья". Глава ордена налетела с инспекцией негаданно-неотвратимо, аки поветрие моровое - и теперь вовсю выказывала недовольство своей ставленницей.

   Очень сильное недовольство.

   Все мы немощны, ибо человеки суть. Сам Его Величество, король Льюрский, имеет фавориток с дюжину, и гарем из рабынь-язычниц; да и мальчишками-рабами отнюдь не гнушается. И сёстры аризианки - не в одной Реватской прецептории - почитывают "Ученье о Любви Животворящей", и песенки фривольные горланят, и предаются разврату, не больно оглядываясь на святую Аризию. Естественный ход вещей, и разумней всего - закрыть на него глаза.

   Многие и закрыли бы. Только не матушка Бариола.

   Вот она, сидит напротив, безмятежность во плоти; и каждое бесстрастное слово бьёт без промаха, и каждый взгляд - не взгляд, клинок беспощадный. И весь Реватский монастырь аризианок словно вытянулся в струнку в едином порыве, вслед за главой своей. По коридорам сёстры прошмыгивали на цыпочках, на плацу, напротив, рубились с удесятерённым рвением. Как знать: может, иные ожидали бури с упованьем тайным. Полетит-де голова настоятельницы, а свято место пусто не бывает - отчего бы и мне не покрасоваться на нём?!

   Коль не подыщет она сейчас же в своё оправданье истинно весомого довода...

   - Видит Первопророчица, - набожно возведя очи горе, тронула матушка Алур свой амулет, - иные из трудов сих богохульных уж и во Льюрском монастыре хожденье имеют. (Только поморщилась преподобная Бариола: может статься, раздражал её в собеседнице слишком явственный реватский акцент? или молодость непростительная?). Не лишне бы вам, святая мать, расспросить с пристрастием послушную дочь вашу Вайрику, в миру фер Ламбет...

   Есть. И её удар цели не миновал. Вспыхнул холодно серый взгляд-клинок; засветился интересом - и сменой гнева на милость.

   Что за счёты у преподобной Бариолы с полузнакомой сестрой Вайрикой - в подробности вдаваться излишне. Главное, свою выгоду извлечь. Довести главе ордена: рано-де списывать в расход Алур Реватскую.

   Ещё послужит она верой и правдой...

7.

   - ...Вот она, душа пиратская, и поверяла мне, как илагров гарпунила - во всех морях. А паче того, как у прибрежных лордов да купцов казну вытряхивала - во всех землях. Да всё к одному ведёт: Мизарен, милый, пойдём со мной на корабль! мол, набеги творить вместе будем, на илагров охотиться! пойдём, Мизарен, милый! "Мизарен" - стало быть, "Миста" по-нашему. Чудно.

   - Больше сарнийцам верь. Это на берегу они - "Мизарен да милый". Попади к ним на галеру - сразу разговор иной начнётся: слушай и повинуйся, раб мой, не то плетей схлопочешь!

   - Батюшка не раз с ними в плаванье ходил, и ничего.

   - То ж батюшка! Не чета иным желторотым...

   Бодрый сигнал рога взмыл над опушкой, без труда перекрыл весь царящий внизу шум да гам: похвальбу-сплетни-байки-пари. Отец Одольдо, устроитель охоты, видимо, сзывал запоздавших.

   Осень уверенно вступала в свои права, мостя дорогу зиме. С ночи спустился туман, плотный как дымовая завеса. Кто балагурит в десятке шагов, не слишком и разберёшь в промозглой мгле. Восходящее солнце боролось с нею отчаянно, но, похоже, безнадёжно. Земля была пегая от лоскутов первого инея.

   Гниль, не погода; но не отказываться же от потехи из-за пустяка. Лесные угодья эрихьюанцев далёко славились, и, как обычно, уважить батюшкину затею хлынула знатная молодёжь едва не со всех концов далуорского мира. И не только молодёжь.

   Трое держались наособицу, хотя балагурили наравне со всеми. Вернее, кто как. Пальма первенства принадлежала, несомненно, брату Мисте - душе любого общества, первому в ордене говоруну-шутнику. Лучший друг его Эрихью поддерживал беседу в меру сил. Суламифь - та всё больше прислушивалась да отмалчивалась.

   Вечный удел наблюдателя: глаза да уши держать пошире, рот поуже.

   - ...С рассветом глаза открыл - она, рядышком, всё ещё сном богатырским... Хватила лишку накануне, даром что сарнийка. Вполне можно было ей, сонной, косы расплести, потехи ради.

   - Можно, брат, да не нужно. Как пить дать, пробудилась бы вмиг, да за топор, да тебя в окрошку. Сарнийки таких шуточек не разумеют!

   Вот как, друзья-приятели. Переждали заминку - и всё о том же. О сарнийке велеречивой, грозе океанов и побережий. Вправду она, что ли, запала в душу балагуру Мисте? или он так, для красного словца, по обычаю своему?

   Тоже - отчасти - про охоту. На илагров. И на людей заодно - самый увлекательный вид охоты!

   А косы для сарнийки впрямь - святыня, не забава. Символ воинской чести и доблести. Только девочке решать, когда заплести косы - перед первой битвой своей. Только женщине решать, когда расплести косы - перед избранником своим. И только вдове решать, когда остричь косы - в знак траура, и удаления от ратных дел, и грядущего безбрачия...

   Нашла о чём думать, о сарнийках с их косами. Место да время самые подходящие. О другом совсем, о насущном позаботиться бы.

   Как сбалансировать на зыбкой грани между "легендой" и истиной. Как привести к общему знаменателю: честь аризианки - и честь конфедератки.

   Вовсе незачем убивать, советовал брат Костя. Главное - не победа, но участие. Притворное согласие; самоустранение в разгар свалки; не забыть развести руками в итоге... докосмическая дипломатия. И богу свечка, и чёрту кочерга.