Судный день Орбитсвиля

— Может и так…

Никлин взял ложку и задумчиво ткнул в бледно-зеленую массу ближайшего к нему стаканчика.

— Кто из нас теперь невежлив?

— Виноват.

Он безразлично отметил, что вовсе не чувствует себя виноватым. «Зинди, дорогая, почему бы тебе не оставить меня хоть на время в покое!» — с тоской подумал Никлин.

— Джим, я знаю, что с тобой происходит! — Зинди торжествующе улыбнулась перепачканными мороженым губами. — Да, я знаю, что угнетает нашего Джима!

— Вот как?

— Он влюбился! Бедняжка совершенно потерял голову от Дамы В Черном.

— Зинди, ешь свое мороженое и не болтай глупостей. — Никлин взглянул на нее с еще большим раздражением. — Ты несешь совершеннейший вздор!

— А вот и нет! Я за тобой наблюдала. — Зинди кинула в рот вишенку и, глядя на Джима, неторопливо принялась жевать. — У нее совсем неплохие буфера.

Никлин понимал, что ему следует немедленно отчитать Зинди за подобный лексикон, но после ее замечания, он почувствовал, что возбуждение вновь охватывает его. Только сейчас Никлин понял — несмотря на стройную, даже худощавую фигуру. Дани обладала крупной высокой грудью. А как она ему улыбнулась! Сам Джим старался улыбаться как можно реже, считая, что когда он улыбается, уголки губ поднимаются вверх, делая его похожим на деревенского дурачка. Так, во всяком случае, полагал сам Джим. Но у Дани улыбка была совсем иной — уголки губ у нее скорее иронично загибались вниз. Такую улыбку Никлин всегда считал признаком душевной зрелости и жизненного опыта. Интересно, как звучит ее фамилия? Никлин вздохнул. Не свидетельствует ли немного усталая тяжесть ее век и припухшая верхняя губа об усердных занятиях сексом? Может быть, даже с Кори Монтейном. Никлин читал, что руководители религиозных сект зачастую спят со своими наиболее привлекательными последовательницами. А может быть, в этой секте секс является частью религиозного ритуала. Может быть, Дани спит со всеми членами общины Монтейна?! Если это так, то и Никлин получит свою долю, даже если придется притвориться приверженцем их дурацкой религии.

Никлин почувствовал одновременно и острое физическое желание, и ревность, и протест. Он даже заерзал на месте от нетерпения. Ему необходимо быть сейчас с Дани, а не разыгрывать из себя заботливую няньку перед этой рано созревшей девчонкой, которая пиявкой присосалась к нему. Он с тоской посмотрел сквозь прозрачную штору, создававшую в кафе Чикли атмосферу уединенности. Вдали была видна городская площадь. Никлин попытался разглядеть Дани, но густая листва и снующие люди мешали что-либо увидеть.

— Джим, мне пришла в голову отличная мысль, — заявила Зинди. — Ведь тебе сейчас вовсе не хочется есть мороженое, не так ли?

— Пожалуй, что и так. Что-то настроение пропало.

— Ну, это еще мягко сказано. А что, если ты отдашь мне свое мороженое? Я с удовольствием съем и твой порцию, правда, на это уйдет несколько больше времени, — Зинди говорила сосредоточенно и серьезно, словно генерал, разрабатывающий план крупной операции, — а ты можешь пока смотаться на площадь и назначить свидание своей Даме В Черном. Ну как, что ты на это скажешь?

— Я… — Никлин с любовью, чуть ли не с поклонением взглянул на нее.

— Но как же ты, Зинди? Ты уверена, что с тобой все будет в порядке?

Зинди пожала плечами:

— Что может случиться со мной в кафе-мороженом?

Никлин встал, благодарно побарабанил пальцем по тулье ее шляпы и выскочил на улицу. По пути на площадь он вдруг понял, что в отсутствие Дани он вновь обрел свою проклятую застенчивость. Никлин совершенно не представлял, о чем и как говорить с ней, и — поразительно! — ему захотелось вернуться в кафе, к Зинди. Взглянув на небо, Никлин увидел, что край солнечного диска уже скрылся за очередной силовой линией. Совсем скоро наступит ночь, Джим надеялся, что под ее покровом к нему вернутся отвага и наглость, но к тому времени он обязан будет вернуться к Зинди.

Преодолевая мощные волны звуков, несущихся из динамиков, Никлин подошел к толпе. Монтейн все еще пугал собравшихся своими ужасными предостережениями, но его слова проходили мимо ушей Никлина. Джим трижды обошел толпу слушателей, белый шатер, грузовики и домики на колесиках. Дани нигде не было.

Испытывая одновременно горькое разочарование и невероятное облегчение, он решил вернуться, в кафе Чикли. Еще издалека Никлин отчетливо увидел Зинди, ярко освещенную только что зажженными в кафе лампами. Девочка сосредоточенно поглощала мороженое. Он улыбнулся при мысли о том, как приятно будет возвращаться с ней домой. Никлин будет рад ее ни к чему не обязывающему присутствию.

5

— Мы сегодня поработали совсем неплохо, — сказал Кори Монтейн, — гораздо лучше, чем обычно.

Он обращался к группе человек в сорок, состоявшей исключительно из его приверженцев. Слушатели одобрительно, но как-то не совсем уверенно загудели. Было довольно необычно, что Монтейн созвал общее собрание в столь поздний час. Все понимали — предстоит что-то серьезное. Собравшиеся сидели плотным кругом в углу шатра. Все входы были задернуты и застегнуты. Шатер освещала единственная лампа, висевшая под самым потолком и усугублявшая ощущение темноты в дальних углах огромной палатки. Атмосфера таинственности усиливалась тем, что Монтейн сидел в центре круга слушателей и говорил очень тихо, так, чтобы снаружи его нельзя было услышать, даже приложив ухо к брезентовой стене шатра.

— Мы собрали сегодня почти шестьсот орбов, — продолжал Монтейн. — Это вполне приличная сумма. Особенно по сравнению с нашими прежними заработками. Но теперь нам нужно гораздо больше денег, чем раньше. Гораздо больше.

Он замолчал и мрачно обвел слушателей глубокими темными глазами. Эти сидевшие перед ним мужчины и женщины так различались между собой, но он любил их всех. Некоторые, как, например, электротехник Петра Дэвис или старик Джок Крейг, присоединились к нему, предложив свое профессиональное мастерство, другие же пришли, ничего не имея за душой, кроме готовности делать все, что угодно. Но всех их объединяла вера в его миссию, преданность и доверие.

И вот настал час, когда эти качества должны быть проверены.

— Вы уже слышали сегодняшнюю новость — наш мир переместился в какую-то неизвестную часть пространства, в место, столь удаленное от прежнего, что астрономы не способны обнаружить даже Местную Систему — двадцать галактик, расположенных по соседству с нашей. Это событие — доказательство всего того, что я говорил людям последние шесть лет. Но как ни печально, люди по-прежнему не верят моим словам. Они, как и прежде, слепы.

Но мы-то не слепы. Мы знаем, что стальные челюсти дьявольского капкана дрогнули и вот-вот захлопнутся.

Я признаю, что все эти годы проявлял преступное благодушие. С начала переселения землян на Орбитсвиль прошло два столетия. Для человека это огромный срок, но для Бога и для дьявола лишь краткий, незаметный миг.

Двухсотлетний срок жизни на Орбитсвиле успокаивал меня, я утешал себя мыслью, что в нашем распоряжении еще много времени, гораздо больше, чем оказалось в действительности. Я начал свою миссионерскую деятельность, строя грандиозные планы; я мечтал собрать огромные средства и построить флот космических кораблей. Но деньги поступали медленно, гораздо медленнее, чем я думал. И я смирился с этим. Я уверял себя, что даже в самом худшем случае успею основать фонд и умру спокойно, сознавая, что рано или поздно армада космических кораблей устремится к новому Эдему, пускай даже без меня.

Монтейн горько улыбнулся.

— Но сегодняшняя новость изменила все. Она должна изменить и нас. Теперь я готов ограничиться одним кораблем, одним ковчегом, который сохранит семена для новой поросли человечества. Наш ковчег, наш космический корабль, должен быть построен как можно скорее. Может случиться так, что нам не хватит времени и мы не успеем завершить его строительство, но мы обязаны сделать эту попытку. Это наша единственная надежда обрести спасение, и поэтому мы должны напрячь все наши силы.