Парк 300 (СИ)

   В 2017 году его жизнь круто модифицировалась, внутренне и внешне. В то время, шесть лет назад, Герман Прилуцкий считал, что его приговорили, причем жестоко, необоснованно. Он проклял отца за бездействие, обозлился на страну, на Комитет и на все реформы, которые он проводил. Германа считали способным студентом, пророчили ему место в политике, в Комитете. Но изменения в системе образования вывели из себя молодого человека. Тогда он думал, что бросив учебу, сможет уйти от кошмарной участи - загреметь в Парк 300. Парень думал, что связи отца, его власть, деньги семьи - всё это спасет его от приговора. И косвенно Герман оказался прав, частично. Тогдашней реформе требовалась сила, боевая единица, люди, способные выполнить любой приказ, солдаты, лояльные к правительству и беспощадные к "нарушителям". Комитет активно набирал добровольцев в ряды нового подразделения сил внутренней охраны порядка. Многие приходили сами, хотели быть в армии, но не в проклятом федерацией городе. Герман прошёл все тесты, медосмотр, и ему, двадцатилетнему парню, не помышляющему о карьере военного, сообщили, точнее как бы спросили, не подразумевая услышать отрицательный ответ: "Вы не хотели бы участвовать в революционном проекте? Вы конечно знаете, что Передвижной Спец Отряд - это основа нашего иагизированной боевой единицы. Но мы хотим, чтобы вы согласились на нечто крайне интересное и, безусловно, небезопасное". Герман помнит этого седого старика в белом халате, который уговаривал его. Ученый осторожничал, будто беря каждое слово на язык и пробуя его на вкус. Гера тогда слушал его рассеянно, думал о своём, размышлял о том, что же будет дальше, как повернется его жизнь. Он не верил в благоприятный исход всей затеи с армией, иагизацией, службой. Более того, Герман считал, что инъекция анималоидов - это приговор, понижение статуса человека. Впрочем, тех, кого иагизировали, Герман за людей не считал. Часто в университетской среде он говорил: "Звери? Пфф, подумаешь. Были животными всю жизнь, теперь станут ими на деле. Что плохого?". Но, несмотря на свои убеждения, Герман сказал белоголовому врачу твёрдое и уверенное "да". Так он решил испытать себя, судьбу и нервы отца. "Говори всему да, и твоя жизнь наладится", - вспомнилось тогда Герману. Где это слышал или читал - парень не помнил, да и не важным ему казалось тогда такое простое и продуктивное рассуждение. Не существенным, но принципиальным. Как ребенок упрямится, упершись своим бескомпромиссным рогом девственного убеждения, так же Герман считал, что движется в правильном направлении. И не важен предполагаемый финиш: тупик или трамплин. Жизнь есть бег. Пусть за мечтой или счастьем, это тоже не особо важно.

   "Да!". - ответил Герман ученому старику, и тот кивнул своей маленькой головкой, что-то прошептал и удалился. Разговор проходил в индивидуальном отсеке для отдыха, такие предоставлялись кадетам на время вступительных испытаний. После этого короткого утвердительного слова Герману пришлось пройти процесс иагизации, затем ряд утомительных операций на своём теле. Как утверждали медики, они нужны для стабилизации работы анималоидов в экстренных ситуациях. Всего шесть операций. После четвёртой Герман стал замечать изменения в своём организме: скорость бега и реакция увеличились втрое, мозговая деятельность давалась с меньшим трудом, чем раньше. Правда часто болела голова, но Герман списывал мигрень на перегрузки и усталость. Однако и чувствовать Герман стал себя лучше, был свеж и активен. Сила, физическая, заточенная в мускулатуре, даже она прибавилась. Пятая операция прошла быстро. У Германа создалось впечатление странное и гнетущее, казалось, будто медики вкрутили последние гайки в его модифицированное тело, отладили работу органов, отрегулировали механизмы. Герман Прилуцкий подписал контракт. По нему "волшебники" из НИИ "Нигма" колдовали над его организмом столько, сколько считали нужным, а он взамен получал солидную сумму энгов - двести тысяч в квартал. Потому Герман не задавал лишних вопросов, просто выполнял задания биометриков, физиологов, диетологов, больше спал, меньше переживал и сомневался. Иногда он слышал, как между собой шепчутся ребята из обслуги "Нигмы", говорят о нем, но что именно - понять не удавалось. Спустя год, когда все исследования и медицинские процедуры были закончены, к Герману в отсек заявился Ролло Кинг, статный офицер Вооруженных Сил Объединённой Федерации, полковник штурмовых войск, и спросил так мягко, без малейшего намека на уставные отношения.

   -Ты как, парниша?

   Гера растерялся. Он знал о Ролло Кинге лишь из новостных сводок, когда сообщали об очередном вооруженном конфликте. Кинг считался специалистом в вопросах внешних боевых действий. Но как раз в 2018 году о нём резко забыли. Не упоминали СМИ, не говорили на митингах, только на улицах, в разговоре прохожих порой вспоминалось его имя, как считали люди, дискредитированное и несправедливо забытое.

   -Нормально, товарищ полковник! Ах, ты ж... отлично, товарищ полковник! - Герман покраснел, отдавая честь к пустой голове, его смущение позабавило Кинга.

   -Шапку хоть надень, так не положено приветствовать, - усмехнулся Ролло, - а ты молодец, бравый, как говорится. Высокий, крепкий, не дурак еще, небось?

   -Никак нет, товарищ полковник!

   -Вольно, сядь парниша. Знаешь меня, да? Приятно, что старика знают, - и он снова показал свои некрасивые, крупные, но крепкие зубы. Такими резцами в пору грызть канаты.

   -Скоро вместе работать будем. Ты и твои собратья, что ли, хех.

   -Это честь для меня, товарищ генерал, вытянулся по струнке Герман.

   -О,оу,у, тише, тише. Расслабься, парень. Герман, да? Сначала КМБ, потом попробуем что-нибудь придумать. Угу, - Кинг по-отечески, тепло подмигнул волновавшемуся юнцу и, похлопав его по плечу, вышел из отсека.

   Роллу Кингу в 2018 году исполнилось сорок семь лет, но он часто называл себя стариком, выглядел, наверно, так, по-стариковски: с седой бородкой и усами, исхлестанное ветром лицо и тяжелые, как туша спящего слона, глаза. Герман часто вспоминал эту встречу, она убаюкивала его мысли, воспоминания о ней подстёгивали его в минуты лени и отчаяния. Сильнейшее впечатление произвёл на молодого Геру тогдашний широкоплечий и басистый Ролло Кинг. И парень запомнил его именно таким, несмотря на множество других, не менее ярких поводов для фотографии в памяти.

   -Собираешься? - спросила девушка, не обернувшись. Она смотрела на Микки, резвящегося на экране.

   -Да. Пора. Ты сейчас пойдешь или оставить ключ?

   -Можно я поживу у тебя недельку, может две. Ты ведь не против?

   -Нет. Живи. Меня всё равно долго не будет здесь.

   Девушка вскочила с кровати и кинулась в объятия Германа. Она плакала, но не горько, не навзрыд, а тонко и, как будто выступая в театре. Но она не играла. Слёзы, искренние и соленые, как у всех, падали на мягкий ковёр, в котором тонули её босые ступни.

   -Снова три месяца. Долгие три месяца тебя не будет рядом. Я не смогу!

   -Я пойму, если не сможешь. Правда.

   -Тебе всё равно? Ты меня бросаешь и корчишь из себя хладнокровную, циничную скотину! Ты - урод, Гера! И имя у тебя бабское! Гадина! - девушка оттолкнула его, кинулась на кровать, уселась в позе лотоса и снова уперлась глазами в ТВ, изредка смахивая слезы со щеки.

   -Потерпи. Надеюсь, всё изменится, - Гера говорил там же, где стоял, не подойдя к девушке.

   -Ты не хочешь этого, Герман, не хочешь! Так зачем же обманывать меня? Скажи ты просто - "проваливай отсюда, дорогая, мы с тобой потрахались, развлеклись, мне было хорошо, а теперь вали!" почему так не скажешь? Просто ведь, легко ведь, зараза!

   -Но это не так.

   -Так, так, так! И никак иначе! Скоро новый год, а ты меня бросаешь! Снова бросаешь!

   -Я опаздываю. Мне пора. Нужно идти.