Нейтринная гонка

Своим уникальным душевным равновесием и соответственно работоспособностью Лукас был обязан исключительно тому факту, что избрал стезю науки еще в юном возрасте. Когда его постигло чудесное обращение в веру — это произошло прохладным осенним днем; Лукас задумчиво прогуливался по университетскому городку и узрел голубицу, усевшуюся на церковный шпиль, — молодой человек не испытал никакого душевного разлада. Новообретенная вера никоим образом не вступила в противоречие с его практической деятельностью математика-теоретика или научными амбициями.

А занимался Лукас красотой самого абстрактного рода математики. Она была абсолютно лишена практического подтекста, не имела отношения к устройству вселенной и потому не давала даже потенциального повода к конфликту с дарованной ему Церковью мудростью. Другие, менее утонченные научные дисциплины, конечно же, использовали математику для реализации и разъяснения своих открытий, до известной степени оскверняя тем самым славное наследие Пифагора и Евклида. Например, Лукас не стал бы отрицать знаменитое высказывание о том, что простенькое уравнение подкрепляется бескомпромиссной реальностью атомной бомбы. Однако признать это сродни утверждению о том, что из тех же славных слов, что вышли из-под пера, скажем, Клайва С. Льюиса, можно составить инструкцию по сборке садовых качелей.

Осчастливленный божественным осмыслением своей учебной дисциплины, Лукас получал огромное удовольствие от легкости вероисповедания, которую не могли — он был в этом стопроцентно уверен — испытывать другие ученые. Ежедневно с чистой совестью и безмятежной душой он посещал мессу. В церкви своего прихода, расположенной неподалеку от места его работы — прихожанами были главным образом иммигранты испанского происхождения, с которыми Лукас обменялся едва ли парой слов, — ему удавалось испытывать непринужденные и ничем не запятнанные отношения с Богом, которого он в душе считал Верховным Математиком.

Лукас Летьюлип с искренним сочувствием относился к своим коллегам. Он ежедневно молился о том, чтобы когда-нибудь им посчастливилось постичь неограниченную славу математики.

— Боже милостивый, прошу тебя, позволь моим насмешникам-коллегам узреть трансцендентальную славу Твоего наивысшего математического Святого Духа!..

Правда, несмотря на глубокую веру, на самом деле Лукас не ожидал, что в один прекрасный день Всевышний его услышит и отзовется на мольбу.

По какой-то Своей Собственной необъяснимой причине именно в некий иллюзорный миг вечного Данного Момента, полностью занимающего Небеса от одного безграничного края до другого, Господь Бог решил явить себя миру в облике секвойи, притом самой большой из всех, которые когда — либо росли на нашей грешной земле. Крона исполинского древа, олицетворявшая неподдающийся описанию Лик Творца, терялась где-то высоко в небесах — или даже галактиках? — и ее никак не могли лицезреть две крохотные человеческие фигурки, что стояли у узловатого основания, уходящего корнями… нет, не в почву! — а в саму суть божественного гиперсуществования.

Несмотря на неподдающееся измерению расстояние, отделявшее эти две человеческие фигурки и незримую листву Бога-дерева — с Кроны которого, как с Неопалимой Купины, и должен был донестись божий Глас, — слова Творца Всего Сущего четко доносились до мужчины и женщины, стоявших у подножия Дерева.

— Должен ли я отправить вас обоих в Дома ваши или же вы немедленно прекратите спор?

Темноглазая женщина продолжала сердито смотреть на мужчину, отвечавшего ей столь же неприязненным взглядом пронзительно-голубых глаз. Их неприязнь казалась твердой как камень до тех пор, пока земля угрожающе не качнулась под их босыми ногами — недвусмысленный намек на то, что Господь ими недоволен. Лишь тогда напряжение и гнев исчезли из поз мужчины и женщины, и они слегка отодвинулись друг от друга, сделав вид, что поправляют белые одежды или рассматривают неизменный ковер первичной материи, на котором стояли.

— Так-то лучше, — похвалил Господь. — Вот теперь вы ведете себя как истинные святые угодники.

Молодая женщина встряхнула черными волнистыми волосами и улыбнулась, отчего лицо ее с грубоватыми чертами типичной представительницы средиземноморской расы приняло несколько встревоженное выражение. Длинное бархатное одеяние не могло скрыть ее довольно привлекательную фигуру.

— Некоторые из нас до сих пор не могут забыть об унижениях, которым подвергались в земной жизни. А вот те, кто помыкал крестьянами там, на Земле, после канонизации, похоже, сделались еще более высокомерными.

Глаза мужчины — по возрасту он был старше женщины — под кустистыми бровями угрожающе вспыхнули. Великолепная, почти ассирийская бородка дернулась как живая.

— Ты, упрямая дщерь Евы! Непослушная своему смертному отцу при жизни, ты продолжаешь непочтительно вести себя по отношению к Отцу Вечному и после смерти!

— Диоскур, мой земной отец — напоминаю тебе на случай, если ты забыл об этом, Губерт, — был презренным язычником, который обезглавил свою набожную христианку-дочь! Как же я могу почитать такого отца?!

— Ты намеренно искажаешь смысл моих слов, Варвара! Я просто хочу доказать надлежащую связь между повелением и послушанием…

— Потому что ты происходишь из рода королей Тулузы! И потому что когда-то был епископом!

— И что? Я горжусь тем, что был епископом Маастрихтским и Льежским!

— Конечно, какой важный пункт биографии!.. Но ведь ты когда-то был еще и женат, не забывай об этом!

Святой Губерт нервно закашлялся.

— В мое время Церковь иначе смотрела на такие вещи…

Святая Варвара с победным видом сложила на груди руки.

— А я все еще девственна. Я девственница и мученица!

— А меня учил сам святой Ламберт! — возразил ей святой Губерт, не в силах подавить в себе гордыню.

— А я постигала премудрость у колен самого Оригена! — фыркнула Варвара.

— Мне было видение — крест между рогов оленя, за которым я охотился!

— Я божественным образом перенеслась из темницы на вершину горы!

— Будучи епископом, я обратил в истинную веру всю Бельгию!

— Я была в числе четырнадцати святых угодников! Наверное, и ты мне когда-то молился!

— Ты… ты… заносчивая соплячка!

— Кто, я? Я?! Да я родилась за четыре сотни лет до тебя!

— А где доказательства? Ни одного документального свидетельства твоего истинного существования! Да ты обычный миф!

— Миф?! Ты, старый похотливый козел, я тебе покажу, как пахнут носки мифической святой угодницы!..

— ДОВОЛЬНО!

Грохочущий голос Господа Бога заставил святых застыть на месте. Пристыженные, они стали смиренно внимать Его речам.

— Послушайте, Я вызвал вас предстать пред Ликом Моим, чтобы вы выполнили Мое новое повеление. Хотя, с другой стороны, ты, Варвара, снова проявляешь назойливость. Зачем ты требуешь Моего Внимания?

Варвара обиженно засопела носом, как разозленный подросток.

— Это несправедливо. Мы с ним оба покровители математиков, а Вы всегда даете лучшие задания ему. Простите меня, Отец Небесный, но выходит, что даже Небо допускает дискриминацию в отношении нас, дочерей божьих.

Ствол секвойи нервически вздрогнул.

— Прошу тебя, святая Варвара, не поднимай больше этот щекотливый вопрос. Я целое земное столетие потратил на то, чтобы отыскать способ устранить сей явный перевес мужчин в лоне Моей Церкви, и потому не желаю, чтобы Дела Мои подверглись поспешным обвинениям. Одних только воплощений Девы Марии сколько я благословил за нынешний год?.. Но с чего это Я пытаюсь тебя ублажить? Мне незачем оправдывать Дела Мои — это одна из Моих любимых привилегий. Поведайте же Мне теперь, какие у вас имеются возражения по поводу вашего последнего задания?

Святая Варвара положила руки себе на бедра.

— Я несколько лет наблюдаю за этим человеком. Меня уже мутит от одного его вида. Мне нужно что-то новенькое.

Господь Бог немного помедлил, как будто сверялся с записями.