Панктаун

Но это к лучшему, заверил ее доктор, к которому ей все-таки пришлось обратиться. Она должна была начать жизнь заново, оставить все кошмары позади. Хотя извлек их из ее разума именно он. Нападение было аккуратно и точно выжжено у нее из памяти. Оно было выжжено из целой череды последовавших за инцидентом мыслей, незаметно выявленных комплексным сканированием мозга. Не осталось даже воспоминаний о полученных физических увечьях, ведь из них она могла выяснить, как ее насиловали.

Она снова стояла в халате у окна, снова с чаем, и наблюдала за тем, как дождь стекает по окну. Со стороны торгового центра просвистел экипаж, и искры озарили фасад дома напротив. Манекен пялился на нее. Его шипы казались еще чернее на фоне высвеченной — почти сияющей — плоти. Затем призрак исчез, и Коль отступила от окна, задернув шторы. Поставив чашку на стол, она распахнула халат и посмотрела на свое тело. Гладкое, белое. Единственным шрамом было маленькое аккуратное углубление ее пупка, похожее на глубокий прокол. Что сделали с ней те люди? Как сильно ее пришлось восстанавливать?

Джаз играл почти неслышно. Коль продолжила свое чаепитие и вернулась в ванную, где зеркало уже обретало былую ясность. Ее отражение разглядывало ее. Влажные спутанные волосы, окрашенные в темно-красный… густой черный макияж, который она предпочитала, смыт, а потому глаза выглядят словно голыми — слабыми и угасшими. Почему ей нравилось красить волосы и пользоваться темно-коричневой помадой? Может, такой ее любил муж, находил это привлекательным? Никаких воспоминаний о нем не осталось, но могло ведь быть, что сканирование и выжигание все же оставили следы, ведущие к их отношениям? Мог ли ей нравиться какой-то кинорежиссер по той причине, что с его работами ее познакомил муж? Мог ли звучащий сейчас джаз проигрываться с чипа, который купил ей он? Она попыталась припомнить покупку этого конкретного чипа и обнаружила, что не может.

Мимо снова пролетел экипаж, и мрак озарился. Затем, подобно векам, опустилась тьма.

— Обожаю здешний запах, — сказал клиент. Коль готовила его мокко со взбитыми сливками, стоя к нему спиной, но почувствовала улыбку в его голосе. Она поставила перед ним кофе и выбила чек. Он вывалил всю свою мелочь в кружку для чаевых, словно пытаясь ее впечатлить. — Тот еще вечерок для торговли, правда? Все сидят по домам и смотрят игру…

— Игру? — без интереса спросила Коль.

— Не берите в голову. — Мужчина засмеялся. — Меня все это тоже не интересует. Уж лучше почитать. — Он приподнял пакет из книжного магазина чуть дальше по проходу. — Вам нравятся книги?

Коль отвела с лица выбившуюся прядь волос и тут же пожалела об этом, потому что мужчина мог расценить этот жест как флирт:

— Я читаю в сети, — любезно ответила она.

— Эх… так не почувствуешь запаха бумаги. И не окунешься в ванну с…

— Почему же, у меня есть головная гарнитура, — но она пожалела о том, что вступила в обсуждение своей частной жизни. Тем более в обсуждение занятий, при которых она была голой. К счастью, в кофейню зашла новая клиентка и принялась разглядывать пакеты со свежими бобами. Коль всей душой желала, чтобы она поторопилась и подошла к стойке.

— Ладно, — вздохнул молодой человек, взяв свой кофе. — Самое время двигаться домой, пока не закончилась игра и пьяницы не повылезали из баров, верно? Вы уж сегодня поосторожнее…

— Спасибо, — сказала Коль. Каждый вечер, покидая центр и дожидаясь экипажа, она была осторожна. Она купила себе очки ночного видения, выглядевшие как обычные солнечные очки, а в сумочке носила маленький пистолет.

Коль смотрела на то, как мужчина уходит, и чувствовала легкое удивление оттого, что он забросил свой флирт, так и не пригласив ее куда-нибудь. Постеснялся ли он новой клиентки или же у него вообще не было намерения куда-то ее приглашать? Или даже флиртовать — может, он просто хотел быть дружелюбным. Коль с удивлением осознала, что хотя минуту назад ее и возмущали его ухаживания, сейчас она чувствовала себя слегка разочарованной. Он был привлекательным мужчиной. Определенно умным. Возможно, чувствительным.

Но если ее привлекали эти качества, разве не был таким ее муж? А он, должно быть, по прошествии времени проявил свою темную сторону. Может, он ей изменял или стал алкоголиком. Бил ее. Даже насиловал. Должно быть, он причинял ей много страданий, если она вернулась к своему доктору и заплатила за уничтожение всех воспоминаний о своем муже. После того как развелась с ним. После того как выбросила все его фотографии и съемки с его участием. После того как сменила имя и перебралась в новый район, где иммигранты-инопланетяне ее не тревожили. Не находили ее привлекательной даже с красными волосами и коричневыми губами.

Коль даже почувствовала себя оскорбленной, обиженной на то, что мужчина потерял к ней интерес, которого, может, и вообще не было. Но это, без сомнений, было к лучшему.

Через час она закрыла кофейню на ночь и присела с журналом на скамью в главном холле. Мимо проходила группа подростков, которые разглядывали ее, издавая при этом чмокающие звуки. Не прекращая чтение, Коль запустила одну руку в сумочку, но мимо прогрохотал помятый и покрытый граффити робот-охранник и покатился за мальчишками, подгоняя их вперед. Она убрала руку со ставшей скользкой рукояти пистолета.

Хотя и с опозданием, но сестра все-таки появилась. Ее Терр, такая красивая, с густыми черными бровями и головой идеальной формы, выбритой до темной щетины. Она легко поцеловала Коль, и они пошли к выходу из полузакрытого торгового центра.

— Предательница, — сказала Коль, указав кивком на стакан с кофе марки не ее кофейни у Терр в руке.

— Прости, не смогла дотерпеть…

Коль поинтересовалась у сестры о ее свадебных планах. Ее жених был, похоже, вполне достойным мужчиной — привлекательным, чувствительным, артистичным. Коль беспокоилась о Терр, но боялась хоть как-то омрачить ее восторг. Ей просто хотелось, чтобы сестра знала его чуть дольше.

— Как дела у тебя? — спросила Терр в ответ по дороге к ресторану, где они планировали поужинать и пропустить пару стаканчиков чего-нибудь спиртного.

Коль не отрываясь смотрела на ночной город за ветровым стеклом. Некоторые здания были так черны, словно в них вообще не было окон, будто гранитные обелиски. Другие были освещены ярче, но ничуть не теплее. Один из огромных зубчатых храмов тиккихотто, возведенный из синего камня и подсвеченный синими прожекторами, особенно поразил Коль своим одиночеством. Некоторые местные журналисты писали о Панктауне как о чудесной смеси культур, как о восхитительном плавильном тигле этносов. Коль же чувствовала, что здания представляли собой не богатое многообразие, но тихую какофонию, дисгармоничную по причине того, что множеству непохожих друг на друга пришельцев приходилось существовать плечом к плечу.

— Терр, — спросила она блеклым голосом, — тебе нравился мой муж?

— Черт возьми, Коль! — сказала Терр. — Дьявол подери!

— Что?

— Хочешь, чтобы мы попали в аварию? — Терр взяла себя в руки, сконцентрировались на дороге. — Ты же знаешь, что я не могу о нем говорить. Ты просила меня никогда не говорить о нем… и о той ночи! Ты хорошо заплатила за проделанную над собой работу. С какой стати тебе вообще захотелось это знать?

— Я не знаю, это просто… это беспокоит меня… иногда.

— Это беспокоило тебя, когда ты знала. Потому ты и захотела забыть. Сперва изнасилование, потом его. Ты страдала и поэтому захотела избавиться от боли. Сейчас ты снова обретаешь жизнь, так что не оглядывайся.

— Мне просто иногда любопытно. Разве может быть иначе? Живет ли он все еще в городе? Спрашивал ли он тебя когда-нибудь, где я? Обижал ли он меня… физически?

— Коль, заткнись. Я просто держу то обещание, которое ты заставила меня дать раньше, так что заткнись.

— Всего одно слово, Терр. Пожалуйста. Он обижал меня? Физически?

Терр промолчала, покачала головой.

— Пожалуйста, Терр. Всего одно слово.