Теневые игры

Часть первая

ПРЕЛЮДИЯ К ВОЙНЕ

ГЛАВА 1

9 ноября 2053 года, 20.25

Слай откинулась в кресле. Декер, по имени Луис, лицо которого заполняло чуть не весь экран телекома, только что закончил свою историю. Голос его был совершенно бесцветным, лицо не отражало никаких эмоций. Но что-то в облике декера говорило Слай, насколько вывела его из равновесия эта картина — декер, погибающий во льду.

«А кто бы остался спокоен?» — подумала она. Влететь в черный лед и погибнуть — страшная реальность мира декеров. Всякий раз, когда декер включает свой мозг в сеть и подключается к всемирной компьютерной Матрице, он рискует натолкнуться на защитную программу, которая окажется сильнее его. Рискует, что его мозг будет выжжен — выгорит, как говорится на жаргоне декеров, — или попадет в убийственную обратную биосвязь. Это в порядке вещей — не больше риска, чем у мага, сталкивающегося с могущественным духом, или уличного самурая, охраняющего важную персону. Среди декеров считалось дурным тоном говорить о льде, разве что обсуждая технические детали, или рассказывая военные истории, или хвастаясь хорошей добычей. И не важно, что Слай больше не декер. Протокол никогда не нарушался. То, что Луис рассказывал о гибели серебряного мальчика так подробно, лишь подтверждало, насколько он был потрясен.

И конечно, Слай понимала почему. Для большинства декеров смерть во льду была чем-то, происходящим «за кулисами». Влипни кто в лед — и он уже не сможет никому рассказать об этом. А если из кого-то другого сделают отбивную — ну что ж: декер — это профессия одиночек, и вы узнаете о его смерти лишь потом, когда окажется, что Джо Чмо давно не встречали в его излюбленных местах. Но видеть, как это происходит в действительности, и знать, что ничем нельзя помочь… Слай передернуло. Она притерпелась к наиболее уродливым чертам жизни и смерти в этом мире, но видеть значок декера в щупальцах черного льда — это потрясло бы и ее.

Шерон Луиза Янг — уличная кличка «Слай» [3] — тщательно следила, чтобы ее лицо оставалось бесстрастным. Показывать свою слабость не входило в протокол, особенно при разговоре с человеком, нанятым для выполнения работы, и, наверное, не в последний раз. Частью игры, под названием «мистер Джонсон» — так называли тех, кто нанимал таких, как Слай, для выполнения теневых операций, — было сохранение бесстрастного выражения лица. (Конечно, это не всегда получалось, но всегда было желательным.) Слай повернулась в кресле, стараясь устроиться поудобнее, и почувствовала легкий укол в спине.

Она быстро убрала с лица тень досады. Слай знала, что уже не так молода, но почему тело напоминает об этом гнусном факте? Она сохраняла свое стройное худощавое тело в хорошей форме, ежедневными упражнениями поддерживая тонус мышц. Слай была еще сильна, сильнее, чем когда либо, — по крайней мере, убеждала себя в этом. Но все же ничего не попишешь — ей уже тридцать три, нет, уже тридцать четыре, день рождения был две недели тому назад. После усердных тренировок или особо напряженных вылазок все чаще болела спина. И левое колено, поврежденное несколько лет назад, когда пришлось искать кратчайший выход на улицу через окно третьего этажа, начало побаливать к дождю. А дождь, конечно, почти не перестает в этом чертовом Сиэтле. Честно говоря, Слай за пятнадцать лет не потеряла быстроту реакции, а накопленный опыт прибавил ей профессионализма, но после вылазок она все дольше приходила в себя.

Она знала, что все еще привлекательна. Темные волосы, смуглая кожа, высокие скулы достались ей в наследство от дедушки, индейца из племени нутка. А ярко-зеленые глаза — тут сказалась ирландская кровь «мужского биологического донора». (Даже про себя Слай отказывалась называть этого чертова ублюдка отцом.) Слай понимала, что ее экзотическая внешность производит впечатление на мужчин, и множество взглядов убеждали ее: она красива. Конечно, она получила свою долю шрамов. В этой профессии без них не обойтись. Однако большую часть шрамов можно было скрыть под одеждой. Лишь одна метка осталась на лице — короткий белый шрам, рассекавший правую бровь, но он не портил ее….

Слай спохватилась. Сентиментальные воспоминания — пустая трата времени. Сначала работа, потом суета.

Декер Луис смотрел на нее с экрана и ждал.

— Так ты раздобыл данные на Моргенштерн? — спросила Слай.

— Я ведь сказал, что все в порядке, разве ты не слышала?

Слай не любила Луиса. Ее раздражали не только его манеры, но и наружность. У декера было хромосомное нарушение — трисомия-11. Из-за случайного дефекта при делении клеток либо сперма его отца, либо яйцеклетка матери имели две копии хромосомы-11, а не одну, как обычно, а это означало, что в зиготе — оплодотворенном яйце, которое должно было превратиться в Луиса, — имелись три копии хромосомы-11, а не стандартные две. Трисомия-11 была редким, но хорошо изученным генетическим отклонением, которое вело к определенным физическим недостаткам: замедленному росту, слабой сердечно-сосудистой системе, ограниченной координации движений и наружности, которая была неприятна Слай. Луис напоминал ей человекообразного слизняка.

Результатом трисомии была и умственная отсталость. Обычно мозг больного трисомией-11 был не способен выделять важные факторы окружающей среды — улавливать «сигналы», на которых необходимо сконцентрировать внимание личности, из фонового «шума», обрушивающегося на органы чувств. Как правило, это приводило к задержке умственного развития жертвы болезни на уровне новорожденного младенца.

Чего, конечно, не случилось с Луисом. Его родители, невероятные богатеи, узнали о генетическом недостатке сына еще до рождения, и решили проблему единственным известным им способом — засыпав ее деньгами.

Почти сразу же после рождения Луиса, задолго до того, как ткани его младенческого черепа приобрели консистенцию нормальной кости, они имплантировали в детский мозг крошечное гнездо соединителя для линии данных. Специалисты подключили этот соединитель к сложной компьютерной системе, которая создавала для мозга Луиса виртуальную реальность — похожую, но отличную от иллюзорной «жизни» в Матрице. Компьютеры «воспринимали» мир через микрофоны и тридео-камеры и на уровне электроники решали проблемы рассеяния внимания и выделения «сигналов» из «шумов», с которыми не мог справиться собственный мозг Луиса. С помощью электроники Луис избежал умственной неполноценности, обычной для других больных трисомией-11. Его мозг развивался даже быстрее, чем у нормальных сверстников.

Одно время, лет восемнадцать тому назад, Луис стал любимцем средств массовой информации. Тридео показывало его по нескольким программам; исследователи опубликовали дюжины статей о его развитии и связанных с ним философских вопросах. Большинство людей, видевших эти шоу или пролиставших литературу, не поняли толком, что происходит. При частом пересказе истории Луиса в бульварных новостях факты искажались, и скоро они превратились в разновидность городского мифа: «ребенок, выросший в Матрице». (Действительно, до Слай доходили слухи о детях, выросших в Матрице. Но, строго говоря, Луис к ним не относился.)

Наконец Луис вырос и смог работать в реальной Матрице, развившей его навыки декера. Однако и здесь он оставался трисомиком-11. Без чрезвычайного медицинского вмешательства, снова оплаченного родителями, сердце Луиса износилось бы, а вся сердечно-сосудистая система сколлапсировала бы еще до того, как ему стукнуло пятнадцать. Луис до сих пор нуждался в помощи компьютера (сейчас имплантированного прямо в его маленький череп) для правильной фокусировки внимания. А его единственная связь с внешним миром осуществлялась через большие очки с вмонтированными миниатюрными видеокамерами и стереомикрофонами, которые он носил на своем плоском лице и подключал к соединительному гнезду. Физически Луис был почти полным инвалидом. Вся его жизнь проходила в специально разработанном кресле-каталке, которым он управлял мысленными сигналами с помощью специального устройства.