Падшие ангелы Мультиверсума

Меньше чем через неделю вывеска над ними менялась на какой-нибудь пункт по наладке кибернетических протезов.

С «Молоком» никогда не происходило ничего подобного, вот что было удивительно. Регулярные одно время облавы завершались ничем – дюжина наглотавшихся «джампа» тинейджеров и торговцев нелегальным мнемософтом. Слишком мало для серьезных санкций. А «Молоку» подобные безуспешные рейды служили дополнительной рекламой.

Если что-то серьезное происходило в окрестностях клуба, то за его стенами. Пара неизменных охранников у входа пожимали плечами в ответ на расспросы. «Понятия не имеем о том, что случилось. У нас приличное заведение».

А еще это был единственный в городе дневной клуб. Он открывался ровно в пять часов утра и работал до полуночи, каждый день, без выходных. Разве это нельзя было назвать удивительным?

Антон кивнул охраннику справа, ответившему ему прозрачным взглядом без малейшего проблеска интереса. Его челюсти равномерно двигались, перемалывая розовую пластинку гормонального стимулятора. Безмозглая гора наращенных мышц, синаптических акселераторов и усиленных текстолитом костей, с треском натянувшая на себя черный костюм. Глаз его напарника вообще не было видно, их скрывала узкая зеркальная плоскость головного дисплея медиаприставки. Губы охранника шевелились, вторя неслышной постороннему уху песне. «Никто, никто, никто не любит тебя-а-а-а», – беззвучно пропел он, когда Антон, шагнув сквозь подсвеченную завесу из застывших в А-поле водяных капель, оказался внутри клуба.

Давление. Растущее давление на барабанные перепонки – ты погружаешься под воду. Кости черепа мелко вибрируют, добавляя неудобства, и в такт им вздрагивают зеркальные стены.

Это музыка.

Острые красные иглы, нанизывающие твои глазные яблоки, щекочущие твои зрительные нервы. Ползающие по телу разноцветные пятна. Белые водопады, обжигающие сетчатку.

Это свет,

Извивающиеся тела, полуголые, блестящие от пота и кондиционирующей пленки. На коже хаотично изменяющаяся вязь анимированных татуировок, как стая обезумевших иероглифов. Те, кто в одежде, выглядят еще больше обнаженными; прозрачные и имитирующие кожу ткани – мода этого сезона. Лица искажены макияжем, причудами косметических хирургов и повышенным содержанием эндорфина в крови. Движения рук и ног подчинены общему ритму дисгармонии. Разделенные на фазы белыми вспышками стробоскопа, они напоминают судорожные сокращения лягушачьей лапки, через которую пропущен ток. Время от времени кто-то падает и корчится в эпилептическом припадке, а стоящие вокруг отбивают ладонями такт неслышных ударов головы об пол.

Это танец.

А теперь собери все это вместе, сожми в кулаке так, чтобы жарко потекло сквозь пальцы. И швырни с размаху этот раздавленный комок плоти вниз. Туда, где, скрыв глаза за темными очками (овальные стекла, оправа тонкая, как гнутая титановая спица), раздвигая плечом беснующихся посетителей, Антон продвигается к известной ему цели.

Это танцпол клуба «Молоко», и веселье здесь в самом разгаре.

Новый трек обрушился пульсирующим грохотом, тягучим электронным воплем. Гибкое тело, на ощупь женское, но пахнущее самцом, прижалось к Антону. Чужая рука уверенно зашарила у него в паху. Он болезненно отпихнулся локтем. Шагнул вперед, явственно ощущая собственное возбуждение, подчинившийся мелодии ускоренный ток крови, медный привкус во рту. Психотропная музыка, самый безопасный из современных наркотиков, и «Похоть», самый модный трек этой зимы, – давай же! расслабься! дай волю инстинктам! Дай! Дай! Дай!

Те, кто не желал расслабляться, прибегали к различным методикам психической самообороны. Антон предпочитал традиционный и незамысловатый арсенал современных йогов – дыхание, концентрация, самоконтроль, его пульс не превысил восьмидесяти, вдохи и выдохи равномерно следовали один за другим. Мысленно он сосредоточился на образе плывущего по течению куска льда, серого, холодного и равнодушного. В конце концов течение вынесло его на противоположный берег танцпола, к незаметной двери в служебные помещения.

Охранник, эффектно затянутый в черный латекс и имитат красной кожи, уперся в грудь Антона ладонью и вопросительно приподнял тонко выщипанную бровь. Не стараясь перекричать музыку, Антон ткнул пальцем в потолок, в темноту между подвесными опорами для прожекторов и динамиков.

Охранник прислушался к шепоту крошечной ртутной капли, засевшей у него в ухе (вторая, поменьше, в виде своеобразной мушки клеилась к его нижней губе), и жестом приказал Антону снять темные очки. В руке у него появился длинный черный карандаш, который он приблизил к левому глазу хакера. Тончайший красный луч скользнул по сетчатке, по выжженным на ней микронным штрихам Личного идентификационного кода, уникальной опознавательной метки гражданина Полиса. Через контактный разъем на ладони охранника она попала в его персональный модуль, а оттуда в базу данных клуба, где среди прочего хранилась информация о некоторых его посетителях. ЛИК Антона, занесенный ранее в базу, прошел сверку с только что полученным, и охранник, удовлетворившись результатом, уступил хакеру дорогу.

Поднимаясь по винтовой лестнице с дырчатыми металлическими ступенями, Антон думал, что с мерами безопасности Баграт, пожалуй, перегибает. А может быть, и нет. То, что дилеру двадцать лет удавалось оставаться в живых и продолжать успешные операции на черном рынке, свидетельствовало в пользу второго утверждения.

– Антон, дорогой, – Баграт всплеснул большими пухлыми руками, – наконец-то! Заходи, присаживайся.

Антон опустился в старомодное кресло с деревянными подлокотниками. По прихоти хозяина оно размещалось точно в центре обширного кабинета, так что вокруг посетителя возникала неуютная пустота. До огромного стола, за которым сидел сам Баграт и стояли двое его телохранителей, необходимо было пройти метра три. И такое же расстояние отделяло спинку кресла от беззвучно сдвигающейся входной двери.

Что Антон находил еще примечательным в святая святых клуба «Молоко», так это покрывающий стены, большую часть пола и потолок ковер из зелено-коричневых лоз. От них в воздухе стоял невыносимый резкий запах. Особо дерзкие побеги взбирались по выгнутым ножкам кресла до самых подлокотников и щекотали ладони посетителя чуткими усиками. Неподготовленных это нервировало.

– А я уже заволновался, Времени половина, а Антона все нет, Неладно, думаю, что-то.

Баграт ценил пунктуальность. Несоблюдение графика создавало задержки и простои, а это отрицательно влияло на бизнес. По доходившим до Антона слухам, тех, кто не желал блюсти график, в подвале клуба ожидала антикварная цинковая ванна с жидким липофагом. Вроде того, что больницы используют для утилизации отработанного биологического материала (например, ампутированных органов). Поговаривали, что материал, отправляемый на утилизацию Багратом, еще сохраняет способность мыслить, двигаться и умолять о пощаде.

– На дорогах сплошные пробки, – закидывая ногу на ноту, сообщил Антон.

Он впервые обратил внимание, что в кабинет не проникает ни единого звука снаружи. Хотя на лестнице за дверью была прекрасно слышна музыка и вопли толпы. Похоже, что здесь действовал активный шумоподавитель, обеспечивая необходимый деловой комфорт и защиту от наружного прослушивания.

– Из-за этих снегопадов все вверх дном.

– Ах да-да, снегопады, – рассеянно повторил за ним Баграт. – Такая напасть.

На округлом, вечно сонном лице Баграта трудно было прочесть малейший признак заинтересованности в том, что говорит собеседник. Иногда не удавалось избавиться от впечатления, что он вообще не слушает, погруженный в свои собственные мысли и заботы.

Наделе хозяин «Молока» умудрялся пребывать в нескольких местах одновременно. Его сознание находилось в постоянном контакте с вестником, полуавтономным виртуальным алътер-эго. Добровольное раздвоение личности.

А еще у Баграта был удивительный голос. Его невозможно было запомнить, но и нельзя перепутать с каким-нибудь другим. Он так часто и свободно менял тембр и тональность, что казался исходящим из речевого симулятора, а не из человеческого горла. – Выпьешь? – спросил Баграт фальцетом, переходящим в гулкий баритон. – Будь моим гостем. – Снова фальцет.