Ангел Спартака

Невелика забота — груз принять, гостей на Везувий провести, письма отдать. К тому же корабли киликийские, пиратские. Ну их, не хочу! Я пойду с нашими ребятами в бой — и не уговаривай меня, Спартак. Не уговаривай!
* * * Струг бил в струг, полосуя гладь Форкиады; Ноги обув в зубы копий, Взбычив лоб, Рвались они смять сосновые руки весел...

— Что это, моя Папия? О чем?

— Стихи, мой Эномай. Об одной давней битве, когда греки и персы между собой воевали. Один хороший римлянин перевел.

— Разве бывают хорошие римляне, Папия? Разве ты видела хорошего волка?

— Не знаю, мой Эномай. Раньше думала — нет. Потом встретила двоих хороших ребят...

— Сегодня, как стемнеет, я уйду убивать этих хороших ребят — за компанию с плохими. А если какие-нибудь еще встретятся, то и с ними тоже.

— Ты прав, Эномай. Ты пойдешь убивать. И я пойду убивать.
Антифон И заворотило его за волосы горлом вверх, Он обвил молящей рукою сгиб нависших ног, Он заплел язык азийский эллинским, Он сломал чекан печати на устах своих, След следя ионийских слов: «Я меня тебя как? Какое дело? Никогда обратно: Вести сюда мой; Больше отче, нет, нет, Никогда воевать сюда!..» * * *

Уходим в ночь.

— Калиги... Калиги не жмут? Это же первое дело, госпожа Папия!

— Не жмут, Аякс. Не волнуйся.

Одноглазый прав: обувь — самое важное в походе. Особенно когда идешь не по дороге, даже не по тропе.

— Ох, госпожа Папия, это ты чего, из-за Ганника-болтуна? Героиней стать решила? Они и без того должны статую посреди лагеря поставить.

— Рано еще статуи ставить, Аякс.

Уходим в ночь. Позади — белые виллы на склоне, калужская дорога, знакомый милевой камень возле поворота. Вокруг — тихий ночной лес. Нас много, но идем тихо, п°чти неслышно. Успели привыкнуть — не первый поход и не второй.

— Запомни, Папия, сейчас ты — не внучка консула. Ты — обычный боец. Приказы не обсуждать, а выполнять!

— Есть выполнять, мой Каст!

Каст — старший. Его я совсем не знаю. Не из гладиаторов, ветеран, в войске Италии воевал еще мальчишкой, говорят, из семьи жрецов, как и Крикс. Немолодой, молчаливый, суровый. Куда идем — знает ли он. Наше дело — выполнять приказы.

Уходим в ночь.

Вождь Ганник не прав — не совсем прав. Война идет, на этой войне уже гибнут. Незнакомые, знакомые... Из трех братьев Ресов младшего уже похоронили, средний ранен. Каждую ночь отряды расходятся по горным тропам. А после эхо приносит вести — о сожженных виллах, о добыче, взятой в маленьких городках. Не всегда — порой возвращаются так же тихо, как уходили, и только вожди знаю успешен ли был поход.

А иногда — не возвращаются вовсе.

Уходим.

Я напросилась в поход просто из злости. Прав одноглазый Аякс — задели меня слова Ганника, полоснули плетью до сих пор рубцы ноют. Женщин в нашем лагере, а особенно по виллам, где мы поселились, не так и мало, не одна я за своим парнем на Везувий поспешила. Их не посылают в бой — и не попрекают этим. У женщин и так много дел на войне. И, если бы Ганник упрекнул