Зазеркальные близнецы

ается глухой сдвоенный хлопок: взорваны оба замка двери. Выстрелов по-прежнему нет.

Дым потихоньку рассеивается, уже смутно видна распахнутая дверь. Из нее высовывается неясная фигура и машет рукой. Александр и вахмистр Нечипоренко торопливо поднимаются по лестнице. В квартире дыма почти нет, он, влекомый сквозняком, вползает с лестничной площадки, мутными спиралями завихряясь вокруг ног. Полицейский манит вошедших дальше.

В зале, на ворохе рассыпанных по полу прозрачных пакетиков с белой пудрой — “снежком”, опершись спиной на диван, полусидит человек. Даже от порога видно, что он безнадежно мертв: горло от уха до уха располосовано бритвой, валяющейся тут же, у окровавленной руки. Черты лица не разобрать — так оно измазано кровью. Кровь повсюду: на потолке, голых стенах. На полу в темной луже мокнет кургузый “ингрэм” без магазина. Видимо, патроны у осажденного кончились весьма не вовремя.

Старший полицейский устало тянет с головы шлем. Взлохмаченные седеющие волосы венчиком окружают уже солидную лысину, по красному от духоты, простоватому лицу вятского мужика катятся крупные капли пота. За старшим, как по команде, обнажают головы остальные полицейские, кто-то торопливо крестится. Командир спецотряда хочет, видимо, что-то сказать, но только машет рукой, оборачивается к ротмистру и, видимо забывшись, кинув к “пустой” голове два пальца, шагает к выходу. Навстречу ему уже спешат подчиненные Бежецкого.

— Саша!

Вдруг, расталкивая всех, к Александру бросается Ленка. Откуда она здесь? Ей же положено быть в Германии? И вообще, почему он, ротмистр, здесь, почему руководит захватом, ведь он уже больше недели как служит по другому ведомству? А Нечипоренко, насколько он помнит, уволен в отставку по ранению еще в позапрошлом году! Бред какой-то, фантасмагория…

Графиня Бежецкая повисает на шее Александра, смеясь и целуя его в губы. Не ответить невозможно. Летящие золотистые волосы щекочут лицо, лезут в глаза, настойчивые, как комары. Вдруг краем глаза ротмистр видит, что покойник уже не сидит безучастно: он поднимает голову, с трудом разлепляет слипшиеся от крови набрякшие веки и кривит в ухмылке тонкогубый рот. А в окровавленной руке — уже перезаряженный автомат.

Медленно, как во сне, Александр пытается прикрыть своим телом жену, одновременно шаря за пазухой в поисках наплечной кобуры с револьвером, который, как он отлично помнит, лежит в кабинете, в столе — ношение при себе огнестрельного оружия во дворце категорически запрещено. Но Лена, кажется, не замечает опасности и, хохоча, скользкой рыбкой выворачивается из его рук.

— Не-э-эт! — беззвучно кричит Александр.

Воздух плотен, как круто сваренный кисель, и упруго сопротивляется движениям. Револьвер, которого здесь никак не должно быть, никак не вытаскивается из кобуры. Все кругом становится зыбким и расплывчатым. Отчетливо видна только беззаботно кружащаяся по комнате Лена и развевающийся за ней в платном воздухе белоснежный кружевной шарфик. И, вопреки законам физики, так же ясно виден