Ангел Спартака

..»
В напор и в отпор наш и вражий строй Вплавь резал грудь Амфитриды В венце из рыб, меж мраморных крыл. Врушивался в рот Пенный вихрь не Вакхова питья, Полое захлестывая снедалище. Горлом изрыгая соль, Криком, как визг, и мыслью, как бред, Сквозь скрежет зубов вдосталь клял он Море, сокрушителя тел.

Давняя битва у острова Саламина. Греки против персов, корабли против кораблей, сила — против иной силы. Пенный вихрь не Вакхова питья захлестывает горло тонущих, заглушая предсмертные проклятия. Смерть, смерть, смерть.
Но уже расточалась в бег Торопливая вражеская сила; Шеями вперед гибли струги, дробясь о мель; Рвались из рук Черные ладейные ноги, В челюстях крушились Мраморными брызгами дети ртов, Было море в трупах, как небо в звездах.

Не выдержала, подошла к окошку. Высоко стоит солнце, за шестой час перевалило. Вино еще есть, стихов у Гая тоже хватит. Только бы Аякс не сплоховал! Ничего, он взрослый, видал виды, не станет зря подставляться.

А разве можно так: «Было море в трупах, как небо в звездах»? Гадость какая! Но... Запомнилось!
Ослепшие, бездыханные, Щекотали трупы волны, бременили берега. А там, на песке, дрогла нагота, Кипели слезы С криком и стуком рук о рук, С похоронным стоном О земле отцов.

Пуста клепсидра, на застеленном ложе — ненужная уже тряпичная груда. Туники, паллы, гиматии... Вино с омаром — поминки по сиятельной Фабии Фистуле. Недолго прошустрила она в славном городе Капуе, обидно даже. Но кто знает, может, еще и воскреснуть доведется?

Но не сейчас!
А как пал сирий в бою Пажитных насельник Келен Пред железным рубителем эллином, И заворотило его за волосы горлом вверх — Он обвил молящей рукою сгиб нависших ног, Он заплел язык азийский эллинским, Он сломал чекан печати на устах своих, След следя ионийских слов: «Я меня тебя как? Какое дело? Никогда обратно: Вести сюда мой; Больше, отче, нет, нет, Никогда воевать сюда!..»

Хорошо читает Гай! Даже Феликс заслушался, замер, губу закусил. Хорошие парни, хорошие римляне.

Отвернулась, головой покачала.

Не бывает хороших римлян, Папия Муцила, внучка консула! Для чего ты спаслась, ради чего выжила? Не для того ли, чтобы убивать таких, как Гай, таких, как Феликс? Чтобы падали они на колени перед железными рубителямм Италии, умоляя: «Больше, отче, нет, нет, никогда воевать сюда!..» Море в трупах, как небо в звездах...
Но, уже расточившись вспять, Быстропутные беглецы Обоюдоострые дроты пометали из рук, Врезали в лица острия ногтей, Растерзали на грудях персидскую ткань, Сладили голосами азийский вопль. А взвидев силу свою В завороте, в смуте, в отпоре, в бегу, Поверг себя на колени, Вскинул на себя руки И, обуреваемый вспененною судьбой, Молвил: «Горе лому, которому не стоять!..»

Что там на улице? Окна выходят во двор, огромный двор Острова Батиата, слышно плохо.

Дрогнула рука, вино расплескивая.

Уже? Да, кажется, уже.

Поглядела украдкой на поэта, на Феликса поглядела. Они еще не слышат, не догадываются, представить себе не могут.