Диомед, сын Тидея. Книга 2. Вернусь не я

дойдем, как думаешь?

– А это уж как от вас, людей добрых, зависит, – щурюсь в ответ. – От вас, от фракийцев, от каска, от тусков, что на юге. Если все вместе, да в час единый.

Задумался, ус принялся крутить – левый...

– Оно можно. И гонцов послать, и дороги поделить, чтоб локтями не пихаться сдуру. Да только сполох нужен, ой нужен! Чтобы гром грянул, да молния огнем сверкнула. Понял ли, о чем говорю, Дамед-ванака?

Понял ли я? Гром да молния – этим мой Дед, мой НАСТОЯЩИЙ Дед славен, да только не станешь же ЕГО просить! Да и нет ЕМУ власти тут, в Азии, в Номосе Восточном. А какой из меня, из Дурной Собаки, громовержец?

Хотя...

Ну все, теперь очередь шардана петь! Жаль, их наречие, хоть и с хеттийском сходное, все же не прозрачнее Древнего языка. А хорошо бы послушать, о чем усачи петь станут. Вон, как серьезно в делу приступают! Брови сдвинули, кружком сели, вздохнули.

Выдохнули.
– То не черная туча вставала! Туча!То не буйные ветры шумели! Ветры!Едет полем раздольным Великий Змей.Змей Великий, огню отец!

Что за притча? А ведь понимаю! Словно из-под тонкого осеннего льда рыбками-красноперками всплывают слова...
– А навстречу грядет кей Кавад! Грядет!А в руках держит молот-смерть. Молот!Не гулять тебе больше, Змей!Не палить тебе наших нив!

Жаль, нет времени вслушиваться (чего, интересно, с этим Змеем дальше сталось?). Сполох, гром с молнией... Чтобы все увидели да услыхали, все – от моря Лилового до моря Мрака, от Гиперборейских льдов до Эфиопских песков.

– Сполох, говоришь? Будет вам сполох!

...А под утро, когда Гелиос Гиперионид (то есть, конечно, не он – Истанус, сын Сиусумми-Света) из-за красных скал выглянул, принялись мы с усачом павших считать. Да не досчитали, бросили. Пали шардана, и аргивяне, куреты – все, до бойца последнего. Пали – но с честью, носами к бурдюкам пустым. Вздохнули мы, вытащил усач бурдюк последний, заветный, вынул пробку деревянную...

Пали воины – вожди в бой идут.
* * *

Зеленый весенний лес позади, и красные скалы позади, и голубая лента Сакарьи-реки. Далеко остались горы, за горизонт неровный ушли. Холмы – желтые, в редкой выцветшей траве, с неяркими пятнами чудом выживших кустов. Земля Пала, каменистая равнина в пупырышках холмов, пустыня, где каждому дереву кланяешься, как земляку. А вдоль дороги вместо герм лупоглазых (прощай, Психопомп, не скоро встретимся!) – львицы каменные с женскими ликами. Молчат, смотрят – спокойно, невозмутимо. И не такое видели, поди!

Горит в небесах Солнцеликий Истанус, белеет от весенней жары хеттийское небо, обиталище Светлоокой Ханнаханас, а дорога ведет все дальше, на восток, к самому сердцу Земли Асов, в средоточие Восточного Номоса...
– Радуйся родина наша далекая!Хей-я! Хей-я!Радуйся Аргос, богами хранимый!Хей-я! Хей-я!

– Эх, заехали мы с тобой, брат Диомед, подумать страшно, сказать даже страшно! Дома расскажу – не поверят. Поклянусь – не поверят. Землю с кровью съем – не поверят, да!

– Поверят, брат Фоас, поверят!..

Пуста, безлюдна