Зазеркальные близнецы

же великого князя… (ну пусть будет без титулов — просто Бежецкого), до усадьбы верхом на верном Воронке.

Сердце Александра екнуло и пропустило удар, когда, подъезжая к дому, он завидел на крыльце такую знакомую, такую родную фигуру — маму. Он замешкался, не зная, то ли развернуть машину и на возможной скорости мчаться прочь отсюда, то ли выйти и… Неужели такое возможно, неужели он снова обнимет маму, с которой в своем мире простился навек?

Графиня Бежецкая при виде замешательства сына всполошилась и сама грузновато сбежала по двухсотлетним ступеням. Еще мгновение, и мамины чуть поблекшие губы покрывали горячими поцелуями лицо любимого, ненаглядного сына…

Слабо сопротивлявшийся Бежецкий объединенными усилиями многочисленных маминых компаньонок, горничных и прочей женской челяди насильно был водворен в гостиную, где в авральном порядке накрывался стол, способный вместить за своей широкой, как футбольное поле, поверхностью, вероятно, целый взвод.

Перебивая саму себя, то смеясь, то плача, Мария Николаевна бессвязно расспрашивала дорогого сыночка то об одном, то о другом, одновременно рассказывая последние новости, но, как обратил внимание Александр, старательно обходя непосредственную причину его визита.

Александр уже смог побороть в себе первоначальное волнение и теперь украдкой рассматривал родное лицо, казалось потерянное навек, изумляясь совершеннейшему сходству, ну, может быть, с микроскопическими изъянами. Возможно, немного меньше морщин, еще только тронутые сединой великолепные волосы, уложенные в замысловатую прическу по моде семидесятых годов (этого мира, естественно), великолепные зубы, не испорченные мерзкой водой дальних гарнизонов и тяжело протекавшей второй беременностью (в этом мире у Бежецкого не было никакого младшего брата), умело наложенная косметика, на которую у мамы никогда не хватало ни времени, ни денег, ухоженные небольшие руки изящной формы, не изуродованные стиркой в ледяной воде и мытьем полов…

— Да, а где папа? — спохватился Бежецкий, наконец вспомнив о цели поездки.
* * *

Тропинку к заветному отцовскому пруду Александру подсказала услужливо запрограммированная память. Бежецкий уже не раз путался, пытаясь понять, кто именно его настоящий отец: спившийся и, видимо, доживавший последние дни в опустевшей хрущевке бывший офицер Советской Армии, забывший о своих дворянских Корнях, или блистательный в прошлом гвардеец, гордый и независимый граф Бежецкий? Вероятно, оба…

Не обращая внимания на отчаянно зудящих комаров, Александр пробрался, стараясь не оцарапать лицо об острые сучки (восхитительно же он будет выглядеть на предстоящей пресс-конференции: героем-любовником, пережившим бурную сцену от истеричной пассии, обладающей чересчур острыми коготками), сквозь заросли кустарника, названия которого он, не очень-то уважавший в школе ботанику, никак не мог припомнить. Шуметь также старался поменьше: не хватало еще распугать старательно прикормленных батюшкой карасей, тем самым только усугубив “вину”.

Сутуловатую