Если смерть проснется

люба тебе, то нить эту узлом завяжи, да о своей зазнобе подумай. И пока узелок тот будет, дотоле и любить она тебя станет. Развяжешь узелок — и любовь пройдет! Только нить не сжигай, не рви, не выбрасывай! Нить эта теперь ее душу держит…

Навко удивился, а потом едва сдержал смех. Ну и выдумал, чаклун! Какая-то нитка! Но спорить не стал, а поблагодарил и достал из-за пояса кошель.

Но Кобник замахал руками, уверяя, что серебра ему от господина Ивора не нужно, а нужно ему, чтобы тот поклонился от него Кею Уладу. Поклонился низко-низко и попросил бы у Кея для него, Кобника, село. Небольшое, дворов на десять. Но в том селе чтобы для него, Кобника, дом был, да жили там не селяне вольные, с которых спроса нет, а холопы, и чтобы на тех холопов была на него, Кобника, дарственная составлена. И чтобы было там девок пригожих две, еще лучше — три. И село это должно быть не в земле волотичей, где его, Кобника, злые люди очень-очень обидеть хотят, а под городом Савматом, а ежели нет, то в Валине. А больше ему, Кобнику, и не нужно ничего, и серебра не нужно, и Коростеня, который он по дурости у Кея Сварга выпросил…

И вновь Навко едва не засмеялся. Верно чаклун себя ценит! Хотя и село для такого — много. Жаль, Уладу нельзя рассказать правды!

Похоже, Лантах что-то почувствовал, поскольку заспешил, засуетился и достал из-под старой рассохшейся лавки мешок.

— Вот! Вот! Это я для Кея! Для Кея Улада! Скороговорка чаклуна стала совсем неразборчивой, и Навко с трудом уловил, что «это» Кобник нашел как раз в той могиле, где Кей Порей в котле лежит. Лежит — не мертвый, не живой, часа своего дожидается. А час его придет, когда Великая Битва настанет, и братья Куры вновь на братьев Пандов пойдут. И для битвы этой Кей Порей бережет оружие всякое. Иное и в руки взять страшно, но «это» он, Кобник, взять не побоялся, потому как не для себя, а для Кея Улада. А он, Кобник, Кею Уладу слуга верный, только бы Кей про село не забыл, и господин Ивор не забыл…

Про село Навко понял, а насчет всего остального только головой покачал. Между тем Кобник торжественно выложил из мешка что-то непонятное, ржавое и очень грязное, после чего с торжеством во взоре повернулся к Навко:

— Вот, вот, господин Ивор! Изволь, изволь взглянуть!

Пришлось заняться находкой. Навко отогнал суетящегося Кобника в сторону, чтоб свет не закрывал, и осторожно взялся за тяжелый железный брусок. Нет, не брусок — две пластины, поперек — еще одна, сбоку — ворот… Ко всему этому приставлялось что-то деревянное, но от дерева осталась лишь труха. Навко попытался понять: ворот, конечно, для того, чтобы его крутить. Очевидно, тут была тетива… Да это же самострел! Навко недоуменно взглянул на Кобника, но решил не спешить. Чаклун все-таки неглуп и не станет дарить Кею такое.

Самострел был странный. Прежде всего Навко попытался представить стрелу. Нет, стрела не войдет — или она должна быть очень короткой и толстой. Взгляд скользнул по лавке, где лежал пустой мешок. Там было еще что-то — небольшое, круглое.