Поединок во мраке

— Соскучился? — понимающе поинтересовалась соседка, сочувственно улыбнулась, впустила его, взяла таксу на руки, а затем вошла в лифт.

Она посмотрела на растерянного Сверчка, и он тоже шагнул в просторную кабину, хотя сердце его летело вверх по ступеням.

— Сколько тебе лет? — спросила женщина.

— Шестнадцать, — Димка не узнал свой осипший голос.

— Да, — собеседница грустно улыбнулась. — По-настоящему это бывает только в шестнадцать лет. А девочку я что-то давно не встречала. Хорошая девочка.

Димка побагровел, вспотел и опустил глаза. В этом доме пол в лифте мыли часто.

Наконец-то! Пятый этаж. Такса вдруг завыла, но Сверчок услышал это, уже выскочив в тамбур. Света на площадке не было.

«Да у них просто пробки полетели», — обрадовался он.

Это снимало все вопросы. Димка подошел к двери и нетерпеливо забарабанил по стеклу в деревянной раме.

В отсеке, где жили Бражниковы, было две квартиры, но во вторую жильцы еще не въехали. Там шел ремонт. Сейчас, вечером, рабочих не было, но они, как считал Сверчков, вполне могли повредить проводку и днем.

Темнота была такой густой, липкой и одновременно ледяной, что Сверчкову стало не по себе. Димка придумал уже столько объяснений, однако все версии рассыпались одна за другой — ему все еще не открывали, а это было уже необъяснимо. Он ведь сам проводил ее к дому час назад!

Сверчок обессиленно сполз по стенке и уселся на корточки. Обычно Стефания жила с гувернанткой Тамарой Арсентьевной, но тут и она куда-то подевалась…

Посидев бог знает сколько времени в темноте, Димка поплелся домой несолоно хлебавши. В квартире Стефании по-прежнему стояла тишина. Ему все больше казалось, что за дверью совсем ничего нет, кроме Черной Пустоты.

Вечером Димка был сам не свой. Он залез под душ, чтобы не вступать в переговоры с родителями и ругал себя на чем свет стоит за собственную бестолковость: почему было не записать номер телефона Тамары Арсентьевны? Стефания, наверное, поехала к ней, чтобы не сидеть без электричества — ни чая не вскипятишь, ни завтрак не приготовишь, не говоря уж о компьютере или телевизоре.

— Ты наконец отдашь трубку? — заорал отец и забарабанил в ванну.

Димка телефон отдал, говорить с автоответчиком было уже решительно не о чем.

На сердце у Сверчкова было неспокойно, раньше с ним такого не случалось. Он чувствовал что-то необъяснимое, но однозначно неприятное. Даже не знал, с чем сравнить: тревога? смятение? мука? страх? боль? А бывает все это сразу?

Димка готов был на все, только бы отпустило это ощущение тоскливого бессилия, но оно не отпускало, а только усиливалось.

— Скоро двенадцать! — мама стукнула в дверь ванной. — Ты жив? У тебя что, проблемы?

— Пока жив, и у меня проблемы, — нехотя признался Сверчок, в который раз становясь под душ.

— Хорошо, что ты это понимаешь, — рассмеялась мама, почему-то приняв его слова за шутку. — Спокойной ночи! Выключить воду не забудь.

Мама ушла в спальню, где давно уже мирно храпел отец. Сверчок почувствовал, что он один на свете. Часы начали отбивать двенадцать. Димка досчитал до семи и внезапно сообразил, что у них дома нет часов с боем. Может, в ванной так слышны соседские?

Рядом была однокомнатная квартира, там проживал тихий пьяница, бывший научный работник. Себя он называл Апостолом Павлом, и Димка только недавно сообразил почему: по первым буквам имени и отчества: Амфибрахий Павлович. Может, это у него часы с боем? Недавно подарили, к примеру.

Звук часов был гулким и одновременно глухим — похоже, соседу подарили часы с какой-нибудь старинной башни с привидениями.

Двенадцатый удар звучал особенно долго, казалось, он не кончится никогда.

Глава 9

Конец горбатого гоблина

В офисе бешеного пространства шла напряженная работа, Сам затребовал данные на неизвестную душу, нарушившую тайные границы.

Земное имя Гали Горбушиной они не знали, но оно мало чем могло помочь, тут были свои критерии.

Магические зеркала, имеющие вид современных компьютеров, с клавиатурой и со специальными канальцами, куда заливалась кровь свежих мертвецов; принтеры с руническими знаками, выдающие земной образ той или иной души; приборы для разных канцмелочей из черепа Черного дракона; записные книжки из человеческой кожи; крокодильчики-скрепы из челюстей маленьких покойников — все это и еще многое другое служило для создания деловой атмосферы.

В центре зала офиса ритуальным символом стояли железные гробы. В них кипело что-то черное и вонючее. Оно часто выплескивалось, и оттуда время от времени высовывались руки и мокрая голова Медузы Горгоны или монстра-оборотня.

Этот гробовый дизайн вселял настоящий ужас. Испарения, клубившиеся в помещении, принимали формы костров, гильотин, виселиц, на которых люди корчились, умирали, сгорали заживо, могилы сбрасывали надгробия, скелеты рассыпались в прах и собирались снова, чудовищные псы-вампиры впивались в свои жертвы.

Мрачная штуковина служила целям, которые на земле называют расслаблением, медитацией, здесь отрываются чиновники, когда у них запарка. Если бы хоть одним глазком сюда заглянула Танька Плещеева, она бы рассказала своему Магу и Учителю, как надо оборудовать офис. А то у них в районной библиотеке были только старые столы да песочные часы. Из магических же предметов в наличии имелся аквариум, в котором давно не было воды, зато на дне лежали скелет воблы и алюминиевая банка из-под пива.

Работнички бешеного пространства оттягивались и балдели, разгуливая меж гробов. Подойдут, сунут Медузе Горгоне палец в рот, она его откусит и нырнет — и психологическая разгрузка, и приятно — можно трудиться дальше.

Но сейчас было не до этого: все корпели у зеркал, без устали барабанили по клавиатуре из костей черных кошек, заливали в принтеры бочки крови. Только Горбатый гоблин степенно прохаживался около гробов, вдыхал дырками носа испарения и щурился от видений.

Он был в черном капюшоне, низко надвинутом на сморщенное лицо. В какое-то мгновение голова его дернулась, капюшон упал. Из-под него сверкнули девять красных глаз, скрытых в проваленных глазницах, и все они смотрели в одну точку.

В офисе все носили строгие костюмы, женщины были в коротких юбочках, все на одно лицо, с маленькими прилизанными головками.

Черный Хозяин не допускал, чтобы сотрудники являлись в офис в истинном виде: ведьм, троллей, гномов, вампиров, леших, водяных, старых колдуний и прочей нечисти. Все они таковыми и были, и на шабашах веселились в своем традиционном обличье. Но не на работе! Тем более Сам не держал в своем офисе новоклонов.

Никаких искусственных мозгов он просто не терпел и держал Бригадируса и ему подобных исполнителями на третьих ролях.

Один Горбатый гоблин никогда не менял свой вид. Он был на особом положении, на земле о нем бы сказали — мыслящий центр, бо-о-ольшой ученый. Кстати, у него было имя, что в бешеном пространстве считалось знаком высокой избранности. Его звали Гогоб. Мне искренне жаль, что этому чудесному имени суждена короткая жизнь на страницах книги.

Гогоб прошел к крайнему магическому зеркалу и что-то пробормотал склонившейся над ним ведьме. Та быстро встала и показала ему распечатки на чем-то подозрительно напоминавшем человеческую кожу.

Гогоб глянул на нее, ведьма моментально обуглилась и, визжа, бросилась в гроб с жидкостью.

— Да, да, да! Вот оно что! Вот где была ошибка, — злобно бормотал Гогоб. — Должен был родиться мальчик, а не девочка. Девочка! И зарегистрирована по земным порядкам она неправильно. Ее просто скрыли, спрятали от нас!

Гогоб произносил это беззвучно, на особом языке знаков и заклинаний. Но все, кто был в офисе, его прекрасно понимали, и нечисть забилась под столы и стулья. То, что он сообщал, на человеческом языке звучало бы примерно так:

— На доске приказов будет специальное распоряжение, касающееся каждого, кто занимался этим делом. Никому мало не покажется. Вычеркну из Вечности! Вытопчу весь род!