Пастухи призраков (СИ)

Неужели мечтала?! Такого с Леной не случалось. Даже в детстве. Жизнь тащила на верёвке, точно упирающуюся собаку, непонятно, куда и зачем. Собака упирается не потому, что у неё собственные планы, а потому, что паршиво, когда тащат на верёвке. Испарись верёвка, подохла бы собака на месте не зная, что предпринять. Или бы не подохла. Трудно сказать: верёвка всегда сжимала шею.

– Не отвечают, – повторил охранник. – Не могу я вас пустить на территорию, раз никого нет.

Мозг сжался, привычно готовый приказать, но Лена передумала. Ну, войдёт она, и? Дверь ломать? Эти… духи… любую фигню могут сморозить по самым разным причинам (в точности как люди). Анна и при жизни слыла вздорной бабой, а папа объявится, как всегда – рано или поздно. Дура, сорвалась, жаль денег на такси, ещё обратно ехать.

«Хорошо не жили, не стоит и начинать», – любил повторять дед. Бабушка говорила, что от мечтаний ум за разум заходит. Удовольствия надо заслужить, употреблять тишком по чайной ложечке и готовиться к худшему. «Не всё коту масленица», «По Сеньке шапка», «Не до жиру, быть бы живу», «Без труда не выловишь рыбку из пруда», – последняя поговорка вызывала в Лене наибольшее уныние. Бабушка смеялась: «Ида после школы чего удумала: на курсы художников записалася, картинки малевать. Тоже работа, прости Господи, ладно б моляром – моляры хорошо получают. Спасибо, дед прикрутил хвост дурынде нашей! В чертёжной теперь работает, деньги небольшие, ну так в тепле и работа немаркая, а денег всех не заработаешь».

Идея, что жизнь может быть приятной, обходила Лену стороной. Поменьше геморроя – максимум, на который уместно рассчитывать. Поступила в медучилище, так как медсестрой работала бабушкина подружка (медсёстры душевней и лучше во всём понимают, а врачи врут). «Кусок хлеба заработаешь». Мыла полы в ветклинике – рядом с домом. Готовилась в ветакадемию, решив, что с собаками проще, чем с людьми. Занялась дрессировкой – так получилось. То же самое с продажей шмоток. С Нюсей. Со всем остальным. Как бы то ни было, геморроя могло случиться куда больше, и с этим сложно спорить. Лена ещё легко отделалась. Она считала себя оптимисткой.

***

Умей очередной таксист читать мысли, ему не понадобилось бы слушать радио. Лена ненавидела себя: привычное занятие, которому способствовало случившееся с ней раздвоение, крепчавшее с каждой минутой.

– За одну ночь ничего не произойдёт, – отбивалась Лена первая. – Утром съезжу на рынок к Ване, расспрошу про сумку, потом в спокойной обстановке…

– Правильно, – истекала ядом новорожденная Лена, – ещё Эдика переводчиком позови, как в прошлый раз. Ваня сразу так разоткровенничается!

– Не полезу я снова в зелёную лужу! Я там рассосусь.

– Ваня тебя поймает. До сих пор у него получалось.

– Он что, сидит и меня перманентно караулит?

– Забери у Татьяны Викторовны Нюсю.

– … которая увидит волка, разорётся, и я проснусь. Ещё истерику успокаивать.

– Истерика, ах, это ужасно! Тогда поступи как всегда: выгони Ромку и забей на всё, как-нибудь само рассосётся. Ты у нас сидишь на попе ровно, всё с тобой случается само. Правда, через то самое место, на котором сидишь, зато хвост от стула отрывать не надо. Только знаешь, было бы честней, если б ты просто приказалабабушке разбежаться головой об ванну. Типа «надоела ты мне, старая кошёлка, освободи жилплощадь».

– Я никогда не…

– Что ж ты ручку у Анны так резко вырвала? Все всегда всё про себя знают. Тётю волку скормила, и никаких колик с тобой по этому поводу не случилось. Только не говори, что тебе её вот прямо ужас как жалко!

– А я и не говорю. Мне хотелось, чтоб тёти Иды не стало,… ну, в квартире. Но это не значит, что тётю угробила я. Даже если я, то я же не знала…

– Все всегда всё про себя знают, – жёстко повторила новая Лена.

– А я – нет! Вообще не факт, что с нами разговаривала именно Анна! Мало ли с какой нечистью Лидка возится, почему я должна верить…

– Ну да, ну да.

– Тётю сбил паршивый мусоровоз, точка! И заруби себе на носу: я секунды не хотела избавиться от бабушки, чуть с катушек не съехала, когда она…

– Съехала, съехала, чего другого, а это ты умеешь. Не пора ли назвать вещи своими именами? Бабушка за всю жизнь ни разу не ходила в поликлинику, типичный долгожитель. Годиков через пятнадцать ты с ней окончательно превратилась бы в тётю Иду. Хотя тётя Ида ты и есть, вот за что ты её терпеть не могла. Да тебя мамаша родила только потому, что у старшей сестры не сложилось с самооплодотворением, – родила и с облегчением слиняла. Ты отличаешься от тёти только тем, что та не была зацикленной на собственных психозах злобной сукой, поэтому она оттрубила при бабушке сорок шесть лет, отдавала зарплату до копейки, её сбил мусоровоз, и похоронила бабушка со своими подружками. А ты белая да пушистая. Ни тебе бабушки, ни тёти, пустая квартирка, ура. Не понадобилось становиться редиской вроде мамаши, бросать родственников, пускаться во все тяжкие в поисках нормальной жизни – всё же само устроилось. Ты спиться, и то сама не сумела: низкий гематоэнцефальный барьер, дерматит, кариес. Вот ведь не уродилась!

Умей таксист читать мысли, он работал бы экстрасенсом на расстоянии, а не крутил баранку, так что в любом случае наслаждаться разборкой Лены между собой ему не светило. Удовольствовавшись деньгами, он оставил Лену тупо стоять возле дороги.

– От того, что я превращусь в компот, никто не выиграет, – говорила Лена первая. – Кроме меня. Это довольно приятно. И разом решит все проблемы. Мои.

– Тогда чего время тянуть? – подзуживала новая Лена. – Бегом в постельку.

– Фанта не гулянная.

– Вот-вот. А ты тут торчишь.

Пихаясь и переругиваясь, Лена ввалилась домой. На прогулке Фанта грызла палки и помойные кости – хозяйке было не до ротвейлерного пищеварения.

– Без меня Фанту ждёт приют, в лучшем случае. И фиг там станут возиться с её медициной! – выложила Лена первая свой главный козырь.

– Тебе ж сказали: Фанта последует за тобой куда угодно – это и значит быть собакой. Зелёный компот на все сто более приятная смерть, чем под капельницами от собачьей старости. Ты ведь этого боишься. Гладишь её и боишься, с каждым годом всё сильней. Тебе придётся усыпить её своими руками. И смотреть, как она умирает. Затем тебя отправят в дурдом. Зелёный компот – находка для вас обеих.

Из прикушенной губы хлынула кровь, но ни одна из Лен этого не заметила.

– Рита задушила мать подушкой, – говорила первая Лена, – по пьяни призналась. Врачи со скорой всё поняли, но Ритку не заложили. Обезболивающие уже не помогали, даже если их удавалось достать. Бабушка была здоровей меня, но, если бы с ней что-то случилось… рано или поздно могло случиться…

– Ты бы задушила её подушкой, – равнодушно заметила новая Лена.

– Вроде того. Не смогла бы допустить, чтоб она мучилась. Потом себя.

– Тут волк тебе здорово посодействовал. Получила от бабушки, что могла, а саночки возить не надо. Твой принцип. Поехавшая крыша не идёт ни в какое сравнение с совместным проживанием в малогабаритной квартирке с больной старухой. Самое смешное, что и с волком ты поступила, как со всеми: попользовалась, да послала. Как же мерзко быть тобой!

– Я – это ты!

– Нет. Ты ничего не делала, а я собираюсь сделать кое-что. Для начала навещу Ваню. Фанта, домой! – крикнула новая Лена.

– Нюся попадёт в детдом, – пискнула Лена прежняя.

– Американцы заберут. Да хоть алкаши, и то лучше, чем с тобой киснуть. У алкашей жизнь активная, весёлая: делают только то, что хотят, не напрягаются, ходят в гости, бьют морды, мирятся, обнимаются, каждый день праздник. Так и умирают детьми, кто в тридцать, кто в пятьдесят. А ты? Единственное, чему ты можешь научить ребёнка – это как провафлить свою жизнь наиболее унылым образом.

– Какая ни на есть, это наша жизнь! Ради чего всё рушить? Ради Лидки и мамаши? Окажись мы с Нюсей на их месте, они б не расплескались, сказали бы, что «всегда ждали чего-то в таком роде».