Луна над Сохо

Я попросил ее называть меня по имени — чего ни в коем случае не следует делать на данной стадии расследования. Я прямо-таки слышал, как Лесли на побережье Уэссекса ругает меня на чем свет стоит. Впрочем, чаю мне Симона не предложила — должно быть, сегодня не мой день, подумал я.

— Спасибо, Питер, — улыбнулась она. — Можете спрашивать.

— Сайрес был музыкантом?

— Он играл на альт-саксофоне.

— Джаз?

Снова слабая улыбка.

— А что, существует какая-то другая музыка?

— Ладовый, би-боп или мейнстрим? — уточнил я, слегка кичась своими познаниями.

— Кул Западного побережья, — ответила она, — но, впрочем, мог поиграть и хард-боп, когда было надо.

— А вы тоже играете?

— О господи, конечно, нет, — сказала она. — Я ни за что не стану мучить публику своей абсолютной бездарностью. Всегда надо понимать, что ты можешь, а что — нет. Но я хороший слушатель, Сайрес это очень ценил.

— А в тот вечер вы слушали его выступление?

— Разумеется, — ответила она. — Сидела в первом ряду, «Вкус к жизни» — совсем маленький клуб, в таких нетрудно найти место рядом со сценой. Они играли «Полуночное солнце», потом Сайрес закончил свое соло и вдруг сел за пульт. Я подумала, ему стало жарко, но потом он стал заваливаться набок, и мы поняли, что что-то с ним не так.

Она умолкла и отвела взгляд. Сжала кулаки. Чтобы отвлечь ее, я задал несколько официальных вопросов: помнит ли она, когда точно он потерял сознание, кто вызвал скорую и была ли она с ним рядом все это время.

Ответы я записал в блокнот.

— Я хотела поехать с ним на скорой, правда хотела, но его унесли так быстро, что я даже опомниться не успела. Потом Джимми подбросил меня до больницы, но, когда мы приехали, было уже поздно.

— Джимми? — переспросил я.

— Это их барабанщик. Очень хороший человек. По-моему, шотландец.

— Можете назвать его полное имя?

— Нет, наверное, — сказала Симона. — Какой ужас. Для меня он всегда был просто Джимми-барабанщик.

Я спросил, кто еще играл с ними в группе, и она смогла припомнить только, что бас-гитариста зовут Макс, а пианиста — Дэнни.

— Вы, вероятно, считаете меня ужасно черствой, — сказала она. — Конечно же, я должна знать, как их зовут. Но сейчас попросту не могу вспомнить. Может быть, из-за смерти Сайреса у меня просто нервное потрясение.

Я спросил, не страдал ли Сайрес в последнее время от каких-либо заболеваний, не испытывал ли недомогания. Она сказала, что нет. Не смогла она и назвать имя его лечащего врача, но сказала, что, если это важно, она покопается в его документах и найдет. Я сделал пометку: попросить доктора Валида поискать эти данные.

На этом я решил, что задал достаточно вопросов, чтобы скрыть истинную причину своего визита. И самым непринужденным тоном попросил разрешения осмотреть остальную часть дома.

Обычно само присутствие полисмена в доме законопослушного гражданина заставляет последнего ощущать смутную вину непонятно в чем. И, соответственно, гражданин не сильно рад, когда незваный полисмен расхаживает по его дому. Поэтому я даже удивился, когда Симона махнула рукой в сторону коридора и сказала, чтобы я не стеснялся.

Второй этаж оказался примерно таким, как я и ожидал. Первой была дверь в главную спальню. Далее находилась вторая спальня — ее, судя по стеллажам с дисками вдоль стен и совершенно свободному полу, использовали как студию для репетиций. Гостевой спальней они пожертвовали, чтобы расширить ванную и вместить туда ванну, душевую кабину и туалет с биде. Отделка была керамическая, с узором из лилий. Содержимое шкафчика по традиции состояло на четверть из мужских и на три четверти из женских средств по уходу за телом. Сайрес предпочитал одноразовые станки с двумя лезвиями и пользовался лосьоном после бритья; Симона часто делала эпиляцию и покупала косметику для тела марки «Супердраг». Но не было никаких признаков, что хоть кто-то из них двоих баловался эзотерикой.

Дверцы двух шкафов в главной спальне были распахнуты настежь. От них к двум большим чемоданам на кровати вели дорожки из наспех сложенных вещей. Горе, подобно раковой опухоли, проходит несколько стадий, и все равно мне показалось, что Симона слегка рановато вознамерилась избавиться от вещей своего обожаемого Сайреса.

Но тут я увидел среди прочих одежек узкие джинсы, которые ни один уважающий себя джазмен даже не подумает надеть. И понял, что Симона собирала свои собственные вещи. Однако это казалось не менее подозрительным. Прислушавшись, не поднимается ли она по лестнице, я по-быстрому заглянул в оба ящика с нижним бельем. Результатом было лишь ощущение собственного крайнего непрофессионализма.

А вот музыкальная комната обладала характером гораздо ярче. На стенах здесь висели в рамках портреты Майлза Дэвиса и Арга Пеппера, полки были заставлены партитурами. Эту комнату я оставил напоследок, поскольку надеялся ощутить то, что Найтингейл называл «sensis illic», а я — сопутствующим вестигием, до того, как войду в домашнее святилище Сайреса Уилкинсона. Я услышал отзвук мелодии «Body and Soul», снова почувствовал запахи пыли и пиленого дерева. Они перемешались с ароматом духов Симоны, растворились до неуловимости. В отличие от остальных комнат, книжные полки здесь содержали кое-что еще помимо фотографий и необоснованно дорогих сувениров на память об отдыхе за границей. Я уже понял, что всякий, кто решится овладеть практической магией в обход официальных путей, неминуемо должен сначала перелопатить кучу оккультной дребедени, прежде чем придет к истинной магии — если только это вообще возможно. В доме должно было быть по крайней мере несколько таких книг, но Сайрес ничего похожего не читал. У него на полках не было даже «Книги лжи» Алистера Кроули, [3] которую в принципе можно полистать для смеха, если больше читать нечего. Вообще содержимое книжных полок очень напоминало библиотеку моего отца: биографии Арта Пеппера, Чарли Паркера и других джазменов перемежались ранними романами Дика Фрэнсиса.

— Нашли что-нибудь важное?

Я обернулся — на пороге стояла Симона.

— Пока нет, — ответил я.

Сосредоточившись на своих ощущениях, я даже не услышал ее шагов по лестнице. Лесли, помнится, заметила, что неспособность услышать, как у тебя за спиной группа голландцев отплясывает народный танец, — не то качество, которое поможет добиться успеха в наше тяжелое время, когда полиция семимильными шагами движется по пути прогресса. Я возразил тогда, что, во-первых, в тот момент показывал дорогу другому туристу, который был малость глуховат. А во-вторых, танцоры были не голландские, а шведские.

— Не хочу торопить вас, — сказала Симона, — но перед вашим приходом я заказала такси, а вы же знаете, как таксисты не любят ждать.

— Куда вы направляетесь? — спросил я.

— К сестрам, — ответила она, — на первое время, пока не приду в себя.

Я попросил дать мне адрес, она продиктовала, я записал. К моему удивлению, это было в Сохо, на Бервик-стрит.

— Да, я понимаю, — сказала она, увидев выражение моего лица, — они и сами девушки богемные.

— У Сайреса есть какая-то еще недвижимость? Дом, быть может, или сад?

— Я ни о чем таком от него не слышала, — сказала она. Потом рассмеялась. — Сайрес, занимающийся садоводством, — и подумать-то страшно.

Я поблагодарил Симону за уделенное мне время, и она проводила меня до двери.

— Спасибо вам, Питер, — проговорила она. — Вы были очень добры.

Отражение в боковом стекле давало хороший обзор и позволяло видеть, что «Хонда Сивик» все так же стоит напротив дома, а женщина за рулем не отрываясь смотрит прямо на нас. Я вышел и, закрыв за собой дверь, повернулся к машине лицом — и женщина тут же отвернулась и притворилась, будто разглядывает наклейки на заднем стекле соседней машины. Потом она рискнула и обернулась — и увидела, как я пересекаю улицу и направляюсь прямо к ней. Я видел, как ее замешательство перерастает в панику, и она отчаянно колеблется, не зная, то ли включить мотор, то ли выйти из машины. Я подошел и постучал в стекло. Женщина отшатнулась. Я показал служебное удостоверение, и она растерянно уставилась на него. Так бывает в половине случаев: большинство граждан попросту не знают, как выглядит удостоверение полицейского, и не понимают, что за фигню им суют. Но она, похоже, поняла и опустила стекло.