Луна над Сохо

Оксли прыснул, заработав возмущенный взгляд Тайберн.

— Однако я не рассчитывал, что он окажется таким храбрым, решительным и предприимчивым, — добавил я.

Теперь уже Оксли взглядом постарался дать мне понять, что не стоит перегибать палку. Я проигнорировал его: бороться с леди Тай бесполезно просто потому, что она сперва выждет, пока вы перестанете плясать вокруг, а потом ударит.

— Поскольку мне, разумеется, известно, какую именно роль сыграли инспектор Найтингейл и констебль Грант в деле подписания мирового соглашения, — проговорила леди Тай, — то в свете последних событий думаю, будет лучше, если в дальнейшем они станут принимать несколько менее активное участие в делах, касающихся речной дипломатии.

Это так меня умилило, что чуть я не захлопал в ладоши. Комиссар кивнул — это лишний раз подтверждало, что коррупция таки имела место. Скорее всего, между управлением полиции Большого Лондона и администрацией мэра. Комиссар наверняка рассудил, что вполне удовлетворится тем куском, который получит. И обратился к Оксли с вопросом, хочет ли тот что-либо добавить.

— Эш молод, — сказал Оксли, — а мальчишки, как известно, всегда мальчишки. Однако, думаю, будет нелишним, если констебль Грант станет относиться к нему чуть более ответственно.

Мы ждали, что он еще скажет, но он умолк. Вид у леди Тай был не слишком довольный, из чего я заключил, что их договор действовал не настолько безотказно, как ей того хотелось. Я улыбнулся ей хитрой улыбочкой маленького мальчика. Этой гримасой я доводил маму до белого каления лет с восьми. Леди Тай поджала губы — очевидно, выдержка у нее была получше маминой.

— Да, это кажется целесообразным, — сказал Найтингейл. — Поскольку все стороны действовали в рамках закона и имеющегося соглашения, думаю, мы можем применить принцип невмешательства.

— Пусть будет так, — сказал комиссар. — И хотя мне несомненно приятны подобные милые беседы, давайте все же в дальнейшем вести их вне стен моего кабинета.

С этим нас и отпустили.

— Могло быть и хуже, — сказал я, когда мы шли мимо Вечного огня в фойе здания Скотланд-Ярда. Он горит там в память о храбрецах, павших на своем посту, — и в напоминание нам, живым, чтоб были поосторожнее.

— Тайберн очень опасна, — заметил Найтингейл, когда мы уже направлялись к подземной парковке. — Она считает, что может сама определять свою роль в играх политиков и бюрократов. Рано или поздно она пойдет против собственной матери.

— И что тогда будет?

— Последствия могут быть просто невероятными, — ответил Найтингейл. — Я полагаю, когда это произойдет, в ваших интересах будет оказаться подальше от них обеих. Да и от всей долины Темзы, если уж на то пошло, — добавил он, бросив на меня задумчивый взгляд.

Найтингейлу нужно было на плановый осмотр в Университетский госпиталь, поэтому он высадил меня на Лестер-сквер, и я позвонил Симоне.

— Дай мне час, чтобы прибраться, — сказала она, — и я тебя жду.

Я был в форме, а посему поход в паб был бы сопряжен с некоторыми неудобствами. Поэтому я просто хлебнул кофе в итальянской забегаловке на Фрит-стрит перед тем, как направиться в тихое местечко на Олд-Комптон-стрит. И как раз подумывал, не купить ли с собой пирожных в «Кондитерской Валери», как вдруг отточенное до совершенства чутье полицейского, сродни тому, что ведет охотника за крупной дичью, неудержимо повлекло меня на Дин-стрит, твердя о том, что там что-то случилось.

И снова заградительная лента, и тенты, растянутые криминалистами, и люди в форме, выполняющие ответственное задание по охране места преступления. Профессиональное любопытство возобладало, и я подошел ближе посмотреть, что там происходит. Заметил сержанта Стефанопулос — она беседовала с коллегами-сержантами из отдела расследования убийств. Через пару минут она подошла и, заметив мою форму, ухмыльнулась.

— Что, вернулись в ряды простых копов и патрулируете улицы? — спросила она. — Это вы еще легко отделались. Сегодня в диспетчерской все говорили, что вас временно отстранят от службы и назначат особый контроль.

— Устный выговор, — заявил я.

Сержант Стефанопулос не поверила своим ушам.

— За угон скорой помощи? — переспросила она. — Устный выговор — и все? Вас за это будут очень не любить коллеги, вы в курсе?

— В курсе, — ответил я. — Кто погиб?

— Не ваше дело, — буркнула сержант Стефанопулос. — Прораб со стройплощадки линии Кроссрейл. Нашли сегодня утром, в одной из входных шахт. Сама станция уже почти закончена, но подрядчики, судя по всему, требуют, чтобы улицы и дальше раскапывали. Наверняка несчастный случай, с техникой безопасности на таких стройках еще хуже, чем в полиции.

В Федерации полиции как раз сейчас помешались на технике безопасности. В прошлом году внедрили жилеты, защищающие от ножевых ударов, но недавно кому-то пришла в голову светлая мысль, что полицейские подвергают себя излишнему риску во время преследования преступников. И теперь Федерация требует введения дополнительных норм безопасности для предотвращения ранений. А преступников в таком случае должны будут, видимо, преследовать беспилотники системы «дрон». [32]

— Это случилось ночью?

— Нет, в восемь утра, когда уже совсем рассвело, — отозвалась сержант Стефанопулос. — Соответственно, его могли и столкнуть, но прошу заметить, если уж хотите знать: ничего хоть сколько-нибудь сверхъестественного в его гибели, слава богу, нет. Так что проваливайте.

— Спасибо, сержант, — сказал я. — Так и поступлю.

— Стоять, — произнесла Стефанопулос. — Я хочу, чтобы вы просмотрели протоколы допроса Колина Сэндбрау. Найдете в базе, они должны уже быть там.

— А кто такой Колин Сэндбрау?

— Парень, который стал бы следующей жертвой, если бы не ваш чокнутый приятель, — пояснила она. — Думаю, это вы осилите — и даже, возможно, без особого материального ущерба.

Я рассмеялся — мол, все нормально, шутку понял. Но, зная, что собой представляет полицейский юмор, не сомневался: эту скорую помощь мне будут припоминать до пенсии. Оставив Стефанопулос командовать парадом на месте преступления, я отправился через Сент-Эннз-корт и Д'Эрбле-стрит к Бервик-стрит. В прошлый раз я не особо рассмотрел дом, так что сейчас пришлось как следует сосредоточиться. Наконец я нашел нужную дверь — еле заметную между аптекой и специализированным музыкальным магазином со старыми виниловыми дисками. Черная краска на ней облупилась, одни кнопки домофона отсутствовали напрочь, другие были выжжены зажигалкой. Но это было неважно: я помнил, что Симона живет на верхнем этаже.

— Ах, негодяй! — проскрипел домофон. — Я еще не готова!

— Ну, могу нарезать пару кругов вокруг квартала, — сказал я.

Домофон запищал, и я открыл дверь. В свете дня лестница наверх выглядела не лучше, чем в темноте: бледно-голубой ковролин кое-где протерся, на стенах, там, где входящие хватались за них, остались грязные пятна. На каждом этаже были глухие двери, которые здесь, в Сохо, могли вести куда угодно: от охранного агентства до офиса телепродюсера. Я поднимался не спеша, поэтому не выглядел запыхавшимся, когда дошел и постучал в дверь.

Открыв ее и увидев меня в форме, Симона отпрянула и захлопала в ладоши.

— Ух ты! — воскликнула она. — Мужской стриптиз с доставкой на дом!

Она занималась уборкой в серых спортивных брюках и темно-синей водолазке, низ которой, судя по виду, был обрезан маникюрными ножницами. Волосы она повязала платком в истинно английском стиле — я такое видел только в сериале «Улица Коронации». Я шагнул через порог и сгреб ее в охапку. Она пахла потом и «Доместосом». Все бы и произошло прямо там, в прихожей, если бы Симона не прошептала, что дверь так и осталась нараспашку. Мы оторвались друг от друга на несколько секунд — только для того, чтобы захлопнуть дверь и добрести до кровати. Кровать была всего одна, но зато громадная, и мы постарались задействовать каждый ее сантиметр.