Хроники крови. Пенталогия (ЛП)

— Ты никогда не видел, чтобы я ела или пила, — настаивала Аннабель. — И не далее как сегодня ночью ты сам заметил, какая я сильная.

— Зачем ты мне это говоришь? — Вся жизнь его вращалась вокруг тех часов, что они проводили в огромной кровати под балдахином. Аннабель была само совершенство. Больше он ничего о ней сказать не мог.

— Норфолк назвал меня вампиром. — Женщина заставила его взглянуть ей прямо в глаза, хотя Генри и пытался отвести взгляд. — Следующим шагом явится необходимость это доказать. Он скажет тебе, что если я вовсе не та, какой он меня считает, то значит, я смогу прийти к тебе и днем. — Аннабель холодно помолчала. — И ты, просто из любопытства, прикажешь мне так и сделать. А я тогда либо сбегу отсюда, и ты больше меня не увидишь, либо умру.

— Я… я ни за что не стану тебе приказывать…

— Прикажешь, никуда не денешься, если не поверишь в то, что я вампир. Поэтому я сама тебе во всем призналась.

Ричмонд открыл было рот, но снова закрыл в совершенном ошеломлении, а когда наконец он заговорил, то не узнал в карикатурном срывающемся дисканте собственный голос.

— Но я же видел, как ты причащалась!

— Я не менее тебя верна церкви, Генри. Может быть, даже больше, так как тебе есть что терять, пока наш король не в ладах с католицизмом. — Лица красавицы коснулась легкая печаль. — Я вовсе не создание дьявола. Я родилась от двух смертных родителей.

Он действительно никогда не видел ее при дневном свете. Никогда не видел, чтобы Аннабель ела или пила. Она обладала силой, не свойственной ее полу и сложению. Но она причащалась и по ночам доставляла ему неимоверное блаженство.

— Когда ты родилась? — Его голос стал почти прежним.

— В тысяча триста двадцать седьмом, в тот год король Эдуард III взошел на трон. А дедушка твоего дедушки еще даже не был зачат.

Ему просто было думать о ней как о красавице без возраста, не стареющей на протяжении веков. Отсюда и в остальное было несложно поверить.

Вампир.

Женщина поняла по его лицу, что молодой герцог принял ее такой, какая она есть, и широко раскрыла объятия. Свободный халат, наброшенный на ее плечи, упал на пол, и теперь она уже не старалась удержать его взгляд, так как и без того была уверена: он его не отведет.

— Ты избавишься от меня? — тихо спросила Аннабель, чаруя его своей красотой. — Ты отправишь меня на костер? Или у тебя хватит сил любить меня и быть любимым?

Огонь в камине отбрасывал ее тень на шпалеры. Кто она, ангел или демон, — Генри было все равно. Он принадлежал ей, и если тем самым проклял свою душу, то и дьявол с ней.

В ответ он открыл объятия.

Когда женщина обняла его, Ричмонд прижался губами к ее душистым черным волосам и прошептал:

— Почему ты никогда не насыщалась моей кровью?

— Но я это делала. И делаю.

Он нахмурился.

— У меня на шее нет ни одной твоей отметины…

— Шея — чересчур видное место. — Ричмонд почувствовал, как она улыбается, прижавшись к его груди. — Мой рот припадал и к другим частям твоего тела.

Генри покраснел, а она в доказательство своих слов сползла вниз, и отчего-то сознание того факта, что она насыщалась, даря ему ни с чем не сравнимое удовольствие, подняло его на такие высоты, что ему казалось, он уже больше не сможет выдержать этого экстаза. Преисподняя стоила того.

*

— Это была ваша идея?

Герцог Норфолк склонил голову. Его глаза потонули в тени, а вокруг рта проступили глубокие морщины, которых месяц назад еще не было видно.

— Да, — с трудом признал он, — но это для вашего же блага, Генри.

— Моего блага? — Ричмонд с горечью расхохотался. — Скорее, для вашего. Таким образом вы гораздо ближе подбираетесь к трону. — Он видел, что герцог поморщился, и был этому рад. На самом деле он не верил, что Норфолк использовал его в своем стремлении приблизиться к трону. Этот человек прежде не раз доказывал свою дружбу, но у Генри только что состоялся крайне неприятный разговор с отцом и ему хотелось на ком-то отыграться.

— Ты женишься на Мэри, дочери Норфолка, еще до конца месяца, — сказал тот. — Рождество проведешь при дворе, а затем удалишься в свое поместье в Ричмонд и больше никогда не появишься в Шерифхьютоне.

Норфолк вздохнул и положил руку на плечо Генри. Его разговор с отцом молодого герцога тоже был не из приятных.

— То, чего твой отец не знает, он подозревает. Я предложил это как единственный возможный для тебя выход.

Генри сбросил с плеча его руку. Никогда ему больше не бывать в Шерифхьютоне. Никогда больше не слышать смеха Аннабель, не знать ее сладостных прикосновений. Никогда самому ее не коснуться. Он сцепил зубы, чтобы не взвыть от отчаяния.

— Вы не понимаете, — прорычал он и зашагал прочь по коридору, прежде чем успели пролиться постыдные слезы.

*

— Аннабель! — Он бросился к ней со всех ног и, упав на колени, зарылся лицом в ее юбку. На какое-то время мир превратился в прикосновение рук любимой и звук ее голоса. Потом наконец он нашел силы, чтобы отпрянуть, но ровно настолько, чтобы взглянуть ей в лицо. — Что ты здесь делаешь? Отец и Норфолк что-то заподозрили, а если они тебя найдут…

Красавица провела прохладными пальцами по его лбу.

— Они меня не найдут. В дневные часы у меня есть надежное убежище, а ночей впереди у нас не так много, никто не успеет ничего обнаружить. — Аннабель помолчала, приложив ладонь к его щеке. — Я уезжаю, но я не могла отправиться в дорогу, не попрощавшись с тобой.

— Уезжаешь? — тупо повторил Генри.

Она кивнула, и ее не стянутые лентой волосы рассыпались по плечам.

— В Англии для меня стало чересчур опасно.

— Но куда…

— Думаю, во Францию. На какое-то время.

Ричмонд поймал ее руки в свои.

— Возьми меня с собой. Мне без тебя не жить.

Губы женщины скривились в улыбке.

— Но и со мной ты

жить

не можешь, — напомнила она.

— Жить, умереть, воскреснуть и не умирать. — Он вскочил и обнял ее. — Мне все равно, лишь бы быть с тобой.

— Ты очень молод…

Ее словам не хватало уверенности, и он прочитал на лице Аннабель сомнение. Она нуждалась в нем! Великий Боже и все святые, она нуждалась в нем.

— Сколько тебе было лет, когда ты умерла? — решительно спросил Генри.

Она прикусила губу.

— Семнадцать.

— Мне исполнится семнадцать через два месяца. — Молодой герцог снова опустился перед ней на колени. — Неужели ты не можешь подождать?

— Два месяца…

— Всего лишь два. — Он не мог сдержать торжества. — А после мы вечно будем принадлежать друг другу.

Тогда Аннабель рассмеялась и притянула его к своей груди.

— А вы о себе высокого мнения, милорд.

— Это так, — согласился он, не поднимая головы.

— Если ваша жена случайно войдет…

— Мэри? У нее собственные покои, и она не очень-то любит их покидать. — Стоя по-прежнему на коленях, Ричмонд потянул ее к ложу.

Через два месяца Аннабель начала насыщаться каждую ночь, забирая столько крови, сколько он мог выдержать.

Норфолк поставил охрану у его спальни. Генри приказал его людям убираться, впервые в жизни проявив себя сыном своего отца.

Еще через два месяца, когда светила медицины ошарашенно скребли в затылках, недоумевая по поводу нездоровья молодого герцога, а Норфолк прочесывал окрестности в бесплодных поисках, она снова притянула его к своей груди, и он вобрал в себя кровь вечной жизни.

*

— Позвольте уточнить, вы незаконнорожденный сын Генриха VIII?

— Именно так. — Генри Фицрой, бывший герцог Ричмондский, герцог Сомерсет, граф Ноттингем и кавалер ордена Подвязки прислонился лбом к прохладному стеклу окна и взглянул на огни Торонто. Он давно не рассказывал свою историю и успел забыть, насколько опустошительно она на него действовала.