Пути, которые не избираем

Посреди комнаты совершенно одиноко стоял сложный и вычурный механизм, части которого работали так замысловато, что я не мог уловить всех деталей. Казалось, он не принадлежал белой комнате. Он походил на грязный гвоздь, забитый глубоко в белую плоть. Само его присутствие было оскорбительным. Старик, Время деловито суетился над механизмом, засучив рукава, чтобы проще залезть руками глубоко внутрь него, внося тонкие корректировки, которые только он понимал, при этом ворчливо бормоча себе под нос, за пределами слышимости.

Наконец он отошел с гордым видом назад и энергично кивнул. Мы все почувствовали, что механизм ожил, гигантский глаз медленно открылся и стал нас изучать.

Я ощутил дуновение Ветров Времени, услышал их бушующий рев, берущий меня за душу. Это походило на дыхание некого давно забытого бога, пробуждающегося ото сна. Казалось, что вся вселенная вращалась здесь и сейчас. Когда Ветры Времени дуют, даже самые могущественные создания дрожат и надеяться на свои защиты. Я хотел повернуться и убежать, бежать до тех пор, пока не забуду все, что видел, узнал и почувствовал здесь, но не мог позволить себе слабость. За этим я сюда и пришел

Старик Время резко оглянулся.

Тише, вы там! Здесь какие–то странные колебания в потоке времени искажения, которых я не понимаю. Что–то значительное происходит, или собирается произойти. Или возможно уже произошло, давным–давно и эхо отражается сквозь время, изменяя все. Я должен понять, что происходит… но не понимаю. Что само по себе знаменательно. Хочешь отложить свое путешествие?

Нет, — ответил я. Сьюзи и Томми ничего не сказали.

Время заговорил быстро, словно торопился поделиться всей информацией.

— Я подверг вас обработке, которая позволит всем вам говорить и понимать любой язык или диалект, с которым вы можете столкнуться, и чарам, которые заставят вас казаться частью любой культуры, в которой вы можете оказаться. Я хотел бы быть более конкретным, но там, куда вы собираетесь, ничего не является постоянным.

Он все еще говорил, но теперь рев Ветров Времени заглушал его. Я чувствовал что они тащили меня, тащили в направлении которое я мог ощутить, но не назвать. А потом мы втроем падали, крича друг на друга. Белой комнаты не стало, как будто мы упали сквозь нее, как камень, через дно мокрого бумажного пакета. Мы падали в направлении за пределами понимания, окутанные цветами радуги, которых я никогда прежде не видел. Мы падали, назад, назад к чему–то, где–то, когда–то…

Глава шестая. Крайне несовершенное прошлое

Кажется, я стою у мертвой собаки, — сказал Томми Забвение. — И не лучшим образом.

Тревога в его голосе была очевидна, но у меня были собственные проблемы. Мир приобрел очертания вокруг меня, но голова все еще кружилась. Я был окружен темнотой и прислонялся к грубой кирпичной стене. Воздух был горячим и плотным, но запах напрягал меня сильнее. Густые и зловонные органические миазмы, которые висели в спертом воздухе, а также запах дыма, пота и дерьма, наполняли мою голову независимо от того, сколько я ею мотал. Я заставил себя отойти от стены и изучить окружающую обстановку.

Мы втроем стояли в темном переулке, освещенным только горящим человеческим телом в подвешенной железной клетке. Огонь практически потух, тускло мерцая вокруг почерневшего трупа. Стены переулка были из грубой кирпичной кладки, почерневшей от копоти, а земля усеяна обильной смесью свежего дерьма и других ужасных продуктов разложения. Кто–то нарисовал на стене «Дагон должен вернуться!», и довольно недавно, судя по всему. Томми отступил от того, что осталось от мертвой собаки, и отряхнул ботинки, постучав по стене. Сьюзи медленно огляделась, нахмурившись.

Где бы мы ни оказались, Тейлор, не думаю, что это там, где мы должны были быть.

Ты имеешь в виду, когда мы должны были быть, — проворчал я, просто лишь бы сказать что–нибудь. — Очевидно, что–то пошло не так.

Я направился к концу переулка и уличному шуму за его пределами. Впереди был свет и звуки какой–то цивилизации. Сьюзи и Томми поспешили догнать меня, грязная земля громко хлюпала под их ногами. Я остановился у выхода из переулка, придерживаясь теней, и выглянул на улицу. Томми и Сьюзи пристроились за мной. Улица была оживленной, заполненная в основном пешеходным потоком, а запах стоял еще хуже. Доносился рев постоянной болтовни, смешанной с различными криками животных и случайными столкновениями лошадей и запряженными волами повозок. Мы были определенно в прошлом, но не в достаточно далеком.

Здания были в основном из камня и древесины, всего в два или три этажа. Элементарные блочные структуры с несколькими жалкими следами римской архитектуры. Стиль был главным образом кельтским и немного саксонским, плюс целая куча элементов, которых я не признал. Тротуаров не было, только два густых потока пешеходов по обе стороны от глубоко изрытой грунтовой дороги. Движение по центру перемещалось не намного быстрее, будучи главным образом заполненное конными повозками и грубыми телегами, заряженными такими же грубыми людьми.

Неповоротливые крытые повозки со скрипом ползли вперед, их тяжелые деревянные колеса, глубоко погружались в грязную дорогу. Грязь, дерьмо и отбросы были повсюду, и мухи висели густыми облаками в дымном воздухе. То и дело хорошо одетый человек проезжал верхом на покрытой попоной лошади, разгоняя всех со своего пути. И, наконец, верхом на осле проезжал горбатый пастух, гнавший стадо миниатюрных мамонтов, примерно тридцати сантиметров роста, они весело попискивали, когда топали через грязь.

Ой, какие милые, — неожиданно сказала Сьюзи. Мы с Томми уставились на нее, и она с большим достоинством посмотрела на нас в ответ.

Мы вновь отвернулись к улице.

Судя по архитектуре, я бы сказал, что мы оказались где–то в шестом веке, — сказал Томми. — Римская империя уменьшилась и распалась, и доминирующие кельты ведут войну против вторгшихся саксов. — Мы со Сьюзи с удивлением взглянули на него, и он ощетинился. — Я много читал об этом периоде. Это действительно очень интересно.

Мне все равно, если это крайне увлекательно, мы не должны быть здесь, — сказала Сьюзи. — Мы по крайней мере на пятьсот лет промахнулись от того момента, когда должны были прибыть. Кто–то облажался.

Это не может быть ошибкой, — сказал Томми. — Старец Отец Время не допускает ошибок. Фактически, он и известен тем, что не допускает ошибок.

Он и не ошибся, — сказал я. — Кто–то еще вмешался.

Ярость на мгновение ослепила меня, я ударил в ближайшую ко мне стену, повреждая руку о твердый кирпич и не тревожась, а почти смакуя боль. Я пытался что–то сказать, но охвативший меня гнев сжал мне зубы, и раздалось лишь рычание. Томми начал пятится назад. Ярость пульсировала в моих кишках точно раскаленный уголь, сгибая меня, пока я не впился взглядом в грязную землю. Горячие, беспомощные слезы пылали в моих глазах и я снова ударил в стену.

Сьюзи приблизилась ко мне, бормоча тихие слова, приводя меня в чувство своим спокойствием и непоколебимостью. Я дышал тяжело, с придыханием, словно меня только что ударили, но невозмутимость Сьюзи, медленно передалась мне, и я совладал с собой. Я затолкал гнев поглубже в себя, чтобы выпустить его позже, когда появиться тот, на ком я оторвусь. Я глубоко вздохнул и кивнул с благодарностью Сьюзи. Она кивнула в ответ. Она поняла.

Я посмотрел в переулок на Томми, который выглядел очень неуверенно.

Все в порядке, — сказал я своим лучшим разумным голосом. — На мгновение, я немного расстроился, но сейчас я в порядке.

Разумеется, — сказал Томми, медленно и неохотно приближаясь ко мне. — Просто, на секунду, ты выглядел… совсем другим, приятель. Я никогда не видел тебя таким. Словно ты мог погубить весь мир, и глазом не моргнуть.

Я хмыкнул.

Ты слишком серьезно относишься к легенде обо мне.

Томми посмотрел на меня с сомнением, а затем снова перевел взгляд на улицу.

Ну, по крайней мере, в шестом столетии Темная Сторона выглядит действительно более мирной, чем та, к которой мы привыкли.