Обманная весна (СИ)

— Ах, какой ты грозный, — насмешливо протянула девка. — Страшный… зайчик. Храбрый — когда ты с другом, а медведь без друга, да?

Иван сжал зубы и пнул ее в бок носком ботинка. Вампирша охнула и закашлялась; пока она пыталась вздохнуть, Иван чувствовал себя на высоте. Он видел черное обугленное мясо под «браслетами» на ее запястьях, ее светлую брючину, набухшую черной, как тушь, кровью, чуял запах горелой плоти — и понимал, что девка ранена и менее опасна, чем обычно. Лучше бы, конечно, было пристрелить ее… но насмешливые угрозы вчерашнего вампира могли оказаться серьезными…

— Боишься смерти… зайчик? — спросила девка, отдышавшись.

Она могла ощущать боль; Иван видел, как напряжено ее тело и как замерло лицо — будто у человека, прошитого пулями насквозь. Но злоба этой гадины была сильнее боли — и злоба заставляла ее смеяться, когда зрачки с багровым туманом внутри дико расширены, а пальцы свела судорога.

— Вот смешно было бы встретить тебя в потемках — одного, зайчик, — продолжала вампирша. — Просто подойти, дунуть сзади в затылок и посмотреть, как ты окочуришься от ужаса, бедняжка…

— Заткнись! — зарычал Иван. Его колотило от ужаса и ярости. Он снова пнул девку, теперь в живот. Он окончательно перестал видеть в этом существе что-то, напоминающее человека — нет, фикция, иллюзия, подделка, Грин прав.

Тварь. Подлая тварь.

Рыжий гринов «лимузин» затормозил на мостовой в трех метрах от них. Грин открыл дверцу и приказал:

— Тащи ее сюда.

— Вставай! — рявкнул Иван.

Девка рассмеялась. Слезы уже явно текли по ее лицу, оставляя на белой коже темные полосы, но само лицо было спокойным и жестким.

— Я не могу встать, — сказал она. — Я не могу встать на эту ногу. Ты слепой или идиот?

— Пуля застряла, — сказал Грин удовлетворенно. — Серебро. Восстановиться не может. Я ж говорю — тащи. Она легкая и, я думаю, дурить не будет.

Иван так не думал.

Он нагнулся к вампирше и потянул ее вверх за воротник. От прикосновения к нечисти его опять перетряхнуло, но злость в который раз помогла справиться со страхом. Девка, действительно, была легкой, она была очень легкой, до странности, как подделка, а не живое тело. Она оперлась на целое колено, так и вытягивая руки вперед — и вдруг дернулась к Ивану, лязгнув клыками в миллиметре от его локтя.

— Сука! — вскрикнул Иван, шарахнувшись в сторону.

— Вот это номер, — удивленно протянул Грин, как-то неожиданно оказавшись уже не в автомобиле, а рядом. — Ни фига себе, еще и кусается… Ну ты молодчина, что не выстрелил.

Иван смутился. Вампирша вызвала у него приступ паники такой силы, что он забыл про пистолет. Теперь надо было как-то восстанавливать статус.

Он повернулся к девке. Вампирша лежала на асфальте, заляпанном черной кровью, опираясь на локти — и смеялась сквозь слезы. Ивану вдруг стало совершенно очевидно, что тварь его поняла, поняла его детский неразмышляющий ужас, Иван вспомнил «всепонимающие глаза» — и опасливый страх сменился горячей мстительной яростью. Он нагнулся, схватил девку за шиворот, вздернул на ноги, злорадно отметив, как она вывернулась от боли — и ударил по лицу рукоятью пистолета. Вампирша попыталась отстраниться, прикрывшись скованными руками, и Иван перехватил цепочку между «браслетами» и рванул вниз. Девка издала пронзительный вопль, Иван ударил ее еще раз — и тут ощутил руку на своем плече.

— Ух ты! — присвистнул Грин. — Как разошелся! Рыцарь, рыцарь… как жалел женщин, я подохну с тобой, старина! Ладно, давай ее на заднее сиденье и сам туда. Надо присматривать за барышней.

Иван впихнул девку в салон, стукнув ее головой о крышу машины. Усаживаясь сам, оттолкнул ее ноги, отчего вампирша взвизгнула, как замученная кошка. С удовольствием взглянул на ее лицо — мокрое от слез, зеленовато-белое с черно-синим пятном на скуле, осунувшееся — но обнаружил, что тварь каким-то образом ухитрилась не растерять инфернальный шарм до конца. Она смотрела на Ивана и улыбалась сквозь судороги боли — чему, мать ее?! «Всепонимающе»…

Ночные улицы были пусты, и Грин гнал, как на загородной трассе. Минут через пять, никак не больше, машина остановилась у его дома.

Девку вытащили из салона, втолкнули в подъезд и волоком подняли по лестнице, задевая больным коленом за ступеньки. Она почти не сопротивлялась, только резко вдыхала сквозь зубы и всхлипывала, когда ей причиняли особенно сильную боль. Захлопнув входную дверь, и Иван, и Грин вздохнули облегченно. Иван с удивлением заметил, что облегченно вздохнула и вампирша.

Грин втащил девку в комнату, оставил лежать на полу и включил свет. Иван вошел следом. При ярком электрическом свете вампирша выглядела гораздо более потрепанной, грязной, больной и усталой, чем в сумраке, но синяк на скуле начал выцветать. «Восстанавливается, — подумал Иван с гадливостью. — Жаль, что у „беретты“ рукоять не посеребренная».

Он окончательно перестал видеть в существе, вымазанном черной кровью, женщину, девушку, что-то, связанное с любовью, с сексом — даже с похотью. Он ненавидел эту гадину — и ждал момента, когда можно будет отрезать ей голову и увезти мерзкий труп подальше отсюда.

Грин сел в кресло. Куртка на нем была расстегнута и распахнута так, что виднелась тельняшка — Иван подумал, что Грин похож на десантника времен Великой Отечественной, который собирается допрашивать фашистку. Девка улеглась на полу поудобнее, взглянула на Грина с любопытством.

— Как звать? — спросил Грин.

— Кого? — спросила вампирша, улыбнувшись окровавленными губами.

— Как меня — я и сам знаю.

— Лукс.

— Что за Лукс?

— Так меня зовут Князья. Вообще-то, это моя фамилия… при жизни.

Грин и Иван переглянулись. Они слушали вампира первый раз, и услышанное было не очень-то понятно.

— Князья — твои хозяева? — спросил Грин.

— Хозяева Ночей. У меня нет хозяев. О, храбрый юноша, мистер Ван Хельсинг, сними, пожалуйста, наручники, я не могу разговаривать, мне ужасно больно. Тяжело сосредоточиться.

— Нет хозяев? А дьявол? — у Грина был вид человека, поймавшего на слове.

Девка рассмеялась.

— Ты хотел порасспрашивать меня о дьяволе, Илья? Я его никогда не видала и нет надежды. Мало кто из Князей верит в эту… сказку.

Лицо Грина окаменело, глаза сузились. Иван подумал, что Грин просто взбешен, но он спокойно сказал:

— Если такая проницательная, что ж меня Грином не назвала?

— Я думала, ты не любишь прозвищ, — сказала девка. — Что такое «Грин»? Тебя так звали твои… хозяева?

— Она издевается? — спросил Иван, взглянув на Грина. — Может, влепить суке, чтоб говорила по существу?

— Погоди, — Грин несколько секунд молчал и разглядывал вампиршу. — Ладно. Как тебя звать по-настоящему?

— Кому это интересно? — девка пожала плечами и ее лицо дернулось от боли. — Антонина Львовна Лукс. Это было давно.

— Когда?

— Невежливо спрашивать даму о возрасте, — сказала вампирша, усмехнувшись, и добавила после паузы. — С июля тридцать восьмого. Доволен?

— Тогда издохла?

— Перешла.

— Куда, на хрен, ты перешла? Говорить по-человечески разучилась?

Вампирша вздохнула и подтянула к себе раненую ногу.

— Наивничаешь, Ван Хельсинг? Ты не знаешь, что такое Инобытие? Ты? Ты ведь уже умирал…

Грин сощурился.

— Ну и что? Я — живой!

Девка потянулась всем телом, стараясь как можно меньше двигать закованными руками.

— В некотором роде. Но не настолько, как думаешь.

Грин нагнулся к ней так низко, что Иван испугался за его лицо:

— А ты думаешь, что тебе сейчас больно, бедная сучка? — спросил он проникновенно. — Совершенно напрасно. Ты понятия не имеешь, что можешь узнать в этом направлении…

Вампирша улыбнулась неожиданной улыбкой, теплой, похожей на человеческую — только клыки ее выдавали:

— Ну почему же, Грин. Я знаю. Как ты думаешь, для чего я искала тебя нынешней ночью?

Грин рассмеялся коротким злым смешком, а Иван, впервые за время их ночных странствий, до конца, телом, кровью и костями, уверовал в дьявола и его силу.