Страсти по принцессе

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

БЕЗ НЕДОМОЛВОК

Сварог открыл глаза и прислушался, пытаясь понять, что его разбудило.

Для этого и не потребовалось особого напряжения чувств. Дверь в кабинет была полуоткрыта, как он ее и оставил, — только сейчас внутри горела на столе лампа, и в спальню падала полоса света, достигающая постели, задевающая краешек лезвия Доран-ан-Тега. Потом в кабинете послышались шаги — кто-то прошелся по комнате, ступая громко, уверенно, ничуть не прячась.

Шумно отодвинули кресло. Сварог толкнул локтем Мару — но ее ровное, глубокое дыхание ничуть не изменилось, она безмятежно спала, хотя такого с ней не могло случиться. Не отрывая взгляда от полосы света, Сварог ощупью нашел плечо девушки, потряс — Мара должна была мгновенно вскинуться. Однако она спала. Мелькнула дурацкая мысль: Горонеро вернулся за чемоданом…

На полпути задержав протянувшуюся было к топору руку, Сварог бесшумно вытащил из-под подушки пистолет — тот, что стрелял серебряными пулями.

Замер, прикидывая варианты.

Вариант был один: встать и выйти туда…

В кабинете громко откашлялись — вновь открыто, демонстративно. Кто бы там ни сидел, он честно предупреждал о своем присутствии, и это сбивало с толку. Мара перевернулась на другой бок, лицом к стене, умиротворенно посапывая. Пора было решаться. Помогая себе одной рукой, Сварог влез в штаны, опустил ноги на пол и бесшумно направился к двери, держась подальше от полосы света.

— Входите, что же вы, — послышался оттуда спокойный мужской голос, совершенно незнакомый.

Сварог вошел, держа под прицелом расположившегося в кресле человека, — лампа на гибком кольчатом шнуре опущена вниз, лицо и фигура нежданного гостя скрыты мраком. Не помог и «кошачий глаз» — как Сварог ни напрягался, лицо сидящего оставалось словно бы подернуто густой мглой.

Сварог слегка повел стволом.

— Не нужно, — так же спокойно сказал сидящий. — Вреда вы мне не причините, но придется уйти, а нам непременно нужно побеседовать. Рубашку не накинете ради пущей респектабельности? Вы, во-первых, гостя принимаете, во-вторых, вы граф, барон и лорд, а среди моих многочисленных титулов есть и княжеский.

Сварог, чувствуя себя на удивление спокойно, придвинул второе кресло и сел, бросив пистолет на колени. Сон схлынул, голова была ясная, и он ни на миг не собирался упускать инициативу. Посему демонстративно пошевелил пальцами босых ног, шумно почесал голый живот, взял со стола бутылку с красивым парусником на пестрой этикетке и налил только себе, пояснив:

— Вам не предлагаю. По слухам, другой у вас любимый напиток…

Сидящий напротив посмеялся коротко и вежливо, как человек, способный понять хорошую шутку. И продолжал беззаботно:

— Вполне понимаю ваше мальчишеское желание показать себя крутым и несгибаемым, но не оставить ли нам и состязания в плоском остроумии, и скоропалительные колкости?

— Я вам особых колкостей не говорил.

— Ну, собирались. Ведь правда? Мы с вами не дети. Я не страдаю повышенной обидчивостью, но вам, дорогой лорд Сварог, следовало бы отнестись ко мне чуточку уважительнее, потому что я — это… я.

Он поднял лампу повыше, покрутил регулятор, осветив все вокруг.

Сварог жадно уставился на непрошеного гостя и ощутил легкое разочарование.

Гость был одет в скромный темно-серый камзол, обшитый черной тесьмой, — ни дать ни взять, добропорядочный горожанин Бронзовой гильдии, не выше. И лицо самое что ни на есть народное — скуластое, худое, располагающее лицо неглупого крестьянина или служаки-сержанта, работяги и философа войны. Руки, спокойно лежащие на коленях, — тяжелые, неуклюжие, с натруженными ладонями. Только глаза выбиваются из образа — темно-желтые, словно бы бездонные, удивительным образом и умные, и пустые, зрачок-точечка, словно проколотая иглой дырка в иную реальность, где нет ничего, кроме абсолютного мрака.

— Неплохо, — сказал Сварог. — Великолепная маска. Это не колкости, я серьезно говорю. С такой физиономией ко мне и следует являться. Свой мужик, ах, какой свойский, не усатенький демонический красавчик, не седовласый благообразный аристократ…

— Даже если вы все понимаете, ваше подсознание независимо от ваших побуждений играет на моей стороне, — усмехнулся гость. — Вы знаете, кто я, но от моей маски никуда не деться… Вам постоянно приходится делать над собой некоторое усилие, чтобы видеть за маской сущность…

— А как насчет настоящего облика?

— Вы не то чтобы этого не перенесете, но… Понимаете, нет таких слов… Вы — человек, а я — совершенно другое.

— Кстати, о сущности, — сказал Сварог. — Кто мне поручится, что передо мной — самый главный? Не заштатная нечисть, обосновавшаяся вблизи пансиончика? Не мелкий здешний бес? Ваши, знаете ли, слуги то и дело являлись ко мне в самых разных обличиях.

Несколько секунд стояла тишина, и слышно было, как в холле время от времени тревожно фыркают лошади, ржут коротко, испуганно, словно вскрикивая.

— Забавно, — сказал наконец гость. — С таким оборотом дела мне почти не доводилось сталкиваться. Ну не могу же я, простите великодушно, выправлять самому себе солидный документ с подписями и печатями? Что за абсурд… Ага… Вас ведь там, наверху, насколько мне известно, обучили наспех мелким фокусам? Вот и попробуйте усмотреть мою истинную сущность. Потом поделитесь впечатлениями…

— Вы правы, это мысль, — со светской улыбкой сказал Сварог и произнес про себя нужные слова.

С таким он еще не сталкивался. Все в комнате осталось по-прежнему, и в то же время она пропала, Сварог был в двух местах сразу, в двух мирах, одинаково реальных, и перед ним грузно перекатывались, клубились в непонятной бездне исполинские потоки мрака. Тьма обрела мириады оттенков, переливов и колеров, то оформляясь в осязаемое переплетение необозримо гигантских змей, то расплываясь невесомыми извивами туманов, пронизанных колючими лучами черных, ослепительно черных звезд. Он погружался в бездну, липкую, засасывающую, сомкнувшуюся над головой, уплывал в нескончаемые пучины, и все, имевшее формы, очертания, контуры, иные, кроме черной, краски, остались наверху, в неизмеримой дали… И это был Ужас.

Зажмурившись, сжав кулаки, он вернул себя в прежнее состояние.

— Вы удовлетворены? — мягко спросил гость. — Неужели то, что вы видели, душонка мелкого беса? У которого и нет души…

— Удовлетворен, — сказал Сварог, не в силах побороть странную слабость во всем теле.

— Впечатлениями поделитесь?

— Нет. Я не смогу этого описать. Что… Что это было?

— Вы видели Тьму, — преспокойно пожал плечами гость. — Из Тьмы и слагается Вселенная. А на долю света, простите за убогий каламбур, приходится ничтожнейшая доля…

— А если отделить тьму, над которой вы властны, от той, что к вам не имеет никакого отношения? Это какая доля будет?

— О, не стоит, — слегка поморщился гость. — Не нужно этого, не будем играть в слова… Я — хороший логик, слышали, должно быть? И практика у меня неизмеримо богаче, отточена на дискуссиях с интеллектуалами, стократ превосходящими по подготовке вас. В иных спорах, говоря откровенно, и мне случалось оказаться посрамленным, но все равно, не надо погружаться в пучины схоластики. «Что есть взгляд в кромешной темноте?» И тому подобное. Вам все равно не превзойти, к примеру, Катберта… Поздняя ночь, скорее уж раннее утро, в заброшенной тысячелетия назад гостинице для военно-морских чинов сгинувшего мира сидят мятущийся граф и Князь Тьмы — и старательно состязаются в красноречии… Нелепо. Как если бы мы, подобно оперным тенорам, стали петь свои реплики. Мы же не персонажи философского трактата…

— А какой стиль вы предпочитаете?

— Насквозь деловой, — не замедлил с ответом гость. — Сбережем время.

— Что же вы хотите? Договора не вижу…

— Помилуйте, вы же взрослый человек, лорд Сварог… Или всерьез верите, что я заставил бы вас расписываться кровью? А то и в случае вашего согласия обрек бы на вечные муки после смерти? Все это — примитивный вздор. Нет ни вечных мук, ни вечного блаженства. Все одновременно и сложнее, и проще. Одни в свое время становятся частицей Тьмы, а другие — частицей Света. Вот краеугольный камень, фундамент. Все остальное — детали, частности, дополнения.