Пророчество Предславы

Ни одного дома в Сельце спасти не удалось. Даже на те постройки, что на отшибе стояли, каким-то образом пламя перебиралось. Так что едва успевали из домов кадки с приданным выкатить, да скотину из хлева вывести. Несколько человек так и сгинуло, пытаясь добро спасти. Быстро дома горели и рушились быстро. Последней церковь рухнула, выбросив в небо сноп искр и пламени. Гораздо выше огонь взметнулся, чем крест прежде стоял.

Посреди трещащей ещё углями разрухи, народ собрался на сходку. Долго не говорили. Виноватым люди Леонтия посчитали. От него зло пошло. Он Елену обидел и помершего колдуна разозлил тем самым. Ему и ответ держать. Бросать в огонь Леонтия, впрочем, не стали — как-никак батюшка, пастырь бывший, но прогнали из села. Навечно прогнали.

Леонтий не спорил, не оправдывался. Понуро опустив голову, ушёл в ночь.

Скоро, правда, и сами селяне засобирались. Неправильным считалось на пожарище жить, если погиб кто. Долго ещё здесь люди не поселятся, и место по иному называть станут, в Селище переиначат.

Ближе к полуночи прибыл из Мещёрска княжеский поезд. Предупредил кто-то старого Ука о бедствии. Тот посчитал себя обязанным людям помочь, к сыну старшему, Александру, в Елатьму перевезти. Сын его давно принял христианство, и князь рассудил, что вот пусть и поможет единоверцам.

Люди погрузили немногий уцелевший скарб и убыли молча. Ушёл и Рыжий с вурдами.

Чародеи последними разошлись. Молча, как расходятся после тяжёлой и бесполезной работы. На возникшем по первому зову Игреце умчалась Эрвела. Барцай увёл хромающего Шамбала в лес, кивнув остальным словно они лишь встретились случайно где-нибудь на торгу. Прочих раненных погрузили на княжеские подводы и увезли в чародейскую слободку на попечение Не с Той Ноги и Вармалея.

Сокол подумал, насколько мало он осведомлён о делах своих соратников, с которыми только что бился плечом к плечу. Уже завтра большинство из них надолго исчезнет в глухих лесах, да забытых селениях, разойдётся по Мещере, по своим колдовским приходам. И, скорее всего многих Сокол больше никогда не увидит, потому что подобное лютое бедствие вряд ли придёт на землю ещё раз в ближайшем будущем.

Впрочем, поправил себя Сокол, времена теперь подошли такие, что может быть, им доведётся собраться вместе очень и очень скоро.

От автора

Настоящая книга, помимо изрядной доли художественного вымысла, основана на реальных исторических событиях, легендах и преданиях. Все приведённые в ней исторические факты достоверны, хотя их интерпретация значительно отличается от той, что можно прочитать в учебниках истории. В тоже время, вполне вероятно, что упомянутые учебники несут в себе не меньше, а то и больше вымысла, чем самый смелый фэнтезийный роман.

Эпоха русского средневековья, в том числе вторая половина четырнадцатого века, таит в себе немало любопытных событий, интриг и загадок. Отечественные писатели не раз обращались к этому времени, но большинство исторических произведений так или иначе привязаны к Куликовской битве или событиям, происходившим вокруг неё. Нечего и говорить, что все эти книги написаны в русле исторического мэйн-стрима, с его мудрыми московским князьями, пристально вглядывающимися в даль веков и произносящими глубокомысленные речи о грядущем величии русского народа. Все прочие территории и народы современной России, с их самобытной культурой и верованиями, упоминаются в таких книгах крайне редко. Все прочие события встраиваются в официальную историческую концепцию или отбрасываются, как не соответствующие ей. А ведь происходили, в то время, и куда более любопытные вещи.

Четырнадцатый век это эпоха максимального расцвета независимых княжеств и, как следствие, наиболее ожесточённого противостояния между ними. Причём противостояния не столько военного, сколько культурного и экономического. Это эпоха борьбы за верховную власть и противодействия этой власти.

Четырнадцатый век, несмотря на спорную зависимость от орды, это эпоха свободы. Последнее столетие до образования централизованного государства со всеми его уродливыми проявлениями, вроде крепостного рабства, преследования инородцев и иноверцев, жестокой колонизации и имперских войн.

Середина четырнадцатого века — это крупнейшая за всю историю человечества пандемия чумы, события в значительной степени повлиявшего на мировую культуру и подхлестнувшего ренессанс.

Некоторые замечания:

Князья и правители великих княжеств и земель (Литва, Новгород, Москва, Нижний Новгород, Рязань, Тверь) — реальные исторические персонажи. Политическая конъюнктура привела к искажённой картине их взаимоотношений. Дело подаётся так, что московские князья выступают поборниками единой Руси, предвосхищают исторические события, а недалёкие и амбициозные князья-соперники ставят им палки в колёса. Однако, по всей видимости, в реальности они не слишком отличались друг от друга.

Борьба московских, нижегородских и тверских князей за господство над Русью, имеет в своей основе распрю между сыновьями Ярослава в первые десятилетия монгольского вторжения. Достоверных сведений, о том, который из братьев Ярославовичей был старшим, нет. Официальная история считает таковым Александра Невского, оправдывая тем самым претензии Московского Дома на владимирский престол, некоторые исследователи склоняются в пользу Андрея (родоначальника суздальско-нижегородской ветви). Известно лишь, что наследовал отцу именно Андрей, что позволяет усомниться в обоснованности притязаний Александра Невского.

О Мещёрских князьях никаких сведений до нас не дошло, за исключением имени Александра Уковича, упомянутого в отдельных юридических документах (раздельных грамотах). Все остальные мещёрские имена, приведённые в настоящем романе, вымышлены.

История полоцкого князя Всеслава-чародея и его внучки Предславы, организовавшей так называемый «Полоцкий матриархат», достойна отдельной книги. В данном романе эта тема используется как предыстория разворачивающихся в четырнадцатом веке мистических событий.

Три наиболее любопытных деятеля церкви описываемого в романе периода — Алексий, Дионисий и Василий Калика. Вокруг них сложилось много мифов от житийной литературы до легенд и преданий. Все трое поддерживали разные политические партии. Василий Калика, будучи новгородским архиепископом, поддерживал тверских князей, Дионисий — суздальских, а Алексий московских. Идея изобразить Алексия как русский аналог кардинала Ришелье не нова. Об авантюризме и интриганстве митрополита писал ещё его современник, Никифор Григора в своей «Римской Истории».

Кошмарная эпидемия чумы, чёрной смерти, была овеяна мистикой уже современниками, что дало автору широкое поле для фантастических интерпретаций. Чернобог — персонаж сомнительный, даже с точки зрения фольклора. Скорее всего, это более поздняя выдумка, либо собирательный образ тёмных сил вообще. Свои сомнения на этот счёт автор делегировал Соколу. Черта, созданная Соколом и Константином является художественным вымыслом. Однако вызывает любопытство следующий исторический факт — опустошившая весь Старый Свет чума каким-то образом не затронула Нижнего Новгорода. Если отбросить мистические объяснения, то, вероятно, какие-то формы карантина властями были осуществлены. (В Европе чума не проникла на территорию Центральной Польши, по всей видимости, по сходным причинам).

Колдуны, чародеи, ведьмы присутствуют в фольклоре любого народа. Главный герой романа — чародей Сокол — персонаж вымышленный. Его учителя — Соловей, Скворец и Дятел упоминаются в нижегородских легендах, собранных в частности Мельниковым-Печерским, а Соловей, кроме того, и в былинах об Илье Муромце, где он выведен как разбойник.

Овды и онары заимствованы из марийского фольклора. Из марийской традиционной культуры заимствованы и некоторые описанные в книге обычаи, а из марийского языка некоторые слова и названия (в частности Угарман — марийское название Нижнего Новгорода). Этот источник был взят за основу для реконструкции, так как от собственно мещёрской культуры мало что сохранилось.