Месть троянского коня

Глава 5

Морские разбойники заметили неладное, когда звезды стали бледнеть и с моря подул прохладный утренний ветер. Спавшие на дне кораблей пробудились от холода и поняли, что служившие им постелью плащи и мешки насквозь промокли. Вода проступала сквозь них и постепенно прибывала…

— Корабль дал течь! — крикнули на одном из судов.

— И наш — тоже!

— Вода! У нас тоже вода… Днища текут!

Разбуженный караульными Пейритой сразу приказал подгрести вплотную к берегу, сотне воинов сойти на сушу и выставить караулы, а потом всем остальным вытаскивать корабли, вычерпывать из них воду, искать и как можно быстрее заделать течь.

— Мы найдем тех, кто это сделал, и прибьем их головы к носам наших кораблей! — крикнул он в бешенстве. — Но сначала надо сделать все, чтобы к рассвету мы могли отплыть: нельзя упустить такую богатую добычу!

— Это вряд ли получится! — сообщил предводителю один из его кормчих. — В каждом днище по шесть–семь дырок… Небольшие, будто буравили чем–то длинным и тонким. Их все сразу не заделать достаточно прочно.

— Заделывайте сначала один корабль! — скомандовал Пейритой. — И пускай он выходит в море и нападет на первый корабль Анхиса! Они так тяжело нагружены, что не смогут уйти, и остальные два не сумеют быстро придти на помощь первому. Мы починим поскорее остальные суда и поддержим своих! Живо, живее!

— Не туда ты торопишься, Пейритой! — прозвучал над берегом чей–то могучий голос. В нем была такая уверенность и такое спокойное презрение, что толокшиеся вокруг своих кораблей разбойники сразу побросали веревки и весла и поспешно обернулись к гряде невысоких прибрежных скал, откуда прогремели эти грозные слова.

В проходе между скалами, на фоне пологого лесистого берега, еще слабо различимого в утреннем полусвете, на расстоянии сотни в две локтей от толпы разбойников, обрисовывался силуэт всадника. Неверный свет делал его огромную фигуру еще крупнее и мощнее. Лицо воина трудно было разглядеть, но отчетливо виден был блеск медного нагрудника и высокого шлема с густой гривой светлых конских волос, черная линия вертикально торчащего копья и оскал львиной морды на опущенном к седлу продолговатом троянском щите. За спиною всадника виднелось еще несколько пеших воинов, а над грядой скал выразительно поднимались то там то здесь наконечники копий.

— Ах, вот оно что! — прорычал предводитель разбойников. — Тут засада! Я так и думал!.. Не зря же трое моих людей пропали вчера! И кто тут смеет мне мешать?! Недобитые ахейцами приамовы рабы? Или уже кто другой решил поселиться в этих местах? Ну я покажу вам, кто теперь тут хозяин!

— Теперь и всегда хозяева здесь — мы, потомки Критского царя Ила, основателя Трои! — ответил всадник тем же звучным голосом, таким сильным, что, казалось, он раздается совсем рядом с ошарашенными и растерянными мореходами. — А тебе, Пейритой, морской бродяга, ночной вор и убийца, однажды уже было запрещено даже близко подходить к нашим берегам! Раз ты осмелился нарушить этот запрет, то уже не уйдешь отсюда. И ты, и твои люди — вы останетесь здесь навеки!

— Кто?! — заревел предводитель, выбегая вперед и вглядываясь в говорившего. По мере того, как становилось светлее, все отчетливее прояснялись под изгибом шлема тонкие, точно прочерченные резцом черты всадника. — Кто ты такой, чтоб тебя сожрали духи Тартара!!? Кто ты такой?!

— Я — Гектор, сын Приама и царь Трои, — последовал ответ.

При всей своей отваге и наглости, морской грабитель на несколько мгновений растерялся. Устрашающее имя великого троянского героя заставило его содрогнуться. Он не поверил бы — он думал, он слышал, он знал от многих, что Гектор погиб. Но ему доводилось видеть прославленного сына Приама и сражаться с ним, и он его помнил… И помнил, что нет похожих на Гектора и равных ему. Узнал Пейритой и памятный ему голос.

В эти мгновения замешательства молодой царь и его воины успели хорошо рассмотреть предводителя морских разбойников. Гектор тоже помнил Пейритоя и нашел его теперь ничуть не менее грозным, чем пятнадцать лет назад. Знаменитый на всем побережье и в окрестных странах грабитель был ныне в расцвете мужской силы, ему чуть перевалило за сорок, и в его огромной, бычьей фигуре появилась та кряжистая, тяжелая мощь, которая делает воина особенно опасным, если он не утрачивает быстроты движений и легкости владения оружием. В роскошном кованом нагруднике, добытом некогда на захваченном эфиопском корабле, в круглом персидском шлеме, с руками, выше локтя закрытыми широкими ремнями в острых железных шипах, Пейритой выглядел несокрушимым и неуязвимым. Низко опущенная передняя часть шлема и пышная, курчавая каштановая борода почти скрывали его лицо, но блеск больших, близко посаженных темных глаз устрашал не меньше, чем внешняя мощь.

Однако, пожалуй, еще страшнее и сильнее выглядел подошедший и ставший бок о бок со своим предводителем человек, одетый почти в такие же доспехи, но в шлеме с длинной рыжей гривой и в плаще из диковинной шкуры, белой с темными пятнами. То была шкура снежного барса, привезенная когда–то из далеких стран одному персидскому царедворцу и также добытая разбойниками на захваченном корабле.

— Что это за пятнистый буйвол? — спросил негромко Ахилл старшего брата. — Он будет покрупнее Пейритоя…

— Это — Фаракит, самый кровожадный из всей своры, — не поворачивая головы, ответил Гектор. — Он родственник, кажется, двоюродный брат предводителя. Шестнадцать лет назад ему было не больше пятнадцати лет, но он убил не один десяток наших лучших воинов, а с тех пор стал очень знаменит. Хорошо бы его свалить одним из первых, но его так просто не убьешь… Брат, у нас не остается времени. Или мы вызовем их на бой, или они опомнятся и поймут, что раз мы прячемся в скалах, то нас мало! Если Эней и его воины идут или плывут нам на помощь, они все равно будут здесь не скоро, мы не можем их ждать!

Ахилл не успел ответить. Опомнившись, Пейритой заорал:

— Гектор?! Ах, так ты еще живой? И ты не помешал ахейцам превратить в развалины город, который основал царь Ил?! И сколько же твоих подданых вместе с тобой удрали от битвы, чтобы остаться в живых, а теперь сидят, прячась в скалах? Уж не думаешь ли ты, что я, хозяин этих морей, испугаюсь вас и убегу?!

— Бежать тебе не на чем! — презрительно воскликнул Гектор. — Твои корабли текут, как гнилые миски, а по суше мы не дадим тебе уйти. Будет, как я сказал: и ты, и все, кого ты привел сюда воровать чужое золото, лягут костьми в нашу землю!

— Что за шакалий визг я слышу?! — вдруг закричал Фаракит. Голос у него был очень низкий, так что иногда даже срывался на хрип или свист, точно ему недоставало зубов — Ишь ты, расхрабрился, болтун! А ну иди сюда! Ну!!! Слыхали мы, как ты умеешь драться, когда нарываешься на настоящую силу! Не знаю уж, почему ты не подох, но доподлинно слышал, что тебя накололи на копье, как лягушку на соломинку, а потом еще протащили за колесницей под смех всех ахейцев! А то чуть не сказки про тебя складывали: ничего, мол, не боишься, никому не по силам тебя одолеть! Да что за герой, которого пришибают копьем! Я ловлю копья на щит и ломаю о колено, как сухие сучья!

Гектор почувствовал, что от бешенства у него темнеет в глазах. Еще мгновение, и он послал бы коня вперед. Но именно в это мгновение за его спиной раздался яростный возглас:

— Ну так лови и ломай!

И одновременно что–то позади со свистом рванулось, взлетело и рассекло воздух. Фаракит увидел молнию летящего в него копья и успел вскинуть надетый на руку щит. Но «пелионский ясень», пущенный с расстояния в двести локтей, пробил железный щит, будто его не было, проткнул толстый нагрудник разбойника и вышел из его спины между лопаток. Еще один миг Фаракит стоял, затем, захрипев, рухнул было лицом вперед — но древко копья уперлось в землю, и разбойник завалился на бок, как бык под топором мясника. Лишь дважды дернулись его ноги, и он замер.

— Прости, брат! — проговорил Ахилл прежде, чем Гектор успел опомниться и обернуться к нему. — Ты сам имел право убить его, но меня он оскорбил не менее сильно: еще никто не ловил на щит моего копья!