Путь воина

— Иду. — А затем вскочила на ноги и побежала ко входу в пещеру так быстро, что обогнала даже Скирона.

Конан увидел, как у входа в пещеры Зимгаса появилось с полдюжины людей, как раз когда Арфос добрался до матери. Он выкрикнул предупреждение, но этих людей, похоже, больше занимало бегство, чем нападение. Они пробежали мимо Арфоса, словно зайцы, удирающие от волка, увидели внизу Конана и его воинов и резко свернули в сторону.

— За ними! — проревел Конан. — Если они сбегут, тех, кто упустит их, я изжарю на завтрак! — Он был почти уверен, но не горел желанием произнести это вслух, что одним из беглецов был Скирон. Если в распоряжении у колдуна еще имелись какие-то чары…

Затем мысли о всего лишь человеческих противниках разом вылетели у Конана из головы, когда до входа в пещеры добрался Великий Дракон.

Некоторые увидевшие его воины упали в обморок. Другие же упали на колени — то ли молиться, то ли блевать. Некоторые стояли так, словно и чувства, и конечности у них одинаково онемели. Не многие смогли бы описать увиденное ими иначе, как то, что оно было полупрозрачно-серым, пронизанным расплывчатыми пятнами болезненно малинового и темно-золотого цвета.

Будь Арфос одним из тех, кто начисто лишился ума, они с матерью умерли бы на месте. А так он увидел, что монстр вытягивает вперед щупальце, оканчивающееся клыкастыми челюстями. Он с размаху опустил на эту пасть меч, отрубил кусок, увидел, как тот рассек воздух, а затем приземлился и пополз назад к основному телу.

И все же Дракон казался способным чувствовать боль или по крайней мере чувствовать ставшую у него на пути опасность. Он убрал щупальце, выдвинул четыре покороче, покрытые присосками, но сам не наступал. Это дало Арфосу время увести, уволочь, а под конец почти унести мать подальше от опасности.

По крайней мере на мгновение. Чудище немного помедлило, поэтому Конан успел собрать своих бойцов. К тому времени, когда Дракон выполз на открытое пространство, воины были уже по большей части на ногах, подняты и с оружием в руках.

И когда он выполз, то выбросил часть себя далеко вперед и вниз по склону. Масса серой слизи приземлилась на двух воинов, и их вопли быстро замерли, когда она поглотила их. И когда она это сделала, ужаснувшиеся очевидцы увидели, как она делается малиновой от их плоти и крови, и затем выпускает ноги, хвост и голову с большим количеством зубов, чем у целой стаи акул.

Однако прежде, чем чудище смогло двинуться, Конан уже добрался до него. Его меч сверкнул в свете бивачного костра, рубя ударом, который мог бы рассечь гору до самых корней. Полголовы срезало как бритвой и рассекло воздух. Монстр пополз обратно к ногастому "фрагменту", а затем ощутил выше по склону присутствие Змея. Он свернул, не разбирая дороги, и переполз через горячий уголь от разбросанного бивачного костра воинов Акимоса.

И мгновенно уши всем разорвал пронзительный вопль. Конан увидел, как задергался и закрутился "фрагмент", когда из-под него повалил дым. Схватив свободной рукой горящую ветку, он бросился вперед и рубанул "фрагмент" по спине мечом. Это было все равно что рубить по панцирю морской черепахи, но сила киммерийца отвечала этой цели. Твердая кожа на спине гадины разошлась, и Конан вогнал в разрыв ветку.

Заклубился дым, и вопль раздался вновь, поднимаясь до таких высот, пока даже Конану захотелось заткнуть уши и отгородиться от звуков сходящего с ума мира. "Фрагмент" разбух, пока кожа у него не начала трескаться, а затем лопнул, словно гигантская пустула. На лагерь посыпались зловонная сукровица и дымящиеся обрывки кожи, но воины Конана не обращали на них внимания.

Они увидели, что Дракон не был непобедим и даже то, как именно его можно одолеть. Они побежали хватать горящие ветки. Те, что добрались до бивачных костров слишком поздно, вырывали пригоршни сухой травы и пускали в ход кремень и кресало или искали по палаткам что-нибудь еще способное гореть. Арфос сложил руки рупором и крикнул:

— Отлично сработано, капитан Конан! Кажется разумным, что должен был существовать какой-то способ уничтожать этих тварей без колдовства!

Конан кивнул. Ему пришлось признать, что создавшие Драконов древние колдуны проявили чуть больше предусмотрительности, чем большинство их собратьев. Определенно побольше, чем Скирон, который разбудил это чудовище со всей осторожностью человека, разводящего костры в сухом, как трут, лесу!

Великий Дракон почувствовал уничтожение "фрагмента", но у него имелись воспоминания об уничтожаемых и прежде "фрагментах", без опасности для него самого. Это была та ситуация, которая требовала больше знаний, прежде чем может быть принято решение либо сражаться, либо отступать. И путь к приобретению этого знания, казалось, находился впереди.

Поэтому Великий Дракон целиком выполз из пещеры на открытый склон. Столкнувшись с его полным ужасом, некоторые бойцы снова утратили власть над собой. Некоторые даже повернулись бежать, но на пути, у них встал Арфос, обнимая одной рукой мать, а в другой держа ксиф.

— Если вы не боитесь бесчестия, то лучше бойтесь меня! — прорычал он, и в этот миг он выглядел таким же свирепым и грозным, как сам Конан. Несостоявшиеся беглецы опомнились и повернули обратно присоединиться к товарищам.

С верхней части склона теперь засвистели пускаемые в Дракона стрелы. Лучники подошли на шум боя и теперь стреляли как можно лучше при плохом свете, пытаясь попасть во все, что выглядело похожим на глаз или рот.

— Огненные стрелы! — проревел Конан столь же громко, как сам Дракон. — Пускайте огненные стрелы, если у вас такие есть! Если этой твари коснется огонь, она сгорает, как стог сена!

Услышали его лучники или нет, у Конана времени учитывать не было. Его крики привлекли внимание монстра, и тот пополз к нему, выпуская, чтобы ускорить движение, двадцать коротких ног, заканчивающихся когтистыми стопами. Благодаря склону Дракон спустился к Конану так быстро, что три клыкастые головы потянулись к нему со всех сторон, прежде чем он успел это сообразить.

Однако его спасла присущая ему быстрота, быстрота и воин Дома Дамаос, подбежавший и вонзивший копье глубоко в ближайшую шею. Голова остановилась, и воин повернул копье в ране, прежде чем вытащить его. Затем, когда шея заизвивалась, подбежал второй воин, увернулся от щелкнувших челюстей и вогнал в рану горящую ветку.

Дракон завопил в две глотки, когда третья башка отлетела, извергая дым и выворачивающие желудок ошметки. Усеченная шея заизвивалась неистовей, чем когда-либо, но две другие головы по-прежнему обладали жизнью, волей и острыми зубами. Конан увидел, как одна голова схватила воина, высоко подняла его, а затем вытряхнула из него жизнь и начала его поглощать.

Один из бойцов Конана подбежал ко второй голове, орудуя талваром с силой, почти равной силе киммерийца. Голова полетела в воздух и приземлилась на воине, стоящем у костра, зажигая импровизированный факел. Оба упали в костер. Воин завопил, почувствовав боль от ожогов и зубов, вонзившихся в его тело, а затем голова исчезла в огромном облаке вонючего зеленого дыма. Миг спустя воин шатаясь поднялся на ноги, опаленный и окровавленный, но ругавшийся слишком яростно, чтобы быть смертельно раненным.

Теперь Великий Дракон казался ошеломленным, даже остерегающимся, сбитый с толку энергией своих врагов. Но Конан сомневался, что чудище серьезно ранено. И он хотел изменить это, прежде чем оно найдет какой-то новый метод атаки, менее уязвимый, чем эти клыкастые головы.

К тому времени вернулись воины, рыскавшие в лагере Акимоса, и Конан увидел, что двое из них тащат соломенные тюфяки. Он быстро схватил новую горящую ветку, подозвал носителей тюфяков и собрал пару копейщиков. А затем повел всю группу вперед.

Меч Конана свистнул, рассекая воздух, и роговой покров на обрубке одной шеи вскрылся. Двое копейщиков подняли тюфяки на остриях копий, и Конан вогнал глубоко в солому горящую ветку. Затем все трое дружно подняли и воткнули тюфяк в рану чудища, как пробку в бутылку. После Конан говорил, что даже гибель всего мироздания вполне могла наступить тише, чем смерть Великого Дракона. Ни один человек не мог устоять рядом с издыхающей тварью, слушая предсмертные вопли, которые начались шипением, а закончились пронзительным ревом.