Драгоценности Гуахаура

Вначале Конан не стал бороться с уносившим его потоком.

Сжимая зубами меч, он держался на плаву, продолжая нестись сквозь непроглядную мглу.

Конан старался не думать о том, что его ждет впереди. Неожиданно луч света прорезал тьму впереди него. Он увидел волновавшуюся поверхность воды и крутые каменные стены, смыкавшиеся сводом наверху. Прямо под арочной крышей тянулся узкий карниз, но Конану было не дотянуться до него. В крыше зиял широкий провал, сквозь него проходил свет. За этим столбом света царила кромешная тьма, и Конан ужаснулся при мысли о том, что сейчас он проскочит мимо и окажется вновь в темноте и неизвестности.

Тут он заметил, что с карниза к поверхности воды опускались бронзовые ступени.

Конан тут же схватился за одну из них, борясь с течением, выносившим его на середину. Конан неистово сражался с волнами и все ближе подбирался к берегу, с трудом беря каждый фут. Изогнувшись, он наконец вцепился в край лестницы и повис на руках.

Через мгновение Конан выбрался из ледяного потока и всем телом налег на позеленевшие ступеньки. Они легко выдержали киммерийца, когда он взобрался на карниз, бегущий вдоль всей стены.

Конан пригнулся, чтобы головой не задеть потолка.

Он наткнулся на бронзовую дверь, но та не поддалась ему.

Тогда он взял рукой меч, который все это время сжимал руками, и засунул в ножны, сплюнув кровь из порезанных губ. Потом занялся пробитой крышей.

Он просунул руки в трещину, осторожно проверив, выдержит ли камень его вес. Проникнув, наконец, сквозь отверстие в крыше, Конан обнаружил, что попал в широкое, сильно разрушенное помещение.

Крыша почти вся провалилась, как и пол, лежавший под сводом подземного канала.

Конан решил, что он все еще во дворце. Как много в нем комнат, в этом чертоге королей! Еще он сообразил, что предательские плиты пола могут снова обвалиться под ним и низринуть его во все тот же поток.

Интересно, сколько людей до него попадало сюда вот так же? Он задумался: провалились ли плиты под его весом случайно или кто-то устроил ему ловушку? Ясно было одно: он здесь не один. Кто-то ударил в золотой гонг. Были ли этот шум приманкой для него?

Тишина во дворце таила в себе неясную опасность.

Может быть, кто-то другой проник сюда с той же целью, что и он сам? Внезапно в памяти всплыл злосчастный Иакин. Что, если этот человек нашел священные зубы Гуахаура? А его слуги забрали их с собой?

Чувство, что за ним следит невидимка, приводило его в ярость.

Конан двинулся по коридору, ведущему, как он предполагал, обратно в ту часть дворца, где он разыскивал сокровища. Мысленно он все время возвращался к загадочной обитательнице комнаты оракула. Ключ к сокровищам находился где-то поблизости от нее. Конан был почти уверен в этом.

Он продвинулся все дальше по разрушенным комнатам и залам.

Вскоре он нашел коридор, ведущий в тронную залу. Он решил, что спрячется и дождется прихода жрецов, а после фарса с оракулом двинется тайком за ними, когда те пойдут добывать сокровища. Возможно, жрецы заберут лишь часть драгоценностей, а он возьмет оставшиеся. Конан снова вошел в святилище оракула и уставился на неподвижную фигуру Йелайи, перед которой люди трепетали когда-то, как перед божеством, застывшим в неземном величии. Что за тайну скрывала эта чудесная статуя?

Конан вздрогнул. Он шумно втянул воздух, и волосы встали дыбом на затылке. Тело принцессы все еще лежало перед ним, безмолвное и безжизненное, все та же одежда покрывала ее, но странная перемена сразу бросалась в глаза: на щеках принцессы играл румянец, губы порозовели…

Выругавшись, Конан обнажил меч.

— Кром! Она живая!

Дрогнули длинные черные ресницы, глаза раскрылись и взглянули на киммерийца — темные, манящие, магические. Конан лишился дара речи.

Она изящно приподнялась, не сводя с мужчины глаз.

Конан с трудом пришел в себя и, облизнув сухие губы, проговорил:

— Так ты… вы…, Йелайя?

— Я — Йелайя!

Голос звучал, как дивная музыка. Конан смотрел на нее с изумлением.

— Не бойся! Я не трону тебя, если ты выполнишь мою волю.

— Как умершая женщина может ожить столько веков спустя? — спросил Конан.

Она подняла руку в царственном жесте.

— Я — богиня. Тысячу лет назад меня поразила кара высших богов, сидящих по ту сторону света. Во мне умерла смертная женщина, божество же мое не умрет никогда. Я пролежала долгие века, чтобы пробуждаться здесь каждую ночь и устраивать приемы с призраками прошлого. Человек, если ты увидишь все это, погибнет твоя душа! Беги же прочь! Я повелеваю тебе! Иди!

Голос ее стал тверд, тонкая рука указала прочь.

Конан, сузив глаза, вложил меч в ножны, но не повиновался приказу. Он шагнул к ней, словно привлеченный силой ее красоты. Без единого слова он сгреб ее в свои медвежьи объятия.

Йелайя завопила совсем не похожим на божественный голосом.

Затем послышался треск рвущейся ткани, когда он одним махом сорвал с нее юбку.

— Божество! Умора! Ха!

В его словах прозвучало презрение. «Принцесса» продолжала бесполезные попытки вырваться из железных лап Конана.

— То-то я смотрю, отчего это вдруг принцесса Алкменона говорит с корентианским выговором. Я сразу узнал, кто ты и откуда. Ты не божество, нет, ты — Муриела, танцовщица Зардхеба Корентианского. Я запомнил эту серповидную родинку на бедре, обнажившемся, когда Зардхеб бичевал тебя. Божество! Ха!

Конан звонко шлепнул ее по предательской родинке и девчонка жалобно взвизгнула.

Вся царственность мгновенно слетела с нее. Она оказалась обычной танцовщицей, каких много шатается по шемитским базарам. Девушка пристыжено плакала. Конан с явным торжеством смотрел на нее.

— Ха! Богиня! Да ты одна из женщин, взятых Зардхебом с собой в Кешан. И ты думала, что меня так легко одурачить? Маленькая глупышка! И видел тебя тогда в Акбитане с этой свиньей Зардхебом, а я хорошо запоминаю формы женских фигур. Думаю, что я…

Извиваясь в цепких объятьях киммерийца, Муриела в страхе обвила руками его мощную шею. Слезы катились по ее щекам, она рыдала и билась в истерике.