Имперская гвардия: Омнибус (ЛП)

Когда они с дедом уехали со станции Арко, то Басу стало ясно, что жить он будет не в большом городе-улье на севере, как он представлял. Дорога шла на юг, и громоздкие здания железнодорожной станции вскоре остались позади, неясные от пыли, марева и расстояния. Земля по обе стороны широкой пустой дороги была иссушенной и ровной. На ней росла лишь жёсткая трава и кустарник, которые выщипывали странные высокие животные. Мальчик был слишком напуган, чтобы спрашивать, куда они едут, или что-либо ещё. Старик пах потом, землёй и крепким алкоголем. Он вёл утлый автомобиль, сжав челюсти, не глядя и не разговаривая со своим юным напуганным подопечным.

После двух или трёх часов в раскалённой, душной машине, Бас увидел, как на дрожащей линии горизонта появляется городок. Когда подъехали поближе, мальчик тоскливо осознал, что это его новый дом. Здания на северной окраине были покосившимися, собранными из кусков халупами с ржавыми и сморщенными стенами. Это были первые трущобы, которые он когда-либо видел. За ними здания были повыше и поцелее, хотя и ненамного привлекательнее. Повсюду висела маслянистая пелена. Вздымающиеся трубы изрыгали в небо густой грязный дым. Когда они заехали вглубь города, Бас через окна вгляделся в хмурых, с твёрдым взором, людей на улице. Преобладали сдаваемые в наём многоквартирки. Из чёрных как смоль переулков между ними на улицы лились потоки отбросов.

Кто будет так жить? Спросил себя Бас. Кто захочет здесь остаться?

Второй раз за день он почувствовал отчаянное желание развернуться и убежать отсюда куда подальше. Но было просто некуда. Он был всего лишь семилетний мальчик, один-одинёшенек в Империуме, за исключением лишь человека рядом, с которым был связан только родством и ничем больше.

— Добро пожаловать в Три Реки, — пробормотал дед.

Никакого добра Бас не почувствовал.

По иронии судьбы, Три Реки могли похвастаться лишь одной. Остальные две высохли после воплощения в жизнь гидроэлектропроекта Муниторума в двухстах километрах на запад. И сейчас некогда преуспевающий городок находился на грани экономического краха. Сельское хозяйство, от которого он зависел, боролось за выживание. Работные дома начали заполнять дети, чьи родители больше не могли содержать их. Многие искали забвения в алкоголе, а иные нарушали закон. На улицах стало небезопасно, и не только ночью.

В таком окружении человек, подобный деду Баса, бывший имперский гвардеец, закалённый и отточенный десятилетиями войны, несмотря на возраст, мог найти работу там, где не могли другие. Как позже узнал мальчик из обрывков приглушённых разговоров на улицах, старик периодически подрабатывал посредником, решающим силой проблемы для тех, кто мог заплатить нужную цену. Хозяин местной пивнушки тоже платил ему, чтобы тот избавлялся от буянов. Хотя, если верить тому, что говорят, старик создавал столько же проблем, сколько и решал. Но в первую ночь Бас этого ещё не знал. Всё, что он знал — прошлая жизнь закончилась. Его бросили в кромешную тьму, в сущий ад. Тогда мальчик ещё не предполагал, насколько погано всё ещё обернётся.

Домом старика был грязный подвал в самом низу чёрной многоквартирки, каждое окно которой было затянуто проволочной сеткой. Ведущие к нему ступеньки были скользкими от мочи и гниющего мусора. От их запаха Баса тошнило всю первую неделю. Внутри было получше, хотя и не сильно. Единственная светосфера изо всех сил разгоняла тьму в комнате, вообще лишённой естественного света.

Дед показал Басу, где тот будет спать — на старом матрасе, втиснутом в угол рядом с обогревателем, который за три года, что он прожил там, никогда не включали. Показал маленькую кухоньку и сказал, что за еду и кров мальчик должен готовить для них обоих — и заодно выполнять кучу разных домашних обязанностей. Бас даже не мог представить, с чего начать готовку. В особняке его отец нанял двух личных шеф-поваров. Мальчик даже и подумать не мог о том, что готовить так тяжело.

Уборная стала ещё одним потрясением — простая тридцатисантиметровая дыра в покрытом кафелем полу, с ручным насосом над ней. Для мытья нужно было наполнить стальной таз, но вода всегда была ледяной. В первый день мальчик терпел, лишь бы только не пользоваться этой маленькой ужасной комнаткой, пока не почувствовал, что скоро лопнет. Нужда оказалась сильнее его изначального отвращения. И Бас приспособился.

Они пообедали вместе спустя час после приезда — если это можно было назвать обедом. Еду приготовил дед — безвкусную похлёбку из консервированного мяса грокса и помидоров. Хотя она и пахла отвратительно, Бас был настолько голоден, что полностью опустошил свою тарелку. Дед одобрительно кивнул, хотя взгляд остался таким же суровым. Когда закончили есть, старик приказал ему убрать со стола. Новый опыт. Так это и продолжалось, день за днём, пока мальчик не научился делать то, что от него ждали. Когда Бас ошибался или осмеливался возразить, дед его наказывал — мелькала рука, быстрая как жалящая змея, и хватала за ухо. Слёзы не вызывали сочувствия, а только презрение.

Когда часы стали днями, а те — неделями, Бас осознал, что он научился ещё чему-то, что раньше не умел.

Ненавидеть.

На площади Спасения не было так шумно со времён её постройки. Может, тогда было даже потише. Разрушенные здания содрогались от гомона орды зеленокожих и от гортанного урчания их боевых машин.

Бас присел за единственной нетронутой статуей, которая осталась на покрытой чёрной черепицей крыше имперской церкви, возвышающейся на западной окраине площади. Небо было безоблачным, яркие солнечные лучи пронзали его как сотни пылающих мечей.

Бас прибыл как раз вовремя, чтобы увидеть, как разгружают перевозящие рабов грузовики. Их пассажиров, несущих бочки и мешки, пинками и плетьми гнали к сломанным двойным дверям здания Администратума. Мальчик из последнего грузовика тащился вместе с остальными, склонив голову, не смотря в глаза живым кошмарам, которые гнали его как скотину. Но Бас всё ещё чувствовал исходящую от него дерзкую ненависть, пока тот не скрылся из вида.

Новоприбывшие зеленокожие уже начали смешиваться с "местными" — изучать их, глазеть на их багги, мотоциклы и танки. Завязалось несколько драк, сопровождаемых улюлюканьем, смехом и криками одобрения, которые скоро стали настолько громкими, что могли поспорить с грохотом и тарахтеньем машин. Проигравших безжалостно, без каких-либо колебаний добили, к восторгу обеих группировок. Всё же, несмотря на притягательность драк, толпы ксеносов быстро расступились, когда большой красный грузовик с рёвом въехал на площадь, и зазубренные лезвия, приделанные к радиатору, срезали дюжину зеленокожих. Потом он остановился, руки и ноги убитых торчали из-под грязного красного шасси.

Из кузова грузовика выпрыгнула группа ревущих громил, один другого больше. Они смотрели вокруг с безмолвным вызовом, на который никто не осмелился ответить. Их размер и повадки заставили остальных отступить, так что вокруг грузовика образовался круг. И тут вышел вожак группы. На разломанной брусчатке площади от железных сапог огромной твари появлялись свежие трещины. И Бас был уверен, что даже статуя, за которую он цеплялся, задрожала.

Без сомнений, это была крупная шишка среди орков. Даже если не учитывать размер. Броня свежевыкрашенная, и на ней больше иконографии, чем у кого-либо другого. Из железной пластины на спине торчал двухметровый шест, добавляя высоты его и без того пугающим трём метрам. На жердь были нанизаны шлемы и человеческие черепа, на некоторых ещё осталась высохшая плоть. Стяг с двумя скрещёнными тесаками, нарисованными красным, развевался на шесте в тёплом ветерке.

Военный вождь затопал к центру площади, где когда-то стоял фонтан святой Эфиопы. Он рычал и вопил, что у него сходило за речь. Бас скользнул взглядом по куполу комплекса Администратума. Во время вторжения зеленокожих ему сильно досталось. Почти всю кобальтово-синюю облицовку сорвало, и обнажился голый растрескавшийся камень. Большие дыры испещрили поверхность, и купол был похож на остатки огромного треснувшего яйца, из которого уже вылупилось какое-то невообразимое животное.