Чужой среди чужих

Сварог отправился в прежнем направлении. Минуты за минутами, незаметно сливаясь в квадрансы, улетали в безвозвратное прошлое, а он все еще был жив. Мало того - пребывал в полном одиночестве. Никто на него не бросался из засады, окаймлявшие неширокую долину скалы выглядели обыденно и скучно. Веселья это не прибавляло, но и повода для паники или смертной тоски пока что не имелось.

Бывало и хуже. Как, например, в одной чересчур жаркой стране, когда гражданский «МИ-17» с пятью бойцами советских ВДВ на борту (среди которых был и капитан Станислав Сварог), официально находящийся в тот момент где-то под Душанбе, неожиданно потерял управление, зацепил рулевым винтом покрытый трещинами склон ущелья и рухнул на дно. Слава богу, не взорвался. Все пятеро, включая пилота, выжили, но…

Но до базы было сто восемьдесят километров по выжженной солнцем земле (очень, кстати, похожей на хелльстадскую), и было всего два «калаша», три фляги с водой, два сухпайка и один медкомплект, а за каждым булыжником мог прятаться смугляк с автоматом, а окрестные поселения придется обходить стороной, поскольку русских в этих местах официально отродясь не было, а у Славки Бахвалова сложный перелом… И ничего, до базы все добрались. Хотя не умел тогда Сварог еду и воду из ничего добывать, не имел «кошачьего глаза» и был уязвим для пуль. Так что - похуже бывало…

Для бодрости духа насвистывая марш из «Кавказской пленницы», Сварог двигался к Ителу - самой широкой реке на Харуме, единственном континенте планеты. Вдоль берега до обитаемых мест - неделя.

Это немало, но в любую другую сторону гораздо больше, поэтому в правильности выбора своего направления он не сомневался. Другое дело, позволят ли ему местные обитатели спокойно добраться до реки…

Извилистая долина с крутыми откосами крайне походила на русло высохшей в незапамятные времена реки, но в душе у Сварога, понятное дело, не зажглось ничего похожего на азарт исследователя, программа была незатейлива: унести ноги, крайне желательно

– в комплекте с головой. Это он вспомнил жуткую легенду из наспех пролистанной как-то на сон грядущий старинной книги о Хелльстаде, о некоем незадачливом рыцаре, покинувшем эти места разъятым на части - отдельно шагали ноги, отдельно ползло, цепляясь руками, туловище, а голова где-то запропастилась… Попытался вспомнить, что там еще было веселое и располагающее к себе. Семиглавый змей Лотан, чьи головы поочередно (и на том спасибо) задают страннику загадки, одна заковыристее другой; Прожорливое Озеро - таящийся по впадинам сгусток живой, хищной и вроде бы не лишенной разума субстанции, способной прикинуться то зеленым болотцем, то чистейшим прудом; Голова Сержанта, бегающая по лесам на паучьих ножках… И прочие прелести, милые в общении. Нет уж, лучше не вспоминать…

За очередным поворотом он увидел стену, перегородившую долину по всей ширине, то есть уардов на двести. Подошел и предусмотрительно остановился чуть поодаль. Сложенная из плоских коричневых камней, стена едва доходила ему до пояса и выглядела невероятно древней. Ни следа цемента или иного строительного раствора - камни попросту уложены один на другой, но перед тем обтесаны и старательно подогнаны, так что и кончика меча меж ними не просунешь. И примитивная на первый взгляд кладка до сих пор не лишилась ни одного камня, разве что верхний ряд изрядно разъеден ветрами и дождями. Похоже, когда-то на иных камнях были высечены руны - но ничего уже не разобрать.

Сварогу пришло в голову, что причина такой сохранности - здешнее волшебство. Увы, выяснить это со всей определенностью он не мог, скуден был запас заклинаний. Одно можно с уверенностью сказать: стена - именно то, чем предстает взору…

А другой дороги все равно нет. Вздохнув, он перелез на ту сторону - и ничего не произошло. Разве что долина стала гораздо шире да появились и кое-какие представители флоры - зеленые пятна лишайника на валунах, чахлые, но живые кустики; кустики росли не на песке, но на сухой бурой почве.

Вскоре он увидел дверь. Разместилось это сооружение у самого откоса и выглядело довольно странно: каменное крыльцо, дверная рама из отесанных серых камней, дверь из солидных дубовых досок, скрепленных коваными полосами, - и ни дома, ни стены поблизости. Никаких развалин. Дверь вела из ниоткуда в никуда. А на том месте, где полагается быть ручке или замку, - круглое отверстие, куда свободно пройдет кулак, окаймленное проржавевшими шляпками гвоздей, слишком правильное для того, чтобы оказаться последствием буйства стихий. В дыру виднеется откос, камни, темно-зеленый куст.

Сварог обошел ее кругом - дверь как дверь, - подивился, плюнул и направился дальше. Солнце уже скрылось за скалами, следовало поторопиться - ночь в этих широтах наступает мгновенно, словно дернули выключатель…

А потом он увидел скелет. Решил сначала, что это статуя, но когда подошел поближе, неясностей не осталось… Выглядит так, словно самый обычный всадник остановился отдохнуть и окинуть взором окрестности в поисках пресловутого камня, на котором начертаны жуткие предупреждения насчет дорог. Конь в богато украшенной сбруе, на всаднике кольчуга и шлем с высоким гребнем, в руке копье, меч на перевязи… вот только и конь, и всадник - белые скелеты, непонятным чудом застывшие один в стоячем, другой в сидячем положении. Большим знатоком анатомии Сварог себя не считал, но это были именно скелеты со множеством косточек, непонятно как державшихся на невидимых каркасах. Доспехи нисколечко не тронуты ржавчиной, правда и новыми не выглядят.

– Могучий ты мужик, - сказал Сварог негромко, обойдя вокруг странного всадника.

Звук собственного голоса бодрости не прибавил. Всадник все так же неподвижно сидел в красном кожаном седле, чуть склонив вперед копье, от него тянулась длинная тень, оба черепа щерились застывшим оскалом, и понемногу подкрадывалась жуть. Кончиком меча Сварог осторожно потрогал лошадиный череп - звук был глухой, костяной, какого и следовало ожидать. Ни конь, ни всадник против такой бесцеремонности не протестовали.

Где-то в потаенных глубинах сознания мелькнула мыслишка: а не воспользоваться ли фамильным заклятием Гэйров и не оживить ли лошадку - верхом всяко сподручнее, чем своими двоими… Но мыслишка умерла, так и не оформившись: уж слишком жутко это было - человек на скелете коня.