Корона мира

— Где Этайн и где твои хозяева? — грозно спросил Конан.

— Месьор король, — вмешался Меццо. — Он не может вам ответить. Он немой. У него вырван язык. Лучше попросите его, он сам отведет.

В знак согласия чернокожий кивнул головой.

— И еще, — добавил Конан. — Не видел ли ты здесь человека, у которого есть какой-нибудь знак в виде золотого павлина?

Страж опять кивнул.

— Тогда веди. Сначала к Этайн, — приказал Конан.

И тут дом вспыхнул, будто был деревянный. Огонь объял стены мгновенно, по всему периметру. Что-то оглушительно грохнуло, и часть одной из стен осела и рухнула, будто при оползне.

Тэн И выкрикнул какое-то слово на кхитайском, но его никто не понял. Во двор повалили толпой люди: слуги, девицы, управляющие, надсмотрщики — словом, все многочисленное население дома.

— Где Этайн! Быстро! — не растерялся Конан, накинувшись на слугу.

Полагаю, там же, где и саббатеец, — рассудительно молвил Евсевий. — Шемит не мог уйти, видя, что его ритуальная жертва может ускользнуть.

— А где Хорса? — немного оторопело, что не было ему присуще, вопросил Тэн И.

Действительно, гандера как ветром сдуло. Дракон меж тем, опасаясь, что пламя опалит его крылья, подхватил корзину вместе с пожилыми участниками похода и отнес ее подальше на виноградники, оттуда, невысоко поднявшись над землей и вытянув шею, он и наблюдал за ходом событий.

— Вот он! — вдруг выкрикнул Майлдаф, указывая наверх. И вправду, Хорсе, очевидно, пришло в голову то же, что и Евсевию, но гандер больше привык действовать практически и незамедлительно. На стене, где уже, наверно, трудно было дышать от чада и жара, бились на мечах двое. Один из них был Хорса. Другой — альбинос, гибкий, как червь, в черном одеянии, с длинным черным мечом. На руке его отчетливо был виден в отблесках пламени золотой браслет.

— Это он, похититель! — выдохнул Меццо. — Она говорила…

Меццо, не досказав до конца, бросился туда, где была лестница, ведущая на крышу. Оставшиеся уже думали присоединиться к ним, но тут во двор вырвалась группа вооруженных мужчин, которые мечами стали расчищать себе дорогу к воротам.

Чернокожий тронул Евсевия за плечо — вероятно, он почему-то признал аквилонца за самого сочувствующего здесь ему человека.

— Это твои хозяева? — понял Евсевий. Раб закивал.

— Ага! — чуть ли не обрадовался Конан. — Хоть какая-то польза от саббатейца! Тэн И, помоги Хорсе и этому, аргосцу! Сейчас я ими займусь!

Не было сомнений, что дом поджег жрец Золотого Павлина. Только ему это было выгодно, и только он способен был втайне подготовить и привести в исполнение столь кровожадный план.

Хозяев легко можно было отличить по их самоуверенному виду, несмотря на переполох и естественный страх, присущее всякому, чей дом горит. Их было семеро: трое, несомненно шемиты, среди коих двое были людьми уже пожилыми, но крепкими, толстый зингарец лет сорока, двое аргосцев и стигиец, тоже весьма пожилой. Сопровождали заправил десятеро чернокожих воинов.

— Хотя бы одного надо оставить, лучше стариков, они больше цепляются за жизнь! — приказал Конан и ринулся с мечом на противника.

Охрана, выстроившись мгновенно клином, встретила его своими мечами и стеной щитов, но остановить киммерийца таким приемом, тем паче если он был не один, было очень трудно. Конан одним ударом выбил меч у стоявшего первым и ударом ноги в щит просто вмял его внутрь строя. Подоспевшие Полагмар, Сотти и Майлдаф не дали двум стоящим следом напасть на короля сразу с двух сторон, а Конан, двигаясь словно таран, опрокинул обезоруженного противника, сбив тем самым с ног зингарца, и широкий меч короля засвистал, описывая великолепные дуги, круша мечи и шлемы охранников и тех, кто тщился спорить с ним в игре за Океан.

Сотти, ранив охранника в плечо, так что тот выронил меч и не смог сражаться дальше, очутился лицом к лицу с человеком — аргосцем — ростом не ниже себя, с насмешливыми темными глубоко посаженными глазами, мясистым носом, твердым волевым подбородком, тонкими губами, высоким лбом и насупленными, как бы нависшими бровями.

— Орвини! — узнал он врага.

Орвини вместе с Сотти начинал карьеру при дворе. Они даже слыли друзьями, во всяком случае знакомы были с юношеских лет. Но после первых неудач Орвини оставил двор, занялся торговлей, а потом и вовсе исчез куда-то. Сотти сумел сделать себе карьеру и один, и вот они встретились.

— Сотти! Вот ты где! — хохотнул в ответ Орвини. — С каких пор ты ешь из миски аквилонского варвара? Пойдем за ворота, не то мы здесь сгорим!

Еще несколько дней назад градоначальник Мерано подумал бы над предложением Орвини, но теперь, после пещеры гномов и зеркальной пещеры, после Зеленого острова он знал: никакого сговора быть не может. Древний Враг искусно скрывал свои лики, но теперь маска была сорвана.

— Лучше быть сторожевым псом, чем стигийским змеенышем! — ответил Сотти. — А душить гадов я умею!

Их мечи скрестились. Орвини дрался отчаянно, но Сотти был сильнее. Пускай Конан и приказал оставить кого-то в живых, но как ни был беспринципен Сотти, предателей он не прощал, а пособничество Стигии безусловно должно было считаться предательством. Колющий удар, направленный под левое ребро, Орвини отразить не смог; не защитил и доспех, пропоротый клинком, выкованным на Островах. Древняя сталь оказалась прочнее стигийской чешуи.

Конан в то же время проткнул мечом упавшего охранника и обрушился на других наемников. Они, конечно, не были повинны в грехах своих хозяев, но плату свою отрабатывали старательно, за что и гибли под мечом короля Аквилонии.

Схватка вышла короткой, но яростной. Устрашенная челядь открыла ворота и разбежалась. Во дворе, в жгучем кольце горящих стен, остались только тела убитых, победители и пленники. Полагмар и Сотти крепко держали под руки старого шемита, а Майлдаф сидел верхом на стигийце, заломив ему руки и связывая их поясом лежащего ничком противника, ровно так же, как были нарисованы связанные рабы на стигийских фресках.

А на стене, чуть не в пламени, Хорса бился с Золотым Павлином. Соперник был страшен. Подоспевший на помощь Меццо был ранен молниеносным, словно укус скорпиона, броском узкого клинка, похожего на гирканскую саблю, но более широкого и тяжелого. Схватившись за кисть правой руки, Меццо выронил клинок и вынужден был отступить. Шемит — или кто он был, этот погруженный в себя, отрешенный и свободный от всего земного, в том числе от любви и от совести, человек с бледным узким ликом и холодными черными глазами, — сражался как демон, но Хорса не отступал. Он видел, за что сражается. За спиной у жреца был люк без лестницы. Куда ведет этот люк, Хорсе не надо было объяснять. Но требовалось не только разделаться с врагом, нужно было еще и успеть спасти Этайн, пока не рухнули эти стены из обожженного глиняного кирпича, бесспорно, прекрасно сохраняющие приятную прохладу, но нестойкие к огню, да и угарный чад уже терзал горло.

Однако, как ни пытался Хорса потеснить противника, это ему не удавалось. Наоборот, вскоре ему самому пришлось перейти к обороне и держаться из последних сил, чтобы не отступить и не быть раненным.

Но тут рядом неожиданно появился Тэн И, и положение резко изменилось. В руках у кхитайца оказались два клинка, коими Тэн И владел так, словно давал представление, такие сверкающие прозрачные фигуры возникали в воздухе. Саббатеец понял, что кхитаец — соперник куда более сильный, и впервые на его лице отразилось хоть одно чувство: ненависть. И бой их был страшен.

— Прыгай в люк, — прохрипел Хорсе Тэн И. — Пока не поздно. Я справлюсь с ним.

Хорса, обойдя жреца, спрыгнул в отверстие, повис, цепляясь за края, на руках, и, разжав пальцы, опустился на циновку. Этайн лежала, разметавшись, без сознания. Хорса приложил ухо к ее груди. Сердце билось, но слабо. Мгновенно оценив ситуацию, гандер схватил стул и водрузил его на столик. Потом поставил на этот стул еще один, и, убедившись, что сооружение не развалится под ним, подхватил графиню на руки и взобрался наверх. Но, даже подняв Этайн на вытянутых руках, он немного, на какой-то локоть, не доставал до края проема. Сверху доносились треск и вой пламени, звон клинков: Павлин никак не желал уступать.