Закат Аргоса

— Обвинения были ошибкой, господин. Если кто на самом деле являлся истинным виновником смерти нашего гвардейца Рестана и близкого к тому состояния моего короля, то никак не я, а этот цветок, — он указал на Возлюбленную. — Но мало того. Он стал причиной множества бед, обрушившихся на Аргос. И если тебе не безразлична судьба Мессантии, доверенной тебе богами, ты еще можешь попытаться исправить тот вред, который — я верю, что невольно! — причинил Аргосу. Ибо можно допустить, что ты не представлял себе, какая огромная злая сила заключена в этом растении. Я скажу больше. Вероятно, несмотря ни на что, ты испытываешь к нему привязанность, и тебе нелегко будет своей рукой его уничтожить, но это необходимо сделать немедленно. Поэтому я готов взять на себя такую миссию. Собственно, именно за этим я и пришел.

— Ты смеешь мне заявлять, что явился убить… ее? — переспросил Треворус. — Ты безумец! Твой воспаленный бред заслуживает сожаления, но у меня нет сочувствия к тебе. Мне даже трудно сразу выбрать, какой казни тебя следует подвергнуть за одну только мысль о подобной мерзости!

Цветок, между тем, повернулся к Ринальду, весь ощетинившись, словно понимая, о чем идет речь. Его листья затрепетали, точно от ветра, хотя никакое движение воздуха не могло его коснуться.

— Я просил Конана выдать тебя мне еще в тот первый раз, когда ты здесь же осмелился проявить свой строптивый нрав, но аквилонский король отчего-то пощадил тебя. Что ж, ты сам сказал, что исправить невольно причиненный вред еще не поздно. Я даже окажу тебе особую честь. Знаешь, какую? Я распоряжусь четвертовать тебя и похоронить здесь же, в этой оранжерее, так чтобы твое тело стало удобрением для моих цветов! Для Нее! — почти выкрикнул он с мечтательно-иступленным выражением фанатика па совершенно безумном лице.

Ринальду пришлось признать, что он только зря потратил время, пытаясь в чем-то убедить этого человека, не способного воспринимать доводы разума. Перед ним стоял откровенный сумасшедший, мыслящий совершенно иными, нежели большинство людей, категориями. Самое интересное, что как раз лэрд до определенной степени его понимал. Ведь у него тоже имелись свои святыни, посягательства на которые он никому не прощал.

Именно поэтому Ринальду было очевидно, что справиться с Треворусом будет нелегко — гот предпочтет погибнуть, защищая цветок.

Убить короля Аргоса?.. Ринальд невольно заколебался, зато во взгляде Треворуса никаких сомнений не читалось.

«Ты, бедняга, все время думаешь о правилах, — прозвучал в голове лэрда сочувственно-насмешливый голос Конана, — и не хочешь признать, что живешь в мире, в котором большинство людей па них плюют. Может, это и плохо, по таков уж порядок вещей».

Треворус безмерно облегчил ему задачу, напав первым, как и, совсем недавно, Эвер, но, в отличие от прежнего противника, этот оказался куда опаснее, он двигался уверенно, молча и молниеносно, точно змея — признаться, Ринальд этого не ожидал, он вообще не имел представления об аргосском правителе как о бойце, и действовал скорее по наитию; он сумел увернуться от удара, но, увы, подвела поврежденная нога, о которой лэрд уже успел забыть — Треворус всего-навсего пнул его носком сапога в голень, и этого оказалось довольно, чтобы Ринальд очутился на земле. К тому же, падая, он неудачно задел хрупкий стеклянный колпак, защищавший ядовитый цветок, и тот рассыпался множеством осколков.

Эулиара затрепетала еще сильнее, она шевелилась и изгибалась как только могла, стараясь дотянуться до своего врага.

— Отлично, — в восторге крикнул Треворус, — моя дорогая девочка сама желает справиться с тобою!

Лэрд, понятно, этих намерений не разделял. Он откатился в сторону и вскочил, но Треворус успел, взметнув из-под ног песок, швырнуть его Ринальду в лицо, на несколько мгновений почти совершенно ослепив его, так что рыцарь самым досадным образом пропустил следующий удар и снова оказался сброшенным на землю.

Треворус, хрипя, навалился на него всей своей немалой массой, не позволяя вывернуться. Положение Ринальда было крайне неудачным — он лежал вниз лицом, пытаясь сбросить с себя противника, и всего в нескольких дюймах от Эулиары, которая, со своей стороны, не оставляла попыток до него добраться: а ведь всего одного касания было довольно, чтобы убить его! Сквозь пелену выступивших в глазах слез Ринальд видел крупные ядовитые капли, скапливающиеся на ее листьях. Треворус подтаскивал его все ближе к цветку. Ринальд рванулся изо всех сил, резко откинув назад голову и затылком разбив нос и губы врага. Вскрикнув, Треворус ослабил хватку, лэрд вывернулся, и король Аргоса, скатившись с него, коснулся рукой своей драгоценной святыни…

Если до сих нор Ринальд полагал, что самым отвратительным зрелищем в его жизни был ходячий мертвец Нагуд, то теперь понял, насколько заблуждался.

Распространяясь от пальцев, яд принялся заживо пожирать человеческую плоть, заставляя ее на глазах чернеть и покрываться ужасающими пузырями, которые тут же лопались, обрызгивая все вокруг фонтанами крови.

Тело Треворуса некоторое время билось в страшной агонии, словно сгорая изнутри, глаза его выкатились из орбит, рот раскрылся, раздираемый безмолвным воплем.

Очень скоро все было кончено, но последних мгновений аргосского короля Ринальд не видел — он отвернулся, не в силах вынести лицезрения этого ужаса.

Единственным желанием лэрда было немедленно бежать из оранжереи, но этого он не имел права сделать, не уничтожив цветка, в способностях которого только что убедился. Он не собирался прикасаться к Эулиаре и повторять печальный опыт Треворуса.

Пожалуй, лишь огонь мог справиться с зеленой гадиной! Ринальд огляделся в поисках факела, чувствуя, что едва держится на ногах — испарения цветка заставляли мутиться сознание, он дышал, с трудом выталкивая воздух, боль волнами разливалась по спине и груди, очертания предметов расплывались перед глазами. Ринальд разбил один из светильников и поднес открытый огонь к цветку, с удовольствием наблюдая, как пламя уничтожает это живое проклятие Аргоса.

— Что ты сделал?!

Все еще стоя па коленях, он медленно поднял глаза.

Ринальд все на свете отдал бы за то, чтобы увиденное было только плодом кошмара, мороком, вызванным ядовитыми испарениями листьев Эулиары.

То самое чудовище, с которым он уже встречался один раз, предстало перед ним снова. Но теперь мерзкий мертвец явился не один: он прижимал к себе Лю Шен, онемевшую от ужаса и отвращения.

— Нагуд, — выдохнул Ринальд, — отпусти девушку!

— Поднимайся и иди за мной. И помни: одно твое неверное движение, и ей конец. Поэтому лучше тебе не сопротивляться.

— Ринальд, — умоляюще произнесла кхитаянка, — беги отсюда, мне все равно не…

— Я не брошу тебя!

— Хватит болтать, — глухо произнес Нагуд, — иди вперед.

— Чтоб ты сдох, сволочь, — от всего сердца пожелал Ринальд, впрочем, с явным опозданием, что вызвало у Нагула хриплый смешок.

Глава XXVII

Еще прошло относительно немного времени с того момента, как Ринальд и Лю Шен отправились на поиски цветка. Конан отлично умел, при необходимости, ждать и не поддаваться при этом тревоге до тех Пор, пока для таковой нет серьезных оснований.

Но неожиданно он услышал голос, отчетливо звавший его…

Киммериец повернулся на звук, впрочем никого не увидев, и тут же голос раздался снова, причем на сей раз это был отчаянный призыв, крик о помощи, па который просто невозможно было не отозваться, да к тому же Конан мог поклясться, что принадлежал он его сыну, наследному принцу Конну!

Киммериец, не раздумывая, бросился туда, откуда доносился крик, ему отчего-то и в голову не пришло, что принц Конн едва ли мог очутиться в Мессантии вместо Гарантии, да еще здесь, во дворце. Его сын в опасности, ему нужна помощь! — вот все, что аквилонский король вполне понимал, а если так, то он был готов разнести весь Аргос по камешку, лишь бы не опоздать, и все дальше удалялся от бывших казематов по лабиринтам дворца.