Дань с жемчужных островов

— Чья воля привела тебя сюда? — перебил его Хуракан.

— Откуда я знаю? — возмутился пленник. — Я же объяснял: начался камнепад, и я провалился в яму, которую пробил в земле один из камней.

Кинами встал, подошел к окну и жестом позвал Балаи, а когда тот подошел, указал рукой вверх:

— Взгляни. Что ты видишь?

— Небо.

— И это не просто небо. Там обитает Нацамна. Не хочешь ли ты сказать, что явился сюда прямо от бога неба и солнца? Может, ты тоже бог?

— Да никакой я не бог! — вскричал Балаи. — Я самый обычный человек, художник, ваятель. И я правда провалился сквозь землю, клянусь Митрой!

— Митрой? — переспросил Хуракан. — А это еще кто такой?

— Владыка Света, Податель Жизни.

— Нет таких богов. Ты все выдумал.

— Но почему ты не веришь мне? — чуть не заплакал Балаи.

— Как же я могу тебе поверить, — удивился жрец, — если речи твои бессмысленны?

— Я не знаю, как доказать тебе свою правоту, — устало махнул рукой Балаи. — Делай что хочешь.

— Я бы с удовольствием выслушал твой рассказ, — покачал головой кинами Хуракан, — но, боюсь, мой разум не выдержит этого.

С этими словами он вышел из комнаты, и Балаи снова остался в одиночестве. Прошло три дня. С пленником обращались вполне сносно. Его сытно кормили четыре раза и день, прибирали комнату, но никто из входящих не перекинулся с ним ни единым словом, как будто им запретили разговаривать. Все обстояло гораздо проще: домашним слугам вырезали языки, чтобы они не болтали лишнего. Но Балаи об этом так и не узнал, потому что утром четвертого дня к нему снова пришел кинами и объявил:

— Я долго думал, чужак. Теперь слушай мое последнее слово. Ты молод, красив и силен. Раз ты утверждаешь, что пришел к нам с неба, на небо мы тебя и отправим. Бог Нацамна будет доволен такой жертвой. И для тебя это большая честь — быть посвященным верховному богу.

Чуть позже за пленником явились два воина в сопровождении жреца. Его отвели к храму Нацамны, возле которого стояли несколько приземистых строений с решетками на окнах. В одном из них и поместили Балаи.

Помещение, в которое он попал, заметно отличалось уютной комнаты в доме Хуракана. Теперь в его распоряжении была лишь узкая лежанка из потрескавшегося времени дерева, покрытая мешком с соломой, низкий столик и кривой чурбан, на котором можно было сидеть.

Окна с прочными металлическими решетками выходи ли на странное сооружение, похожее на усеченную пирамиду. Со всех сторон наверх вели выщербленные ступени, а на самом верху возвышался деревянный идол бога Нацамны. Это была фигура человека с очень короткими и очень кривыми ногами. В руках, прижатых к выпуклому животу, бог держал диск, судя по всему, символизирующий солнце. Грубо вырезанное лицо было уродливым и не выражало ничего. У ног идола стоял длинный плоский камень высотой примерно по пояс человеку среднего роста.

На следующее же утро Балаи получил возможность увидеть, для чего предназначалась эта пирамида. На рассвете его разбудило громкое заунывное пение, и, вскочив со своего неудобного ложа, пленник бросился к окну. На нижней ступеньке пирамиды стоял обнаженный мужчина, судя по медному цвету кожи и раскосым глазам, уроженец другой страны. Справа и слева от него расположились накомы. Низших жрецов отличал от высших цвет одеяния. Если кинами носил красные одежды, то чиланы — зеленые, а накомы — черные.

Третий наком, стоявший перед пленником, держал в руках сосуд и дребезжащим голосом выводил ту самую песню, что разбудила Балаи. Едва он умолк, накомы, стоявшие по сторонам от краснокожего, начали доставать из сосудов голубую краску и, проведя на своих щеках по широкой полосе, стали тщательно обмазывать ею тело мужчины. Когда они закончили, появился еще один наком с высоким колпаком золотистого цвета в руках. Теперь уже запели все четверо. Очередная песня (или молитва?) закончилась, и на голову пленника, превратившегося из краснокожего в голубокожего, надели колпак.

Оглушительно завыв, накомы взяли мужчину за ноги и за руки и понесли его вверх по лестнице. Подойдя к плоскому камню, они положили на нее свою ношу и замерли, по прежнему придерживая жертву. Откуда-то из-за спины идола показался чилан с огромным каменным ножом. Он им руку, и накомы замолчали. Тогда чилан, размахнувшись, одним движением вспорол жертве грудную клетку, вынул сердце, высоко поднял его над головой, а затем передал второму чилану (когда и откуда тот появился, Балаи, увлеченный зрелищем, не заметил). Второй чилан взял теплое и все еще пульсирующее сердце, сдавил его, и брызнувшая кровь окропила идола.

Накомы снова запели, подняли тело жертвы за руки и ноги и сбросили его вниз. На последней ступеньке пирамиды тело подхватили другие накомы и, ловко орудуя каменными ножами, содрали с него кожу. Пока они это проделывали, к ним спустился чилан, который окроплял статую Нацамны. Приняв кожу из рук накомов, он натянул им себя и начал исполнять ритуальный танец. Когда все окончено, тело несчастной жертвы разрезали на множество мелких кусочков и тут же съели.

Увиденное настолько поразило Балаи, что он долго не мог прийти в себя. Он бродил по тесной каморке от стены к стене, и перед его глазами то и дело возникали ужасные картины жертвоприношения. Потом, совершенно обессилев, он опустился на пол и вздрогнул: в руку ему вонзилась острая палочка. Выдернув ее из ладони, художник другой рукой расчистил место на земляном полу и начал рисовать, совершенно не задумываясь о том, что у него получится. Когда работа была закончена, Балаи с изумлением увидел, что с пола на него смотрит уродливое лицо Нацамны. Кровожадный бог ухмылялся, словно напоминая пленнику, что они скоро встретятся.

Дверь за спиной Балаи заскрипела, и на пороге возник наком, державший в руках кувшин и большую лепешку. Он уже собирался войти внутрь, как увидел изображение на полу и, завопив что было сил, выронил принесенную еду. На крик сбежались другие накомы. Когда они увидели яйцо своего бога, все тут же упали на колени и приникли лбами к земле. Поняв, что натворило его произведение, Балаи заулыбался: у него мгновенно возник план побега. Подойдя к одному из накомов и небрежно пнув его ногой, художник сказал:

— Позови кого-нибудь из чиланов. Желательно самого главного. Пока вы там человечинкой баловались, ко мне явился Нацамна. Но его слова — не для ваших ушей.

До смерти перепуганный наком бросился исполнять распоряжение, и вскоре вернулся с чиланом. Жестом отогнав оторопевших от происходящего жрецов, чилан вошел в каморку Балаи и закрыл за собой дверь. Затем он посмотрел на пол, поднял над головой скрещенные рун и растопыренными пальцами — знаком бога солнца — и по вернулся к пленнику:

— Что ты хотел сказать мне?

— Бог Нацамна явился ко мне сразу после жертвоприношения и повелел изготовить столько идолов размером с мизинец, сколько жрецов прислуживают ему, чтобы они могли носить изображение Нацамны на груди.

— Почему он велел это тебе? — удивился чилан.

— Все очень просто. Я ваятель, и у меня это вы лучше, чем у кого бы то ни было. А кроме того, меня ведь тоже принесут в жертву, и мы встретимся с Нацамной.

— Хорошо, — немного помедлив, кивнул чилан. — Что тебе для этого нужно?

— Камень, который поддается обработке и в то же время не крошится, да инструменты. Самую малость, всего три резца. Я нарисую, какие.

— А камень?

— Я не знаю, какие камни есть в вашей стране. Хорошо бы мне самому поискать в окрестностях. Не бойся, предугадал он ответ жреца, — я не сбегу. Ведь я дал слово самому Нацамне, а разве бога можно обмануть?

Балаи и на самом деле не спешил убегать. Если все пойдет по его плану, он получит возможность бродить по окрестностям и достаточно хорошо изучить их. Только безумец пускается в дальний путь не думая. Далеко впереди, еще когда осматривал город с вершины камня в лесу, Балаи заметил горы. Уж если он свалился сюда сверху, то наверх и должен уходить. Как знать, может, с одной из горных вершин и откроется ему дорога домой.