Конан и огненный зверь

Всюду вокруг киммерийца звенела сталь. Люди выкрикивали боевые кличи, издавали предсмертные хрипы. В этом смертоносном кровавом урагане отточенные чувства дикаря предупредили Конана об опасности. Выдернув копье, он развернулся и успел защититься от удара кривой сабли. Он ловко обвел копье вокруг клинка сабли и всадил наконечник в горло нападавшему. Умирая, горец обеими руками вцепился в оружие, убившее его. Лошадь убежала из-под горца, и, падая, он вырвал копье из рук Конана.

– Конан! – Сквозь шум до ушей киммерийца долетел крик Тамиры. – Конан!

Конан отчаянно принялся отыскивать глазами хрупкую воровку… и нашел, когда горец уже поднял ее за волосы к своему седлу. Оскалясь, бородатый горец, дразня девушку, приставил ей к горлу клинок сабли. Одной рукой Тамира пыталась отвести острое как бритва лезвие, в то время как другой вцепилась в одежду горца.

Конан выхватил меч. Двумя прыжками он добрался до Тамиры; голова горца откинулась назад, а рот открылся, когда меж ребер гладко вошел меч киммерийца. Безжизненные пальцы выпустили волосы Тамиры, и Конан поймал девушку, когда она падала. Дрожащие руки обвили его шею, она тихо всхлипывала, прижавшись к его груди.

Лошадь с трупом на спине поскакала дальше, а Конан за несколько мгновений понял все, что происходило в лагере. Сражение шло плохо, поскольку сейчас оно уже почти прекратилось. В лагере осталось мало воинов в тюрбанах, да и те были заняты тем, что грабили убитых и глумились над ними. Кровожадные крики, доносящиеся из темноты, говорили о том, что горцы рассредоточились, преследуя бежавших охотников. Шатер Йондры был в огне.

Огромный киммериец похолодел. У него на глазах рухнули остатки шатра, подняв кучу искр. Если Йондра там, у нее нет надежды на спасение. Киммериец надеялся, что княжны там не было, но помочь ей он сейчас не мог. У него уже есть одна женщина и нет времени для второй.

Нагнувшись и подхватив Тамиру под колени, он бросил ее на спину, как мешок. Сквозь не прекращающийся плач она попыталась слабо протестовать. Никто из горцев, кромсавших трупы, не обратил внимания на мускулистого молодого человека и его стройную хрупкую ношу, когда он растворялся в ночи.

Будто дух, Конан двигался от тени к тени. Одна лишь темнота, однако, не может быть щитом, подумал он. С затянутого облаками неба перламутровая луна роняла мало света, но достаточно для того, чтобы зоркий глаз различил движение, да и короткая белая рубаха Тамиры не улучшала положения. Повсюду в окутанных темнотой горах раздавались звуки ударов копыт и крики рыщущих горцев. Они искали, и если дать им время, обязательно найдут.

Киммериец не останавливался, он шел все дальше от звуков, издаваемых горцами, и глаза его постоянно искали укрытия. Линия более глубокой черноты на общем темном фоне привлекла его внимание. Он пробрался к ней и обнаружил горизонтальную трещину в скальной стене. Она была достаточно широкой, чтобы туда пролезла Тамира, и достаточно глубокой, чтобы она там спряталась и оставалась скрытой для любого, если только он не засунет в трещину руку.

Спустив девушку со спины, он помог ей забиться в щель.

– Сиди тихо, – сказал он Тамире, – и не двигайся. Вернусь как можно скорее. Слушайся меня, женщина!

– Он… он собирался убить меня, – всхлипывала она. – Он с... смеялся.

Она вцепилась в киммерийца, но он нежно убрал ее руки со своих плеч.

– Сейчас это позади. Ты в безопасности, Тамира.

– Не оставляй меня.

– Я должен найти Йондру. Сиди здесь, пока я не вернусь, а потом мы все втроем выберемся из этих гор. – Он думал, что слова его звучат уверенно, – во всяком случае, в голосе ощущалось больше уверенности, чем было на самом деле, но девушка забилась от него в трещину в скале.

– Тогда иди, – сказала она мрачно. Он не видел лица Тамиры, но слезы, казалось, вдруг высохли. – Ладно. Иди, если хочешь.

Конан стоял в нерешительности, но Йондру все-таки нужно найти, и он не знал еще, живой или мертвой. Здесь Тамира будет в безопасности до его возвращения.

– Я скоро вернусь, – сказал он и растворился в темноте.

Тамира выглянула из щели, но, хотя в темноте она видела как кошка, она не разглядела ничего. Конан исчез. Она снова залезла в трещину.

Ее чуть было не убили, дразнили саблей, а он ушел к той, другой, когда должно быть ясно видно и слепому, что ей необходимо его утешение, его объятия. Хотя разве не все мужчины слепцы? Это несправедливо, что он производит на нее такое большое впечатление, в то время как самому ему нет до этого дела. Когда-то она могла спокойно и логично рассуждать о каждом мужчине. Когда-то – это было, кажется, сто лет назад – до того, как она позволила молодому киммерийскому великану… Даже одна и в темноте она покраснела от этой мысли.

Она не будет о нем больше думать, решила Тамира. Она подползла к краю щели и снова попыталась вглядеться в темноту, но это было бесполезно – то же самое, что смотреть сквозь крыло ворона. В горах завывал ледяной ветер, и она поджала колени, с горечью заметив, как мало тепла дает ей короткая рубаха.

Куда же он все-таки ушел? Искать Йондру, как он заявил, но как собирается он искать ее ночью? И жива ли вообще аристократка? Шатер был весь в огне, вспомнила Тамира. Там ничего не могло остаться. Разве только… железные ларцы с украшениями Йондры.

Глаза Тамиры радостно загорелись, и она прикусила губу, чтобы сдержать смех.

– Пускай поищет Йондру, – прошептала она. – Он вернется и обнаружит, что я ушла. Ушла из гор, прихватив рубины.

С ловкостью кошки она выкатилась из трещины и приземлилась на ноги. Холодный ветерок обтянул на ней рубаху. Какое-то мгновение Тамира стояла в нерешительности из-за цвета рубахи.

– Да, но я же не могу пойти голой, – сказала она наконец, но тут же захлопнула рот. Теперь нельзя издавать ни звука.

Она тихо скользнула в темноту, двигаясь так ловко и неслышно, как только умела. Неважно, что говорят в Шадизаре, в тавернах Пустыни о Конане, в городе все-таки лучший вор она.

Ее остановил звук, сапоги, ступающие по камням, и она пожалела, что с ней нет ее ножей. Кто бы это ни был, подумала она с презрением, он очень неловок. Она беззвучно пошла прочь от того, кто не умеет ходить по камням… и ее придавили грязные тела воинов в вонючей одежде.

Она пиналась, отбиваясь от ругающихся мужчин, окруживших ее, и била их, пока кисти ее рук не схватили и не сжали, будто тисками. Тело ее ощупывали грубые руки. Она увидела бородатое лицо, безжалостное и жестокое, и занесенный кривой кинжал. Крик застыл у нее в горле. Столько мужчин, чтобы убить одну женщину. Это несправедливо, подумала она тупо. Рубаху ее схватили у горла и разорвали до пупка.

– Смотри! – заорал грубый голос. – Как я и говорил. Женщина, и молодая.

Жестокое лицо не изменило выражения.

– Женщина с низменностей! Сосуд похоти и разврата!

– Даже если так, – сказал третий человек, – вспомни приказы ималлы. И вспомни о судьбе Валида, прежде чем решишь ослушаться.

При этих словах человек с жестоким лицом заморгал и нахмурился.

– Отведите меня к ималле, – проговорила Тамира. Она знала, что имя носили среди горских племен святые люди. Святой человек, конечно, защитит ее.

Жестокое лицо расплылось в злобной улыбке:

– Пусть будет так, как хочет девка. Возможно, она пожалеет, что не предпочла мой кинжал. – И он захохотал.

Глава 18

Заря еще не занялась, но сделалось уже светлее, а Конан лежал на узком гранитном уступе и следил за тем, как внизу по тропе между крутых обрывов едет вереница горцев. По мере того как ночь отступала, их строй становился все реже, но все же оставалось еще слишком много бородатых воинов. Когда наконец последние всадники скрылись за поворотом тропы, огромный киммериец осторожно спустился с уступа и побежал туда, где был лагерь, сделавшийся не так давно местом кровавой бойни, туда, где пряталась Тамира.

Пройдя шагов двести, он нашел останки одного из заморийских охотников. Он не мог определить, чьи именно. Обезглавленное тело, покрытое темной запекшейся кровью и ярко-зелеными мухами, лежало, неестественно раскинув конечности. Конан не стал задерживаться у трупа. Он за ночь видел их много, некоторые изуродованные еще хуже, и каждый раз Конана успокаивало лишь то, что это не Йондра. Теперь его беспокоила Тамира. Он был уверен, что она в безопасности – даже при дневном свете ту щель непросто обнаружить, – но она всю ночь оставалась одна, окруженная горцами, терзаемая воспоминаниями об убийствах.