Месть троянского коня

Увидев и уразумев, каких «подвигов» он насовершал, Аякс чуть вновь не лишился рассудка. От ужаса, горя и стыда он в первый момент хотел было кинуться на собственный меч, но Ахилл снова скрутил ему руку, а Тевкр упал перед братом на колени, умоляя вспомнить о стариках–родителях, ожидающих на родине, о жене и сыне, наконец, о чести героя, которую теперь нужно вернуть… Простодушный Аякс разрыдался, как мальчик.

— Одиссей! — воскликнул он, протягивая руку к итакийскому базилевсу. — Одиссей, прости меня!

— А ты меня! — в свою очередь Одиссей подал руку герою. — Я должен был уступить тебе эти блестящие погремушки, тем более, что ты и в самом деле дрался тогда, у кораблей, храбрее меня.

— Как бы теперь скрыть все это от Агамемнона? — задумчиво проговорил Ахилл, когда некоторое время спустя они с Одиссеем вместе шагали к своим шатрам. — Если Атриды узнают, что Аякс собирался их убить, даже и в припадке безумия, они никогда ему не простят. Страшно подумать, какой дикой распрей это может обернуться, притом в самый канун нашего отъезда!

— Будь уверен, они уже знают! — невесело усмехнулся Одиссей. — Шум был на весь лагерь — вон и троянцы его слышали… Да, теперь жди ссоры, какой мы еще не видели. Чем бы умилостивить Агамемнона? Послушай, Ахилл, подари ему Брисеиду! Я понял, что ты все равно женишься на этой ужасной амазонке!

— Она не ужасная. Женюсь, если она согласится, — Ахилл на этот раз сумел не покраснеть и остался очень собой доволен. — А Брисеиду… Подарю, конечно, если у него не пропало желание ее получить. Все что угодно отдам, только бы нам отсюда уехать мирно, не перебив друг друга и не устроив чего–нибудь, что бы снова поссорило нас с троянцами. Как вовремя ты мне не дал сегодня ударить Энея!

— У нас у всех нервы в клочья! — проговорил итакиец грустно. — Война добивает нас, даже уже закончившись. Именно теперь, когда напряжение прошло, наступают такие вот срывы. Я принесу жертвы на все алтари Итаки, когда, наконец, войду в свой дворец и обниму Пенелопу и сына… Только бы это произошло!

* * *

— А вот эта сцена очень похожа на мифологический сюжет о безумии Аякса, — заметила Анна. — Только там, если я правильно помню, речь шла не о золотых доспехах Агамемнона, а о доспехах Ахилла, которые выковал бог Гефест, да? И греческие цари поспорили из–за них после смерти Ахилла. Аякса оставили ни с чем, точно, как здесь, он свихнулся и стал калечить и убивать бедных коров, а потом вроде бы покончил с собой…

— Все так, Анюта, — подтвердил Каверин, отпивая чай из стакана и поглядывая на часы. — Только в мифологических сюжетах это так подробно не описывается. А тебе, скорее всего, вспомнилась трагедия Софокла «Аякс–биченосец», я роде бы давал вам ее для чтения и перевода. Да, сцена очень живописная. Вообще, чем больше я вожусь с этой рукописью, тем больше поражаюсь широте автора. Ведь как описан праздник Аполлона, спортивные состязания! Чувствуется, что писал человек, знающий в этом толк. Кроме того, он, вне сомнений, сам очень много пережил. Но, однако, — тут профессор покосился на часы, — уже поздно, и я прерву, пожалуй, чтение. И у меня уже сухо в горле, и вам пора.

— А в следующий раз когда? — спросила Аня.

Каверин задумался.

— Я уезжаю на пару недель. В Париже будет симпозиум, дурацкий, если честно: по проблемам совместных археологических экспедиций. Но ехать надо, они прислали аж два приглашения. Послезавтра еду.

— Ну вот! — расстроился Миша. — А через две недели уезжаю я. Опять в Анталию. Что делать? Тут такие события разворачиваются…

— Ладно! — профессор встал и, тряхнув головой, сгреб со стола пачку плотных белых листов. — Берите с собой! Перевод первой части более или менее закончен, так что читайте сами.

У Миши дрожали руки, когда он заталкивал рукопись в подставленный женой целлофановый пакет.

— Мы привезем их вам, Александр Георгиевич! Мы…

Он не договорил. Рукопись сквозь пакет жгла ему ладони. Скорей достать ее! Скорее узнать, что происходило дальше. Будто те события почти трехтысячелетней давности могли бы измениться, потечь по–иному, если бы они не были их незримыми свидетелями и как будто участниками…

Глава 9

На завершение праздника Ахилл так и не пришел. Он боялся, что весть о припадке безумия Аякса дойдет до Агамемнона, и оскорбленные Атриды действительно задумают мстить Теламониду. Чтобы не обидеть Приама и Гектора, базилевс отправил Антилоха на стадион, велев передать своему другу, что по необходимости остается в лагере, но увидится с ним, когда сможет.

Юноша вернулся очень скоро, сообщив, что троянский царь, его жена и все его сыновья передают свою благодарность великому Ахиллу и рады ему в любое время.

— А Гектор просил передать тебе еще и подарок в память об играх и о твоем участии в них!

И Антилох подал Пелиду бережно свернутую темно–красную ткань, густо затканную золотыми восьмиконечными звездами. Герой развернул ее и узнал тот самый роскошный плащ, в котором Гектор утром появился на празднике.

— Ни у Агамемнона, ни у Менелая нет такого плаща! — с восторгом проговорил Антилох, любуясь драгоценной тканью. — Действительно, в Трое умеют делать удивительные вещи. Смотри–ка, на нем и пряжка из чистого золота! Дорогой подарок.

— Среди той дани, что наши базилевсы уже начали делить и из–за которой уже дерутся, наверняка будут еще такие вещи, — спокойно заметил Ахилл. — А по мне, будь этот плащ самый грубый и простой, он был бы мне не менее дорог.

Придя к себе в шатер, базилевс позвал рабынь и приказал нагреть воды и наполнить умывальный чан. Они удивились: горячей водой герой мылся только после сражений. Ахилл и сам посмеялся над собой: пышный троянский праздник вызвал воспоминание о дворце Приама, о бассейне с постоянно теплой водой, текущей из горного горячего источника, о ванне, о мягких тканях постели… Рассмеявшись, он вытащил спрятанные в одной из сумок зеленые шишки афоры, которые ему дала Андромаха в день его памятного визита в Трою, и кинул несколько штук в чан. Шишки сразу размокли, и смолисто–ароматная пена поползла по поверхности воды. Ахиллу захотелось окунуться целиком, но чан был для этого мал, и он ограничился тем, что несколько раз облился из ковша, как следует обмыл горячей водой и растер куском холста все тело, после чего с наслаждением завернулся в мягкий и теплый плащ со звездами.

«Ну, разнежился! — упрекнул он себя, — Будто я уже дома. Да и там не будет такой роскоши… А какой? Не горячая же вода — роскошь. А шишек этих потребую себе два–три мешка в качестве дани. Кончатся — поплыву за ними в Трою. Вот! Будет, зачем приехать…».

Он лег, но заснуть не сумел. Почему–то пришел на память и уже не выходил из головы рассказ маленькой Авлоны о подслушанном ею разговоре незнакомых мужчины и женщины. Этот столь загадочный разговор постепенно вытеснил из сознания героя даже недавнюю чудовищную сцену безумия Аякса Теламонида. Ахиллу все больше и больше думалось, что эта тайна заключает в себе какую–то опасность. Хотя… была ли эта тайна, или, может быть, Авлона что–то не так поняла? Или не так услышала? Но ведь она была разведчицей, притом амазонкой, и в свои девять лет обладала необычайной памятью и умом… Женщина говорила мужчине, что о чем–то рассказала Гектору, и мужчина смертельно испугался. Она сказала еще, что Гектор не станет его трогать, потому что пожалеет мать… Но что же такого ужасного могла открыть Приамиду эта женщина, чего нельзя было рассказать царице Гекубе?

«Нужно спросить самого Гектора, — подумал Ахилл. — Во всяком случае, нужно рассказать ему об этом разговоре. Ведь если мужчина угрожал женщине, то эта тайна опасна… А что если опасность угрожает и Гектору?»

Подумав так, он едва не вскочил, собираясь немедленно идти в Трою. Но тут же удержал себя. Не ломиться же среди ночи в Скейские ворота, чтобы поднять с постели Гектора, измученного нелегкими состязаниями и рассказать о… да неизвестно, о чем! Нужно сделать это утром.