Путь мрака

— А ну-ка, говори, гнусная тварь, как отсюда можно выбраться, — угрожающе крикнул командир пиктов и для пущей убедительности слегка полоснул лезвием по извивавшемуся у него в кулаке живому канату. — А не то я искромсаю твой хвост на мелкие кусочки!

Обладатель мохнатого отростка жалобно взвизгнул и попытался подтянуть хвост к себе — но не тут-то было. Дарг крепко намотал его себе на руку, а трое солдат вцепились в своего командира, не давая ему сойти с места.

— Гы-гы-гыр! — заговорил наконец обезьяночеловек, но никто его, естественно, не понял. — Гы-гыр, хуру-хуру!

— Говори по-человечески! — потребовал Дарг, еще раз слегка полоснув кинжалом по хвосту.

— Э-э, хуру-журу, — простонал человек-обезьяна, яростно тыча длинным пальцем куда-то поверх плеча пикта. — Жур-хур, хур-жур.

— Понятно, — процедил Дарг и, не раздумывая, отсек кинжалом кончик хвоста. — Попробуй еще раз.

Заросшее щетиной лицо исказилось муками боли, но с его губ по-прежнему слетали лишь нечленораздельные звуки. Однако пикт уловил, что в жестах хвостатого была какая-то осмысленность — он явно указывал направление, по которому, возможно предстояло двигаться освободившимся воинам. Дарг обернулся и увидел, что мохнатая рука указывала в сторону того самого туннеля, по которому их привели сюда. Что ж, возможно, обезьяночеловек и не обманывал, но, помня о хитрости и непревзойденном коварстве этого племени, командир пиктов на всякий случай отрезал еще один небольшой кусочек живой плоти. Пусть-ка косматый подумает как следует, прежде чем врать!

Очевидно, хвосты для обезьянолюдей были дороже жизни, потому что бедняга взвыл так, что у пиктов невольно поползли по спине мурашки. Утирая мохнатой лапой слезы с лица, он принялся усиленно тыкать длинными пальцами все в том же направлении, пытаясь дополнить свои жесты неким подобием человеческой речи.

— Ту-а, ит-и, — промычал он, и Дарг перевел эти слова как «туда иди». — Та-тамм бурру… но-мно-хо…

«Там много бурусов, — понял командир пиктов. — Ну что ж, нас тоже немало, к тому же мы злые».

— Ладно, если обманул, я вернусь, — пообещал он и отек еще кусочек хвоста. — А это я возьму себе на память о приятном знакомстве.

Дарг повернулся и, махнув своим солдатам рукой, решительно двинулся вперед. Возбужденно переговариваясь, пикты двинулись по туннелю, горя желанием свалить любое количество хвостатых, которые могли повстречаться им на пути. Но пока, как ни странно, никто им не попадался, и Дарга это насторожило.

«Странно, — подумал он, оглядываясь по сторонам. — Я-то думал, они тут на каждом шагу порасставлены, и прежде чем мы доберемся до своих, хвостатые твари будут так и лезть на нас изо всех нор. Значит, они почему-то покинули свои посты. Видимо, происходит нечто необычное».

Дарг обладал первоклассным чутьем охотника — выросший на угрюмом скалистом побережье, он с детства привык замечать едва различимый след, улавливать новые оттенки в привычных звуках, чувствовать запахи пищи, готовившейся на кострах, сложенных из поленьев не тех деревьев, что использовали люди его рода. Вот и сейчас, зная, что обезьянолюди должны были непременно услышать и шум сражения, и громкие крики победителей, и жалобные стоны побежденных, он недоумевал, почему никто из них не бросился хотя бы выяснить, что случилось.

«А может быть, мы не одни попали в ловушку. — Дарг вдруг воспрял духом, вспомнив, что незадолго до него в лапы хвостатых угодил Брул. — Ну, конечно же, и Копьебой, и все остальные, кого раньше захватили хвостатые твари, задали им жару. Может быть, и Кулл здесь — а вдруг он каким-то образом вышел на подземные ходы и сейчас сдирает с мохнатых их поганые шкуры?»

Мысль об этом до того взволновала командира пиктов, что он резко остановился и поднял руку.

— Стойте! — крикнул он, не боясь, что его могут услышать находившиеся где-нибудь поблизости враги. Теперь Дарга это не смущало — он был почти уверен, что по всему подземелью идут ожесточенные бои, причем верх неизменно одерживают валузийские воины. — Мы не должны прямо сейчас отправляться наверх. Где-то здесь неподалеку бьются наши товарищи, и, возможно, им необходима наша помощь. Вперед, ребята, и покажем хвостатым, что зря они искали легкой победы!

И, высоко подняв кулак с зажатым в нем кинжалом, командир пиктов бесстрашно бросился в один из совершенно темных боковых туннелей. Одобрительно загудев, солдаты тотчас помчались вслед за ним, но вскоре пыл их странным образом начал угасать. Пробежав несколько неверных шагов, пикты один за другим повалились на землю и стали делать нелепые движения руками, словно пытаясь натянуть на себя несуществующее одеяло. Внезапно им стало не до дружбы и боевого братства — холод, ледяной волной накативший на них, оказался столь жестоким, что каждый начал тянуть на себя призрачную материю. А командир так и вовсе вцепился в нее зубами.

Одеяло было невидимым и тонким, оно рвалось на куски, и Дарг, сумев натянуть на себя крохотный лоскуток, успокоился и впал в безмятежное забытье.

* * *

Кулл стоял, не в силах сделать ни шагу. Он знал, что впереди его ждет смерть, но она так завораживала, что атлант, превозмогая себя, двинулся навстречу ей, словно зачарованный слушатель, обманутый сладкозвучным пением флейты факира.

Кулл как будто видел раздувшую капюшон кобру, выползающую из узкого горлышка кувшина, — она раскачивалась в такт нежным переливам тростниковой дудочки — и он, король Валузии, раскачивался в такт вместе с ней. Ему вдруг захотелось потрогать змею — шершавую прохладную кожицу… или ту бархатистую шкурку лани, к которой так приятно было прижиматься в детстве, — о как же это было давно! — покой… умиротворение… мама…

Кулл внезапно вздрогнул, ощутив неприятный, леденящий холод под пальцами. Нет, это что-то другое! Это не воспоминания детства, не отблески памяти, корнями уходящие в прошлое. Это нечто новое, доселе неведомое, расслабляющее и одновременно будоражащее душу. Это переход…

Куда? Кулл силился вспомнить — он же учился у лучших философов королевства, он исправно читал все книги, которое они ему старательно подсовывали, он много думал о том… О чем? Как-то странно скользят мысли, они напоминают градинки, зацепившиеся за почерневший от дождя куст смоковницы… или смородины…

Не все ли равно…

И он вспомнил. Король Валузии Кулл вдруг вспомнил, как в детстве мать частенько говорила ему: «Никого не бойся. Если боишься, даешь оружие против себя. Мужчины нашего рода никогда не ведали чувства страха, и тебе оно никогда не будет знакомо. Ты просто знай, что злые силы тебя не любят, они никогда не утащат тебя в свой жуткий хоровод. Но это не значит, что они забудут о тебе. И если ты когда-нибудь спросишь: доколе же вы будете виться за моею спиною? Они ответят: всегда».

Теперь он знал, что мать была не права. Теперь-то он понимал, что самые навязчивые, никогда не покидающие сознание, без конца будоражащие совесть силы — это вовсе не силы зла. А именно те, что не позволяют человеку есть падаль, вонзать нож в спину своему брату, красть кусок хлеба у своего ребенка. Бог, что ли?

«Валка, — беззвучно прошептал атлант. — Я грешен. И не слишком-то часто вспоминал о тебе. Я никогда не осознавал, что тебе тоже нелегко, что ты тоже борешься с врагами и твой бой вечен. Я просто говорил — Валка, и думал, что после этого я под защитой длани твоей. А оказывается, и ты ждал помощи от меня, так же, как и я от тебя. Я помогу тебе, но… я не знаю, как мне сейчас быть… кому и чему верить… Я боюсь».

Король несколько раз повторил последние слова. Чего я боюсь? — вдруг вспыхнуло у него в мозгу. Он обернулся и посмотрел на иссиня-бледное лицо буруса. Ему вдруг захотелось расхохотаться. Мужчина в безрукавке стоял, словно истукан, судорожно облизывая пересохшие губы. Лоб его был покрыт испариной.

— Чего ты боишься? — тихо спросил Кулл, не чувствуя ни капли ненависти к недавнему врагу. Атлант не хотел вдаваться ни в какие рассуждения, он отбрасывал все мысли, которые влекли его к прошлому. Он просто смотрел в лицо человека, который как будто недавно хотел его убить. — Похоже, ты потерял интерес к бою. В другой раз я был бы рад этому, но сейчас меня это почему-то настораживает.