Конан и осквернители праха

Спешившийся вор сидел на горке раковин и костей у края мертвого моря, повернувшись лицом к пустыне и к своему преследователю. Он сидел с непокрытой головой, устроившись между окостенело вытянутыми ногами павшего коня. Он сидел так неподвижно, что Конан начал себя спрашивать, жив ли еще Ювиус или уже умер. Но вот приподнялась рука и затенила от солнца глаза, и варвар понял, что видение было вполне реальным. Не какие-нибудь там шуточки песчаных демонов, всегда готовых смутить путешественника.

Конан с мрачной яростью взирал на беглеца, и тут ему бросилось в глаза, до чего странно тот выглядел. Жалкий, загнанный в угол воришка восседал подле раздувшегося лошадиного трупа, точно король на троне! Конан вздохнул, покачав головой отрешенно и... с жалостью. На несчастного глупца было трудно даже как следует сердиться.

Он остановился. Усталая кобыла ткнулась ему в спину и тоже остановилась, повесив голову. Подняв руки, Конан стащил бурнус и бросил его на седло. Теперь сторонний наблюдатель мог бы поподробнее рассмотреть его, облаченного в белую шелковую рубашку, нечто вроде бурой кожаной юбочки и сандалии.

Отвязав от переметных сум большой полупустой бурдюк, Конан взвалил его на плечо, ласково шепнул что-то лошади, потом откупорил бурдюк и полил себе в ладонь. Измученная жаждой кобыла немедленно подобрала воду губами. Конан повернулся и пошел к сидевшему вору.

Когда под сандалиями захрустели обросшие солью ракушки, он окликнул беглеца:

– Эй, Ювиус!.. Приехал, как я посмотрю? – Он помолчал, ожидая ответа, но ответа не последовало, и он продолжал: – Ну как, созрел поторговаться со мной насчет Звезды Хоралы?

– Поторговаться? О да, конечно!.. – долетел издали хриплый, слабый голос, и красный от солнца лысеющий череп закивал взад-вперед. – Ювиус всегда готов заключать сделки... Даже с кровожадными дикими варварами...

В квакающем голосе слышалась нотка безумия, и Конан решил, что долгое пребывание на жаре, видно, затронуло разум воришки.

– Ну добро!.. – крикнул он, шагая вперед. – То есть надо бы, конечно, порезать тебя на колбаски, посолить и высушить на солнышке за измену. Но, сказать по правде, работа это тяжелая, а я что-то притомился. Так что давай лучше договоримся!

– Да, да, договоримся!.. – Рот Ювиуса был темным провалом посреди обтрепанной бороды. – Давай свои условия!..

– Мне нужно только то, что ты у меня спер, – приближаясь, продолжал Конан. – Мое колечко. Со Звездой Хоралы, знаешь ли. А я взамен дам тебе напиться водички!

Он поднял бурдюк и встряхнул его так, чтобы слышно было бульканье.

– Вода, вода!.. Конечно!.. Хорошая сделка! Драгоценные камни – за воду!.. Кольцо!.. Оно у меня где-то здесь... – Голос сделался неразборчив.

Когда Конан приблизился, Ювиус рылся в куче хлама, вытряхнутой наземь из переметных сум. Его лицо и лысина были жестоко обожжены солнцем, пересохшие, беловатые губы растрескались.

– Я дам тебе напиться воды, сколько поместится в брюхо, – сказал ему киммериец. – А потом, если будешь в состоянии... в чем я, вообще говоря, сомневаюсь... можешь держаться за хвост моей лошади, когда я поеду отсюда...

Больше ничего ему сказать не довелось. Совершенно неожиданно Ювиус вытащил из сумки небольшой заряженный арбалет и выстрелил в Конана. Киммериец ощутил рвущий удар в среднюю часть тела, и по внешней стороне бедра побежали горячие струйки. Он осознал, что ранен в бок. Но он был еще жив!

Почему-то он почти не чувствовал боли: может, стрела прошла вскользь?.. Не медля ни мгновения, он устремился вперед, перепрыгивая через прибрежный мусор и держа наготове кинжал. Бурдюк тяжело хлопал его по боку. Его еще отделяло от Ювиуса довольно солидное расстояние. Но бежать, чтобы оказаться вне досягаемости арбалета, было дольше.

– Какой выстрел!.. – ликовал между тем Ювиус, пытаясь как можно скорее перезарядить оружие. – Попал ведь, а?.. Теперь надо прикончить!.. Варвар хочет назад свой перстень!.. Воду мне предлагает!.. Ну и дурак!..

Прижав пухлыми ручками приклад к животу, он наконец со щелчком взвел тетиву. И потянулся за лежавшей рядом стрелой, не слишком беспокоясь о том, что его преследователь приближался с каждым прыжком.

– Неужели глупый варвар не видит, – продолжал посмеиваться Ювиус, – что воды у меня полным-полно? Целое озеро, только руку протянуть! На что мне нужен еще и его бурдюк?..

И, поблескивая безумными глазами, он снова поднял арбалет.

Конану еще оставалось пробежать несколько шагов. Он не успевал дотянуться до Ювиуса. Вместо этого он каким-то образом умудрился остановиться на бегу, вложив весь свой разгон в бросок тяжелого кинжала. Сверкнув в воздухе, кинжал попал Ювиусу в грудь и с глухим звуком воткнулся по рукоять. Багроволицый вор ахнул и откинулся навзничь, на труп своей лошади. Арбалет вывалился из руки и выстрелил. Болт воткнулся в песок, подбросив фонтанчик сухих ракушек.

Вот так и умер Ювиус: не сделав более ни движения, не издав ни звука.

У Конана пульсировало в боку, кожу щипало: солнце уже подсушивало кровь. Осмотрев рану, он убедился, что болт в самом деле лишь оцарапал его. Убийственную силу предательского выстрела принял на себя бурдюк, располосованный во всю ширину. Теперь в нем оставались считанные глотки воды. Остальное растряслось на бегу... А он-то решил, что это кровь!

Ругаясь на чем свет стоит, Конан перетянул бурдюк, чтобы сберечь последние остатки бесценной жидкости. Потом подошел к телу Ювиуса. Было ясно, что он недооценил подонка. За что и поплатился. Ювиус, похоже, все эти дни постепенно сходил с ума. Сначала – от беспощадного, казнящего солнца. А потом (может, даже в большей степени) – оттого, что нахлебался воды умирающего моря.

Борода Ювиуса склеилась и поседела от высохшей соли: видно, вор пил морскую воду, не обращая внимания на ее вкус. Когда Конан нагнулся над трупом и вытащил свое оружие, оно вышло из груди мертвеца с жутковатым сухим скрежетом. На лезвии не было крови – только все та же соль, от соприкосновения с которой блестящая сталь уже начала местами чернеть.

...Но самый жестокий сюрприз поджидал Конана, когда он стал обыскивать мертвого вора в поисках похищенного перстня. Звезды Хоралы нигде не было видно!

Конан перерыл все еще раз. Перетряхнул каждую сумку, каждый кошель и карман. Прощупал каждый шов, каждую складку... Никакого толку! Задыхаясь от напряжения – ибо на солнцепеке каждое движение требовало невероятных усилий, – он перевернул оба тела, человеческое и конское, чтобы исследовать усыпанный мусором берег под ними. Ничего!

Он постоял над трупом Ювиуса, держа руку на рукояти кинжала и с сомнением разглядывая пухлое брюхо вора... Нет, решил он наконец. Кольцо со знаменитым сапфиром было великовато даже для этой прожорливой глотки. Без толку рыться у него в кишках.

Конан осмотрелся... Узкая, беловатая прибрежная полоса, пруды, причудливые соляные башенки... и с трех сторон – поблескивающая, чуть тронутая рябью водная гладь в туманном мареве миражей. Еще можно было бы обыскать небольшой участок суши на тот случай, если Ювиус, движимый хитростью или сумасшествием, куда-нибудь закинул кольцо. Огромный сапфир вряд ли затерялся бы даже среди этих трещин и кристаллов сверкающей соли. Но что делать с водой?.. Дюйм за дюймом прочесывать дно ядовитого моря?..

Вода была мелкой и прозрачной, словно стекло, а на дне виднелся слой светло-бурого пушистого ила. Конан попробовал ее на вкус, и его едва не стошнило. Та же мерзость, что и в прудах. Он извлек из поясного кошеля мелкую монетку, бросил ее в воду и стал смотреть, как она ляжет на дно. Попав в ил, монетка бесследно исчезла.

– Кром!.. – сказал Конан. Он говорил еще долго, но остальная часть его речи ни в коем случае не может быть воспроизведена на этих страницах. В самом деле, – притащиться в ад вроде здешнего, и ради чего?.. Чтобы упустить сокровище, а в довершение всех бед остаться еще и без воды?..

Потом он краем глаза отметил некое движение поблизости. Оказывается, высыхающее море было отнюдь не безжизненно. Какая-то извивающаяся тварь с широко разинутой пастью и змеистым хвостом – нечто вроде ската – с плеском вырвалась из воды и пролетела низко над поверхностью, словно камень, запущенный «блинчиками». Потом рыбина гулко плюхнулась обратно и ушла в глубину. К берегу побежали мелкие волны.