Запретный город Готхэн (ЛП)

Большой киммериец цинично рассмеялся.

— Странные слова, сказанные для пленника. Что может значить один меч

против всех вас? Внезапно в нем произошли какие-то изменения. — Дай мне меч,

что твои люди отобрали у меня. Если я должен поддержать вас, то не хочу, твоя

команда глядела на меня, как на заключенного.

Ательдред пробормотал что-то, удивленный этой неожиданной просьбой, но

он отвел свой взгляд от киммерийца, а потом отдал приказ. Большой воин

поднялся на корму, принеся с собой длинный, тяжелый меч в кожаных ножнах,

привязанных к широкому поясу, отделанному серебром. Глаза Конана сверкнули,

когда он взял оружие и пристегнул ремень.

Варвар положил руку на эфес, с рукояткой из слоновой кости украшенный

камнями и тяжелой серебряной гардой, а затем наполовину извлек меч из ножен.

Обоюдоострое лезвие зловеще засветилось, синим светом и слегка загудело.

— Клянусь Одином, — пробормотал Хротгар. — Твой меч поет, Конан!

— Он поет, потому что вернулся домой, Хротгар, — сказал киммериец. —

Теперь я точно знаю, что это побережье Вендии, потому что именно здесь было,

много веков назад мой меч был рожден из печи, при помощи наковальни и

магического молота. Это была когда-то большая сабля, принадлежащая могучему

императору Восточного Кхитая, который был разбит кусанцами. Правитель

кусанцев забрал его с собой в Косалу, где тот и оставался до прихода туранцев,

когда один посол присвоил его. Ему не понравилась её изогнутая форма, потому

что туранцы использовали простые мечи со щитами, поэтому он и приказал

оружейнику из Аграпура перековать лезвие. Меч попал в Бритунию, где он вместе

с его владельцем оказался в руках бритунийцев во время великой битвы на севере.

Я взял его у царя Заморы, которого убил во время войны Заморы с Тураном.

Потом я воевал в армии Турана в качестве наемника.

— Меч достойный князя, — восхищенно сказал Хротгар. — Смотри, вон

кто-то походит к нам.

Среди криков и звона оружия, большая толпа вышла на побережье. Тысячи

воинов в сверкающих доспехах на лошадях, верблюдах и урчащих слонах

сопровождали человека, который сидел на троне, закрепленном на спине

большого слона. Конан увидел тонкое, надменное лицо, черную бороду и нос с

горбинкой. Темные глаза, мутные, но бдительные, наблюдали за людьми с Запада.

Киммериец понял, что этот царь, князь, или кем бы он ни был, не принадлежал к

той же расе, что и его подданные.

Кавалькада остановилась перед драккаром, трубы разорвали небо шумными

фанфарами, барабаны оглушительно загремели, а затем крикливо одетый

командир тронул свою лошадь вперед, наклонился с седла и взорвался потоком

громких слов, которые не значили ровно ничего для уставившихся на него людей

Запада. Персона на престоле, небрежным движением богато украшенной

кольцами белой руки, прервала своего вассала, и правитель заговорил на чистом,

тягучем вендийском языке:

4

— Итак, друзья мои, он говорит, что это Сын Богов, Великий Раджа

Константинус оказывает вам удивительную, беспрецедентную и абсолютно

неслыханную честь, прибыв лично поприветствовать вас.

Все взоры обратились к Конану, единственному человеку на борту, который

понимал эти слова. Могучие пираты смотрели на него, как большие, удивленные

дети. На него обернулись и взгляды всех людей, стоящих в гавани. Высокий

киммериец стоял, скрестив руки на груди, запрокинув голову и смотря прямо в

глаза раджи. Помимо всего великолепия и украшений последнего, его королевская

внешность была прекрасно заметна и во всех его манерах. Два настоящих вождя

стояли напротив друг друга, признавая один во втором царственное

происхождение.

— Я – Конан, — представился киммериец. — Наш вождь Ательдред из

Ванахейма, из народа ваниров. Мы плыли в течение многих и трудных месяцев и

желаем только мира и возможности приобретения воды и пищи. Что это за город?

— Зандрагор, одно из основных и независимых княжеств Вендии, — ответил

правитель-раджа Константинус. — Сойдите на берег, вы мои гости. Много дней

прошло с того времени, когда я отправился на восток, и я хотел бы поговорить с

кем-то на родном старом языке о новостях с запада.

— Что он говорит? Мир или война? Где мы? — на киммерийца градом

посыпались вопросы.

— Итак, мы на самом деле в Вендии, — сказал Конан. — Но этот король не

вендиец. Если это не аквилонец, то я пикт. Он предлагает нам сойти на берег,

чтобы мы были его гостями, что вполне может означать и заключение под стражу,

но у нас нет другого выбора. Может быть, он захочет отнестись к нам

справедливо.

2

Конан поднял кубок, вырезанный из цельного куска горного хрусталя, и пил

долго. Затем отстранил его и посмотрел через богато заставленный стол на раджу,

который чувственно развалился на шелковом пуфике. Они находились одни в

комнате, если не считать большого, немого чернокожего, который был одет только

в набедренную повязку и стоял прямо за Константинусом, сжимая в руках

широкий меч, почти такой же длины, как и он сам.

— Итак, Конан, — сказал раджа, бездумно играя большим сапфиром на

своем пальце, — разве я не принял учтиво тебя и твоих людей? Даже сейчас они

объедаются такой пищей и напитками, о которых раньше даже не имели ни

малейшего представления. Отдыхают на шелковых подушках, им играют

музыканты, для них изгибаются танцовщицы, словно нимфы — все для их

удовольствия. Я даже не отобрал их оружие, а ты ешь со мной отдельно. И все же,

я вижу подозрение в твоих глазах.

Конан указал на свой меч, который лежал на полированной скамейке.

— Я не отложил бы меча, если бы я не верил. Что же до них, то лучше не

шутить. Ведь они, как медведи во дворце. Если бы вы попытались разоружить их,

то их пьяная одержимость превратилась бы в ярость, а топоры покрылись бы

кровью. То, что вы видите в моих глазах, было не подозрением, а лишь

удивлением. Когда-то мальчиком из западной части Киммерии я восхищался

Венариумом, затем не мог оторвать глаз от Бельверуса. Потом, когда, будучи

молодым человеком, вторгся на Аквилонские территории, то считал Танасул,

Амилиус, Кастри и Тарантию величайшими городами на земле. Когда я стал

взрослым мужчиной, память о них побледнела при виде Аграпура. А теперь

5

Аграпур кажется мне едва ли не селом, когда я смотрю на позолоченные шпили и

башни Зандрагора.

Константин кивнул с легким оттенком горечи в его глазах.

— Да, это империя, за которую стоило бороться, и я когда-то мечтал о

власти, простиравшейся от моря до моря, но расскажи и ты мне об Аквилонии и

Туране. Много времени прошло с тех пор, как я отправился на восток. В те дни

иранистанские варвары перешли границы Турана, а до Аграпура дошли вести о

странных и страшных людях.

— Гирканцы! — вскричал Конан, чье лицо дико вспыхнуло. — Туран много

лет ведет с ними войну. С лучшим или худшим результатом. Но уже в течение

некоторого времени, однако, ни одна из сторон не смогла заполучить явное

преимущество. Затем, около четырех лет, длился относительный мир. Затем

Аграпура вновь достигли вести о концентрации гирканской армии. И они пришли,

как ветер смерти, словно стая саранчи. Впереди шла мощная армия, а туранцы

постоянно отступали. Когда они дошли до моря, им некуда было бежать. Перед

ними было море, на юге болота реки Акрим, а позади горы и гирканская армия.

Оказавшись в ловушке, они повернули назад, и две армии встретились в долине

Дагона. Клянусь богами, мечи сыграли там прекрасную музыку. Вороны наелись

до-отвала, а топоры покрылись красной кровью. Они напали на нас, как черная

волна, и как волна, разбивающаяся о скалы, так и они разбились о стены