Дань с жемчужных островов

Вслед за Гондией к магу явился Тротумо. Когда-то он был кузнецом и обладал огромной силой, но внезапно напавший на него недуг заставил несчастного бросить любимое дело. Тротумо страдал сильной одышкой, а иногда и вовсе не мог дышать, словно кто-то невидимой рукой затыкал ему нос и рот одновременно, и тогда Лемпситею приходилось долгими часами не отходить от пациента, поддерживая в нем жизнь.

Приняв новое снадобье, он обратился в невысокую обезьяну ростом около трех локтей, но довольно массивную и мощную. Его мускулистое тело поросло густой, клочкастой темно-рыжей шерстью, которую Тротумо, разговаривая с магом, время от времени почесывал длинной лапой с крупными черными когтями. Его речь то и дело прерывалась тяжелыми вздохами, покряхтываниями и стонами, такими громкими, что их, наверное, было слышно на Дороге Королей, лежавшей в нескольких днях пути от спрятанной в густом лесу деревни. Побродив в чаще и облазав почти все деревья, которые смогли выдержать его вес, Тротумо принес Лемпситею горсть маленьких плодов со сладкой мякотью и множеством семян.

— Смотри, — сказал он. — Я достал их, едва не сорвавшись с огромной высоты. Но мне почему-то очень хотелось отведать именно их.

— Ты правильно сделал, что принес эти плоды мне, — улыбнулся Лемпситей. — Думаю, с их помощью мы прогоним твою болезнь.

Тротумо снова тяжело, со всхлипыванием, вздохнул и медленно направился к своему дому, ловко отталкиваясь от земли длинными кривыми передними лапами. И тут же, словно давно поджидал своей очереди, ему на смену явился Витлий. Жившие мирно и дружно, объединенные общей бедой, пациенты Лемпситея недолюбливали Витлия, и даже сам маг, отличавшийся бесстрастностью и ровно относившийся к окружавшим его людям, иногда морщился, когда к нему подходил бывший сборщик налогов, сердце которого отказывалось служить ему. Теперь, взглянув на Витлия, врачеватель еще раз убедился в своей правоте: его волшебное зелье действительно выявило сущность этих людей. Сборщик налогов стал гиеной, мерзкой пятнистой тварью с хищно оскаленной мордой.

— А ты где побывал? — переборов неприязнь, поинтересовался Лемпситей.

— Я охотился! — гордо заявил Витлий. — У меня нет слов, чтобы выразить, насколько я благодарен тебе. Я гонялся за своими жертвами, настигал их и с наслаждением рвал в клочья. Никто не ушел от меня!

— Ты должен был прислушаться к своему внутреннему голосу и пойти туда, куда он звал тебя. Многие уже отыскали средство от своих недугов. А ты?

— Я не думал об этом, — захохотала гиена. — Я наслаждался своей силой и ловкостью!

— Как же ты глуп, — вздохнул мат. — Утром ты снова обратишься в человека. Разве ты забыл, что каждый день для тебя может стать последним? Твое изношенное сердце нуждается в обновлении. Ступай. Если ты не поможешь себе сам, я буду бессилен.

— Пусть, — оскалился Витлий. — Пусть оно останавливается, это жалкое человеческое сердечко. Я больше не цепляюсь за жизнь, ибо человек жалок и слаб.

— Твое право — выбирать жизнь или смерть, — вздохнул Лемпситей. — Поступай как знаешь.

Витлий ушел, а маг еще долго сидел на крыльце, но два оставшихся селянина, муж и жена Люмис и Лониса, так и не пришли. Наутро выяснилось, что чудесное зелье обратило невероятно толстого Люмиса, которого душил все возраставший вес, в холеного домашнего кота, а его жену, наоборот, худевшую день ото дня, — в злобную и склочную собаку.

Несчастная пара так и не покинула своего двора, ибо жирный Люмис всю ночь просидел на дереве, а Лониса сторожила его внизу, то ругаясь, то оглушительно гавкая. Пришлось Лемпситею посоветовать им сначала уходить из дома, подальше друг от друга, а уж потом принимать снадобье. Старик надолго замолчал, а Фартан, уставший ждать, осмелился нарушить тишину.

— Так они излечились? — заглядывая магу в глаза, спросил он.

— Почти все, — не сразу ответил Лемпситей. — Витлий не нашел средства от своей болезни. Да он и не искал. Никто не сожалел о его гибели.

— А почему они не вернулись туда, где жили прежде? — полюбопытствовал Фартан.

— Они долго принимали снадобье, — пояснил маг, — и теперь, как только наступает полнолуние, обращаются в зверей. Куда же они такие пойдут? Их растерзают. Люди боятся оборотней. Никто и слушать не станет, что мои подопечные и не оборотни вовсе, — Он снова замолчал, задумавшись, а потом продолжил: — Нет, никто не уходит. Даже приходят иногда.

— А помощник-то тебе зачем? — вдруг резко переменил тему юноша.

— А… — улыбнулся старик. — Я уже очень давно живу на этом свете. Скоро мне собираться в дальний путь. Должен ведь кто-то занять мое место. Ты неплохой парень. За долгие годы я научился видеть людей насквозь. Жаль только, что по уму тебе можно дать лет пять-десять. Но это не твоя вина. Ум у тебя есть, только никто не развивал его. Хочешь попытаться?

Фартан кивнул, едва скрывая обиду. Сравнить его, такого умного и сообразительного, с пятилетним ребенком! А еще говорил, что видит людей насквозь. Ничего он не видит дальше собственного носа! Ладно. Тут, похоже, есть чему поучиться. А старик пусть себе думает что хочет. Скоро сам убедится, как ошибся в своем новом ученике и помощнике.

— Ты не обижайся, — вдруг, словно прочитав его мысли, сказал Лемпситей. — Мы сейчас нуждаемся друг в друге. Ты — в моих знаниях и умениях, я — в твоей силе и молодости. Мы с тобой таких дел понаделаем!

— А как нас будут уважать и ценить, — подхватил Фартан, — какие богатства лягут к нашим ногам!

— Богатства? — нахмурился старик. — Зачем они? Разве ты можешь носить две пары штанов сразу? Или есть двумя ложками? Поверь мне, сынок, единственное, что имеет в этом мире ценность, это знание. У последней рубашки нет карманов. Ничего ты не унесешь в иной мир. В дальний путь надо уходить с тем, что сумел обрести внутри себя.

Фартан не стал возражать. Что толку спорить с дряхлым стариком, которому уже давно ничего не надо от жизни и который вплотную подошел к последней черте? Главное — научиться у него исцелять недуги. А потом… Потом его, Фартана, ждут почет и деньги, а маг пусть лелеет свои идеалы.

Юноша надолго остался в доме Лемпситея. Сначала старик доверял ему лишь самую простую работу по дому, затем постепенно начал показывать травы, корешки, камни, объясняя при этом, от какого недуга они могут помочь при умелом обращении с ними. Фартан изо всех сил старался угодить учителю, но лишь великое терпение старого мага и его отстраненность от суетного мира были причиной того, что безалаберный бритуниец не пошел прочь своей дорогой уже через несколько дней. Лемпситей с радостью выгнал бы неудачного ученика, ибо прекрасно понимал, что, сколько ни старайся, мага из него никогда не выйдет. Но прожитые годы все чаще давали о себе знать, а коринфийцу вовсе не хотелось собираться в последний путь, не передав хоть кому-нибудь своих знаний. Он считал, что если сумеет сделать из Фартана врачевателя средней руки, то хотя бы малая толика того, чему он посвятил свою жизнь, не пропадет.

Фартан же, видя, что никогда не сможет подняться до своего учителя, винил в этом только старика. Он думал, что Лемпситей просто не хочет посвящать его в самые сокровенные тайны, и потому однажды, когда маг отправился в лес на поиски очередной редкой травки, нахальный юнец решил забраться в святая святых — в комнату, куда учитель еще ни разу не пускал его.

Убедившись, что старик достаточно удалился от дома, Фартан поспешил к вожделенной цели. К его величайшему удивлению, дверь в тайную комнату открылась от легкого толчка, ибо никаких замков на ней не было. Шагнув через порог, юноша замер, с восторгом озираясь по сторонам. Посреди комнаты стоял большой стол, заставленный всевозможными плошками, мисками, стеклянными сосудами разной высоты.

Все эти емкости были заполнены либо разноцветными морошками, либо различными жидкостями. На стенах висе-ми полки, такие широкие, что на каждой вполне мог бы разместиться взрослый человек. На полке возле окна стояли толстые книги в потрепанных кожаных переплетах и лежала целая гора пожелтевших от времени свитков. На соседней полке были грудой навалены камни, которые старик сопи рал в горах, на других возвышались пучки трав, цветов, веточек, принесенных из леса в строго определенное время. Затаив дыхание, Фартан осторожно взял в руки одну из книг и наугад открыл ее. Полупрозрачные страницы из тончайшей бумаги покрывали сложные черные значки, расположенные столбиками. Лемпситей, обучая своего ученика грамоте, рассказывал ему о кхитайской письменности, И юноша понял, что книга, которую он держит в руках, написана в той далекой загадочной стране. Полистав странички и полюбовавшись на изящные значки, Фартан вернул книгу на место и взял следующую. В ней оказалось полно рисунков с подписями на совершенно неизвестном ему языке, но, сколько юноша ни силился, в рисунках он тоже разобраться не смог.