Блеск и нищета Великого Инквизитора (СИ)

Он поднялся со своего места и я впервые за сегодняшний день увидел в его глазах твёрдую решимость довести дело до конца.

— Нет, Инквизитор Экзель. Я пришёл сюда, дабы увидеть смерть убийцы. Мне всё равно как, но я хочу увидеть, что негодяй, который виновен в страшных преступлениях против меня и народа Империи получил сполна. Я требую справедливости.

— Да будет так. — Прошептал я и повернулся к чародею. Мэлвин смотрел на меня и улыбался, даже в такой ситуации он умудрялся глядеть с выражением лёгкого превосходства.

— Начинай представление, Инквизитор. — Прошипел он и меня охватила Ярость.

— Мэлвин Ордотен, Древний чародей рождённый до нашей эры, я Экзель Джемал на время этого процесса являюсь устами и волей Инквизиции. Ты понимаешь это?

— Да, Экзель, я понимаю. — Громко и уверенно произнёс чародей.

— Так же я являюсь устами и волей его императорского величества Фредерика Александра Аркасана пятого и несу Имперскую справедливость.

— Я понимаю, Инквизитор, — усмехнулся он и я разорвав чёрную ленту развернул свиток.

— Его величество Император Фредерик Аркасан пятый обвиняет тебя в незаконном проникновении на территорию империи, в похищении и убийстве детей из деревень Арантас, Миор, а также из города Шиарана и Антигорска. Так же ты обвиняешься в создании подпольных ответвлений Ордена Некрономикон на территории Империи. Ты признаёшь себя виновным в вышеперечисленных преступлениях?

Толпа возбуждённо вздохнула, когда чародей расхохотался мне в лицо.

— Вы забыли добавить о том, что я уничтожил конную сотню Имперской кавалерии и отравил колодцы в поселениях «Нимра», «Горная пята» и «Брандоре». Да! Я признаю себя виновным. — Он снова вызвал во мне гнев.

— Хорошо. Орден Инквизиции обвиняет тебя в похищении уже вышеперечисленных детей, а также в проникновении на землю Тёмного Княжества и похищении детей из деревень «Новистадор», «Орлиная Гряда» и «Чёртова падь». Так же ты обвиняешься в запретной Некромантии и жертвоприношении. У нас есть сведенья, что все дети украденные тобой были принесены в жертву. Ты обвиняешься в создании подпольных орденов Некрономикона и саботаже против Великого Договора и Ордена Инквизиции. И ты обвиняешься в пособничестве Некрономикону. Ты признаешь себя виновным?

— Да, Инквизитор Экзель, признаю. Я признаю себя виновным в этих жалких свершениях. — От этих слов и его смеха у меня свиток выпал из рук и я заорал на всю площадь.

— Ты обвиняешься мною, Некромант, в том, что смущал ум Инквизитора, что ты обучал его своим мерзким обрядам и тайнам тёмного мастерства! Я обвиняю тебя, Мэлвин, в том, что ты подарил мне кров, а потом предал! Я обвиняю тебя в лицемерии, предательстве и подстрекательстве против Великого Договора! Ты признаешь себя виновным? — толпа молчала, Хабек схватился за голову, а Миньон с усмешкой отвернулся.

— Да, мой ученик, я признаю себя виновным перед тобой и прошу твоего прощения.

Я замер и с трудом заставил себя посмотреть на него. Чародей больше не улыбался. Цепи на его руках лопнули и он стоял напротив меня протянув в мою сторону руки ладонями вверх. Он смотрел серьёзно и в его глазах не было раскаянья.

— На что ты рассчитываешь, чародей? — Спросил я растоптав проклятый свиток. — Ты думаешь, что я прощу тебя, и отпущу? Не выйдет!

— Я прошу у тебя прощения, а не отпущения грехов. Я виноват лично перед тобой, а не перед этими людьми. Вчера ночью я понял, что должен был рассказать тебе всё с самого начала. Подари им то, чего они хотят, но и меня отпусти. Я молю тебя о покое.

— Нет, Мэлвин! Никогда. Ты не задумывался о чувствах этих людей, когда убивал детей во имя своей странной цели. Я не подарю тебе покой. Именем его величества Императора и Великой Инквизиции Равновесия я приговариваю тебя к Развоплощению. Прощай, Мэлвин, и будь ты проклят!!!

Я сорвался с места. Заклинание Развоплощения не обладало рамками, его можно было наложить в пределах видимости мага, но я так хотел причинить ему лишние страдание. То пламя в моих руках, которое так напугало людей и было уже законченным заклинанием. Я собрал всю свою ненависть в кулак и обрушил его на чародея. Томительно потекли секунды, до него оставались считанные шаги, когда чародей сделал странный жест рукой и время остановилось.

Меня приняли Тёмные Князья. Наставником Боевых магов и их начальником оказался сам Михаил Аурора. Он посмотрел на меня сквозь призму и безо всяких протестов проводил к Князьям. Я сумел убедить их в том, что в начале следующего года смогу окончательно восстановить барьер, и попросил разрешение на работу в пределах Княжества. Разрешение мне дали, тем более, что меня порекомендовал сам Михаил.

Я шёл по ярко освещённой улице неподалёку от дворца Князей и размышлял. Моя королева задумала что-то грандиозное, я не слышал о том, чтобы летописцев времён одаривала телами сама предвечная. Я почувствовал нечто неладное и остановился. Что-то произошло и долгое время я не мог понять, что именно, пока не заметил людей. Люди застыли в странных позах, кто-то не закончил шаг, у кого-то застыли волосы обдуваемые ветром. Я перевёл взгляд на деревья и поразился. Они были недвижимы. О таком я слышал только однажды, но боялся поверить, что это правда. Кто-то применил заклинание Хроноса — «Остановка Времени».

— Верон. — Королева вышла из тени и посмотрела на меня.

— Моя королева. — Я поклонился.

— Верон, сейчас Экзель находится на самой грани судьбы. Ему предстоит кое-что совершить, но если это сделать по закону, он сойдёт с ума от осознания вины. Возьми отдачу заклинания на себя, все дети использованные в обряде Триады освободятся если ты это сделаешь и наш Инквизитор обретёт внутренний покой.

— Повинуюсь, моя королева. — Склонился я и прохладные губы коснулись моей щеки.

— Спасибо, Верон.

Тасия исчезла, а я развёл руки в сторону и начал кричать слова заклинания в небеса. Мне предстояла нелёгкая работа.

Я ничего не путаю, время остановилось. Замерли люди на ристалище, птицы в небесах, исчезло дуновение ветра, да и я сам стал почти недвижим. Чародей размял кисти рук и печально посмотрел на меня.

— Что ты сделал, Мэлвин? — надо же, губы повиновались мне.

— Я остановил время, Экзель. Я уже говорил тебе, что работая на Хроноса получил это право, которое даже Низвергнутый не смог у меня отнять. Но я забыл уточнить, что это право на пять минут всеобщего времени. Само мироздание сейчас остановилось. Все вселенные, все миры, все существа, и даже боги. Сейчас не бушуют войны, люди ничего не чувствуют и я ощущаю покой.

— Зачем ты это сделал, Мэлвин? Пять минут не спасут тебя от наказания.

— Но они могут подарить мне освобождение. Ты спросил меня, зачем я всё это затеял, и я тебе ответил: — Чтобы умереть

— Я не понимаю тебя, чародей. — Прохрипел я. Становилось трудно дышать.

— Когда ты впервые посетил мой дом, я на миг приоткрыл тебе свою суть и ты чуть не умер. Ты ещё спросил меня, как можно выносить Такое. А никак нельзя, Экзель, просто я не могу умереть и страдаю каждый день. Я — «Воплощение всех эмоций». Я видел с чего всё начиналось. Ставя эксперименты на мне, Они получали ответы на свои вопросы, а потом выкинули меня на помойку не удосужившись лишить этого проклятья — Чувствовать! Я чувствую всю вашу боль, ненависть и радость и многое другое, но чувства мои усилены в миллионы раз, а с каждым новым днём страданий и боли во вселенной становится только больше. Я не буду тебя разубеждать, Экзель и уж если ты решил убить меня Так, делай это. Но перед своей вечность наполненной страданием я одарю тебя моей памятью, и пусть она будет тебе судьёй.

Я не мог возражать, время начинало свой бег, когда чародей закрыл глаза и меня захлестнуло это. Всё то, что я мельком почувствовал в его хижине вернулось, но усиленное в миллионы раз, и я кричал от радости, любимый, обожаемый, делящий первый поцелуй и радость рождения ребёнка, я кричал вбирая в себя воспоминания о любви и лёгкую ностальгию по прожитым годам. А потом я кричал от боли, насилуемый сотней подонков, убиваемый на войне, пытаемый в застенках, переживающий утрату близких, крушение веры и надежды. Это всё смешивалось в калейдоскоп, который вертелся в голове снова и снова, не давай ни минуты передышки. Даже радость должна иногда уходить, дабы человек мог в полной мере насладиться её присутствием, но вечная радость действительно похожа на мучение. Я вспомнил слова Шаи, Гилберта, Бертран и даже Нильсена и Диамонда. Я вспомнил это всё и понял, что чародей был прав, даже в том, что он сделал. Люди под такой пыткой сходят с ума и уже не несут ответственности перед собой и перед миром.