Кормчие судьбы

…Он ушел поздним утром, когда солнечные лучи начертили на полу золотые узоры, пройдя сквозь зарешеченное окно. Рамвас не хотел будить Белит, вольно раскинувшуюся на измятой постели, но не смог отказать себе в удовольствии поцеловать ее на прощание. Густые ресницы затрепетали, Белит повернулась на бок, прошептав: «Да, Рамвас», и снова задышала ровно и спокойно.

Однако, как только за Рамвасом закрылась дверь, женщина негромко засмеялась. Сколько же откровенного ликования было в этом смехе! По-кошачьи потянувшись, Белит вылезла из постели и вдруг закружилась по комнате в диком танце. Рамвас проглотил приманку, и теперь если Белит не сглупит ни в чем, то поедет в Кеми!

Кеми — большой портовый город, где легко может потеряться дюжина рабынь, и никто никогда не найдет даже следа. А потом будет сладкая, долгожданная месть…

Следующую ночь Рамвас снова правел с Белит. Водоворот страсти захватил стигийца, и Рамвас, понимая это, даже не пытался сопротивляться. Тело Белит сводило его с ума, жаркие стоны опьяняли чувством собственной мужской силы, а длинные разговоры, которые вели утомленные любовники, позволяли блеснуть умом и остроумием.

Однажды вечером разнежившийся Рамвас предложил:

— Хочешь поехать со мной в Кеми?

Сердце Белит забилось, как пойманная птица.

— Конечно, хочу, но надоедать тебе еще и там… Ты и правда хочешь, чтобы мы поехали вместе?

— Очень.— Рамвас покрепче обнял наложницу.

— Когда едем?

— Послезавтра. Собери нужные тебе вещи и выбери что-нибудь понаряднее. Можешь купить, если не найдешь здесь в доме,— я хочу, чтобы ты танцевала перед гостями.

— Как скажешь, но танцевать я буду только для тебя.— Женщина тихо рассмеялась.

Путешествие в Кеми прошло сказочно — внимание Рамваса и его стремление скрасить для возлюбленной все тяготы пути превратили нудную дорогу в подобие праздника. Укрытый коврами возок днем спасал от палящих солнечных лучей, а ночью служил защитой от пронизывающего ветра пустыни. Белит невольно вспомнила дорогу в Сипх, когда скованные рабы были лишены всякой защиты от солнца и ветров, а самодовольные стигийские стражники по ночам отводили самых красивых девушек в свои повозки. Но когда тяжелые воспоминания бередили душу, шемитка только крепче стискивала кулаки, не забывая нежно улыбаться скачущему рядом с повозкой Рамвасу. Позади оставались выжженные солнцем пустоши, где бродили тени забытых богов, возделанные поля и убогие деревеньки, которые Белит, будь на то ее воля, с огромным наслаждением сожгла бы дотла. Вслед им смотрели горбоносые мужчины и закутанные в белые покрывала женщины — если бы она могла, она бы вырезала их всех, без жалости и сожаления. Иногда, заглядывая в колодец своей души, Белит содрогалась от ненависти и злобы, которые переполняли ее, и не могла понять: неужели это она, та самая молоденькая девчушка, еще недавно уверенная, что самое страшное на свете — это немилость Алала?

Наконец на горизонте показались высокие стены древней крепости, сложенные из красного кирпича, а позади плескалось, шумело, переливалось свободное море — последняя надежда Белит. Узкие улочки, по которым ехали повозки Рамваса, были чистыми, а большинство встречных носили яркие, многоцветные одежды — город готовился к празднику.

— Рамвас,— позвала Белит.— Сегодня какое-то торжество?

— Да, нынче в храме Сета загорится новый огонь: наследник королевской крови появился на свет. Похоже, мне придется сегодня оставить тебя одну: если я не приду в храм, найдутся недоброжелатели, что позже мне это припомнят.

— Конечно, любимый. Я буду ждать тебя.

Загородный дом стигийца был точной копией дома в Кеми. Центральная часть отводилась для мужчин — самого Рамваса, его слуг и воинов. Левое крыло служило складом, кухней, мастерскими, а в правом жили женщины. В отличие от кемийского особняка, здесь в правой половине дома давно уже никто не жил, и Белит оказалась единственной обитательницей длинной анфилады комнат. Затхлый запах заброшенного жилья заставил ее сморщим носик, но шемитка все же нашла для себя уголок по душе — большую светлую комнату, расположенную в середине крыла, подальше от жилья старшего евнуха.

Сундуки со скарбом наложницы поставили вдоль стен, и Ханар, еще раз пересчитав их и проверив содержимое, вышел, не забыв запереть дверь на засов.

Белит презрительно улыбнулась. Евнух больше не вызывал страха. Он никогда не посмеет прикоснуться к любимой наложнице хозяина — единственного человека, к которому относился с искренней любовью и благоговением.

Ханар, давно лишенный мужской силы, навсегда разучился испытывать к женщине что-либо, кроме ненависти. Но эта шемитка вызывала у него особую ярость. Евнух видел на своем веку множество женщин. Многих из них брали силой, и многие позднее смирялись, привыкали… но ни одна не признавалась в любви к насильнику!

Стало быть, шемитка лгала — но лгала изощренно и старательно, а значит, хозяину грозила опасность. И он, Ханар, готов был спасти молодого господина любой ценой. Даже ценой его гнева и немилости.

Рамвас пришел вечером с охапкой сладко пахнущих белых лилий. Увидев на двери закрытый засов, он лишь недоуменно поднял брови.

— Впрочем, Ханар, тебе виднее… Принеси-ка вазу для цветов.

Пыхтя и отдуваясь, евнух поспешил прочь. Рамвас невольно улыбнулся — несмотря на жару, верный страж надел тонкую кольчугу и повесил на бок длинную аргосскую саблю.

Белит хотела было, надув губки, пожаловаться на докучливого скопца, но, увидев цветы, сразу сменила гнев на милость.

— Какая красота!

— Они похожи на тебя.— Рамвас поцеловал Белит в жадно приоткрывшиеся губы.— Сейчас мы поставим их в воду, чтобы не завяли. Пусть они скрасят твое одиночество, пока меня не будет.

— Что же, значит, завтра, возлюбленный, тебе придется вернуть долг с лихвой,— лукаво улыбнулась Белит.

— Не сомневайся! — Руки Рамваса ласкали полуобнаженную грудь красавицы.

— Я принес вазу, господин,— хрипло пробормотал некстати подошедший евнух.

— Поставь на стол и пошел вон! — бросил Рамвас.

Кланяясь, Ханар удалился.

— Мне пора уходить,— шепнул стигиец, с трудом отрываясь от нежных губ возлюбленной.

— Успеем? — выдохнула Белит.

— Да поглотит их всех Нергал! Можно и немного опоздать! — решился Рамвас, распуская завязки шелковых шаровар.

И они успели… Одевшись и умастив благовониями волосы и тело, как подобало жрецу, спешащему ни торжественное богослужение, Рамвас уже было шагнул к когда безотчетное чувство тревоги заставило его остановиться и еще раз взглянуть на Белит.

Такой он запомнил ее на всю жизнь: стройная, широкобедрая и полногрудая, укрытая лишь вьющейся волной густых черных волос, шемитка лежала на смятой постели. Огромные миндалевидные глаза смотрели на него с любовью (о нет, он не мог ошибиться, это была именно любовь!..), а пухлые, чуть влажные губы изогнулись в полуулыбке.

— Я буду ждать тебя, Рамвас. Ждать нашей встречи.

Рамвас закрыл за собой дверь. Лязгнул засовом Ханар.

В гареме настала мертвая тишина.

Поднявшись с ложа и по-кошачьи потянувшись, она подошла к лилиям и нежно погладила их хрупкие лепестки.

—И все же боги обделили его умом…— пробормотала она, обращаясь к цветам,— «Они похожи на тебя» — это же надо было придумать такое!

Белит негромко засмеялась собственным мыслям. Накинув рубаху из тонкого шелка, она улеглась на постель в надежде хорошенько выспаться. Для предстоящего дела ей понадобятся свежие силы.

Через несколько часов, когда девушка проснулась, на небе уже светила полная луна. Порывшись в сундуках, Белит вытащила грубую белую накидку — каждодневную одежду стигийских женщин — и широкие, не степном движения шаровары. Драгоценности, полученные в подарок от Рамваса, она сложила в маленький мешочек и привязала к поясу. Одевшись, Белит подошла к зеркалу полюбоваться на себя.

— Ты похожа на стигийку, которую каждодневно бьет муж. Но осуждать его за это нельзя — как можно терпеть рядом с собой такое чудовище?! — задорно бросила она своему изображению.