Герои

– Бываю, когда могу. Они это знают. Я для них не загадка – видят насквозь.

– И по-прежнему с тобой мирятся?

Она пожала плечами.

– Так ведь выбор сделан.

– Воитель! – С той стороны холма спешил Агрик. – Дрофд вернулся! Да не один.

– Во как! – Зоб поморщился, по нечаянности дав лишнюю нагрузку на колено. – И кого это он притащил?

Вид у подчиненного был такой, будто он сел на репейник.

– По обличию вроде как Хлад.

– Хлад? – рывком обернувшись, рыкнул Йон.

Распаленный Атрок воспользовался случаем и коленом заехал ему по самым орехам.

– А-у-у-у-у, гад ползучий… – выпучив глаза, задыхающимся голосом выдавил Йон.

При иных обстоятельствах все бы расхохотались, однако само упоминание Хлада сводило веселье на нет. Зоб пошел через травянистый пятачок, втайне надеясь, что Агрик ошибся, хотя это вряд ли. Надежды у Зоба имели обыкновение умирать в корчах; что же до Хлада, такую образину ни с кем не спутаешь. Он взбирался на Героев по крутой тропке с северной стороны холма. Зоб наблюдал за ним неотрывно, как пастух за приближением грозовой тучи.

– Вот черт, – буркнула Чудесница.

– Точно, черт, – согласился Зоб.

Хлад оставил Дрофда смотреть за лошадьми у древней стены и остаток пути проделал пешком. Взобравшись, он оглядел Зоба, Чудесницу, прихватил взглядом Весельчака Йона. Здоровая половина лица у Хлада отекла; на левой, изуродованной чудовищным ожогом, выделялся неуязвимый металлический глаз. Более зловещего типа трудно себе и представить.

– Зобатый, – прохрипел он.

– Хлад. Чего тебя сюда принесло?

– Доу послал.

– Это я понял. Вопрос, зачем.

– Передать, чтобы ты держал этот холм и смотрел за Союзом.

– Это он мне уже говорил, – вышло несколько резче, чем Зоб рассчитывал. – Тебя-то зачем посылать?

– Проверить, как ты справляешься, – пожал плечами Хлад.

– Что ж, спасибо за заботу.

– Благодари Доу.

– Непременно.

– Ему это понравится. Союз уже видел?

– Только Черствого, он сидел здесь четыре дня назад.

– Знаю я этого старого хрена. Упрямый. Может и вернуться.

– Если надумает, то через реку, насколько я знаю, лишь три переправы.

Зоб указал поочередно:

– Вон там, к западу, у болот, Старый мост, потом еще новый возле Осрунга, и еще здесь внизу, по отмелям у холма. Мы за всеми приглядываем, и долина отсюда как на ладони. Овцу, если вздумает переправиться, и то можно разглядеть.

– Насчет овечек Черного Доу беспокоить, думаю, не надо. – Хлад навис над ним жуткой физиономией. – А вот если покажется Союз, лучше не мешкать. А то, может, споем, пока заняться нечем?

– Ты запевалой будешь? – поддела неуемная Чудесница.

– Ни в коем разе. А то ненароком разойдусь, и тогда меня не остановить.

Он зашагал через поляну; Атрок с Агриком поспешно посторонились. Не их вина: Хлад из тех, кого, словно коконом, окружает пространство, в которое лучше не соваться.

Зоб медленно повернулся к Дрофду:

– Ну ты дал маху.

Тот беспомощно воздел руки:

– А что я мог сделать? Сказать, что его компания мне не нужна? За два дня езды с ним бок о бок, да еще за две ночевки рядом у костра награду впору давать. Он же тот свой глаз вообще не закрывает. Как будто всю ночь на тебя смотрит. Я лично, клянусь, за все это время глаз не сомкнул.

– Да он же у него незрячий, дуралей, – сказал Йон. – Давай я на тебя бляхой своего ремня смотреть буду.

– Да знаю я, но все равно, – Дрофд оглядел товарищей, и голос у него дрогнул, – А вы вправду думаете, Союз сюда нагрянет?

– Да ну, – отмахнулась Чудесница, – ерунда все это.

Она так глянула на Дрофда, что он ссутулился и побрел, перечисляя себе под нос, что еще выше его сил. Чудесница подошла к Зобу и негромко спросила:

– Ты думаешь, Союз в самом деле придет сюда?

– Сомневаюсь. Хотя ощущение скверное.

Прислонясь к Герою, он хмуро глядел вслед Хладу. Долину внизу заливало солнце.

– А прислушиваться к своему мамону я давно научился, – добавил Зоб, растопырив пятерню на животе.

– Еще бы, – фыркнула Чудесница, – при таком-то брюхе.

Старые руки

– Танни.

– А?

Он приоткрыл один глаз, куда тут же колкой спицей, прямиком в мозги, вонзился луч солнца.

– Эйть!

Он зажмурился. В пересохшем рту словно ночевал табун коней, к тому же дохлых.

– А-а…

Он приоткрыл другой глаз и разглядел темный силуэт, маячащий почему-то сверху. Силуэт в огнистом ореоле лучей подался ближе.

– Танни!

– Да слышу, ч-черт.

Он попробовал сесть, и мир колыхнулся, как корабль в бурю.

– Ыгх.

Тут он понял, что лежит в гамаке. Попытка выпутать ноги увенчалась тем, что они лишь сильнее увязли в сетке. Он едва не перевернулся вместе с гамаком, но каким-то образом почти сумел принять сидячее положение, сглатывая несносный позыв к рвоте.

– Первый сержант Форест? Вот красота. А сколько вообще времени?

– Да уж давно пора тянуть лямку. Где ты раздобыл эту обувку?

Танни озадаченно посмотрел вниз. На ногах у него красовались восхитительно надраенные кавалерийские ботфорты, да еще с золочеными пуговками и галунами. Солнце сияло на них так, что больно глядеть.

– О, – Танни вымучил улыбку, смутными урывками припоминая вчерашнее. – Вишь, выиграл у одного офицера, как его там…

Он мутно уставился на дерево, к которому был привязан гамак.

– Чегой-то вылетело.

Форест удивленно покачал головой.

– Ну и ну. У кого-то в дивизии все еще хватает глупости резаться с тобой в карты?

– Маленькое преимущество военного времени, сержант. Людей в дивизии постоянно убывает, а на смену им поступает уйма новых картежников.

Только за последние две недели их полк с больничным обозом покинуло два десятка человек.

– Так точно, Танни, так точно, – на покрытом шрамами лице Фореста заиграла скабрезная ухмылка.

– Неужто пополнение? О нет, – взмолился Танни.

– Именно что да.

– О нет, нет, трижды нет!

– Нет да. Сюда, ребята!

И они подошли. Четверо. Новобранцы, свеженькие, только с корабля – судя по виду, из Срединных земель. Еще накануне целованы в порту мамашами, зазнобами, а то и теми и другими вместе. Мундиры отглажены, ремни навощены, бляхи надраены – словом, все готово к доблестному солдатскому житью-бытью. Форест церемонно указал на Танни, как хозяин балагана на любимого шута, и взялся за обычную вступительную тираду:

– Парни! Вот вам знаменитый капрал Танни, один из старейших унтеров в дивизии генерала Челенгорма. За плечами у него Старикландское восстание, война с гурками, последняя Северная война, осада Адуи, нынешняя заваруха, да еще и служба в мирное время, от которой более возвышенный ум неминуемо пришел бы в упадок и разрушение. Но он, Танни, драпал и мчался вперед, гнил в распутице; его пронимали холода и охаживали северные ветры; он вынес испытания харчами, винными погребами и ласками южанок, тысячемильными переходами, многолетним суровым рационом его величества, и даже, пусть и без рвения, но борьбой за то, чтобы стоять – вернее, сидеть – здесь перед вами. Четырежды – вы вдумайтесь! – он бывал сержантом Танни, а раз так и вовсе первым сержантом полка, но всегда и неизбывно он, подобно смиренному голубю в родную голубятню, возвращался в прежний чин. И вот теперь он, как всегда, держит гордое звание знаменщика его августейшего величества неукротимого Первого кавалерийского полка! За все это он удостоен высокого доверия, – при этом слове полулежащий Танни глухо застонал, – обеспечивать снабжение полка, а еще доставлять в обе стороны послания нашего почтеннейшего главного командира, полковника Валлимира. На службу к которому вы, ребята, сим и поступаете.

– О, ч-черт тебя дери, Форест.

– И тебя его же когтями, Танни. Ну что, ребята, почему бы вам не отрапортовать нашему капралу?

– Клайг, – подал голос круглолицый парень с большущим ячменем на глазу, из-за которого, видимо, лямка ремня была у него перекинута не через то плечо.