Джон Картер

— Я выслушал вас, Тарс Таркас, — ответил я. — Каковы вы знаете, я не уроженец Барсума. Ваши пути — не мои пути, и я не могу действовать в будущем лишь так, как действовал до сих пор, то есть в согласии с велениями своей совести и принципами моего племени. Если вы оставите меня в покое, я никогда не трону никого, если же нет, то пусть каждый барсумец, с которым мне придется иметь Дело, уважает мои права чужестранца, или пеняет сам на себя. В одном вы можете быть уверены: каковы бы ни были ваши окончательные намерения по отношению к этой несчастной молодой женщине, кто посмеет обидеть или оскорбить ее, должен будет считаться со мной. Мне известно, что вы презираете всякие проявления мягкости и великодушия, но я не могу сказать о себе этого, и я берусь доказать самому доблестному из ваших воинов, что эти качества вполне совместимы со свойствами хорошего бойца.

Даже Тарс Таркасу, по-видимому, понравился мой ответ, хотя он отозвался на него достаточно загадочной фразой:

— А я думаю, что знаю Тала Хаджуса, джеддака Тарка.

Теперь я посвятил свое внимание Дее Торис, помог, встать ей на ноги и направился с ней к выходу на виду у растерявшихся стороживших ее гарпий и под вопросительные взгляды вождей. Разве я сам теперь не был таким же вождем! Ну, что же, я готов был принять на себя ответственность вождя. Никто не остановил нас, и вот Дея Торис, принцесса Гелиума, и Джон Картер, виргинский джентльмен, сопутствуемый верным слугой Вулой, вышли при гробовом молчании из приемного зала Лоркаса Птомеля, джеда барсумских тарков.

11. ДЕЯ ТОРИС

Когда мы вышли наружу, обе стражницы, приставленные к Дее Торис, выскочили за нами и, по-видимому, намерены были снова конвоировать ее. Бедняжка прижалась ко мне, и ее маленькие ручки крепко ухватились за мою руку. Я сделал женщинам знак удалиться, объяснив им, что отныне за пленницей будет смотреть Сола и при этом предупредил Саркойю, что она поплатится самым неприятным образом, если позволит себе какие-нибудь жестокие выходки по отношению к Дее.

Моя угроза была бесплодна и причинила Дее Торис больше вреда, чем пользы, потому что на Марсе, как я впоследствии узнал, мужчина не может наказать женщину смертью, равно как и женщина не смеет убить мужчину. Поэтому Саркойя ограничилась лишь злобным взглядом и ушла строить против нас козни.

Вскоре я нашел Солу и попросил ее сторожить Дею Торис также, как она сторожила меня. Я объяснил Соле, что просил бы ее подыскать другое жилище, где бы им не пришлось бояться Саркойи, и что я сам намерен поселиться среди мужчин.

Сола взглянула на воинские знаки, которые я нес в руках и на плече.

— Теперь ты великий вождь, Джон Картер, — сказала она, — и я рада это видеть. Воин, чьи знаки одеты на вас, был молод, но это был славный боец, и благодаря своим победам достиг положения непосредственно за Тарс Таркасом, который, как вы знаете, уступает лишь Лоркасу Птомелю. Вы одиннадцатый — в общине всего десять вождей, доблестью равных вам.

— А что, если я убью Лоркаса Птомеля? — спросил я.

— Тогда вы будете первым, Джон Картер. Но вы можете добиться этой чести лишь в том случае, если ваш поединок будет назначен волей всего совета. Главным образом, если Лоркас Птомель нападет на вас, вы можете убить его в состоянии самозащиты, и этим также завоевать первое место.

Я рассмеялся и переменил разговор. У меня не было особого желания убивать Лоркаса, и меньше всего я хотел бы стать джедом тарков.

Я сопровождал Солу и Дею Торис в их поисках новой квартиры, которую удалось найти в здании более изысканной архитектуры и расположенной ближе к приемному залу, чем наше прежнее жилище. В этом здании мы нашли настоящие спальни со старинными металлическими кроватями тонкой чеканной работы, спускавшимися на гигантских золотых цепях с мраморных потолков. Стены были украшены картинами, на которых я заметил изображения людей, чего не встречалось на фресках других зданий.

Это были люди, такие же как я, и гораздо светлее Деи Торис. Они были одеты в величественно ниспадавшие одежды, богато украшенное драгоценными металлами и камнями. Их пышные волосы были чудного золотистого и бронзово-красного оттенка.

Мужчины были без бороды, и лишь немногие из них были вооружены. На картинах был изображен, большей частью, светлокожий светловолосый народ, занятый какими-то играми.

Дея Торис с восклицанием восторга всплеснула руками при виде этих прекрасных произведений искусства, созданных давно угасшим народом. Напротив, Сола их, как будто, и не замечала.

Мы решили занять эту комнату, находившуюся на втором этаже и выходившую на площадь, для Деи Торис и смежную комнату позади — для кухонных и хозяйственных надобностей. Затем я отправил Солу за постелями, пищевыми припасами и необходимым мелким скарбом, причем обещал ей посторожить Дею Торис до ее прихода.

Когда Сола ушла, Дея Торис с милой улыбкой обратилась ко мне:

— Куда же убежала бы ваша пленница, если бы вы покинули ее? Ей оставалось бы только молить вас о защите и просить у вас прощения за те жестокие чувства, которые она питала к вам в последние дни.

— Вы правы, — ответил я, — для нас нет иного спасения, как держаться друг друга.

— Я слышала вызов, брошенный вами этому ужасному Тарсу Таркасу, и мне кажется, я понимаю ваше положение среди этих людей. Но я никак не могу освоиться с мыслью, что вы сами не с Барсума.

— Во имя моего первого предка, — продолжала она, прошу, вас, скажите, откуда же вы? Вы и похожи и не похожи на людей моего народа. Вы говорите на моем языке, а между тем, я слышала, как вы сказали Тарсу Таркасу, что изучили этот язык только в последние дни. Все барсумцы от покрытого льдами юга и до покрытого льдами севера говорят на одном и том же языке, хотя и пишут различно. Лишь в долине Дор, где река Исс вливается в потерянное море Корус, существует по предположениям, другой язык. Но если не считать сказаний наших предков, то ни один барсумец не вернулся еще вверх по реке Исс, от утесов Коруса, по долине Дор. Не говорите мне, что вы вернулись оттуда! Если бы это была правда, вас немедленно убили бы, где бы вы ни показались на всем Барсуме! Скажите мне, что это не так!

В ее глазах появился странный таинственный блеск, в голосе звучали умоляющие нотки, а маленькие ручки прижимались к моей груди, как будто желая исторгнуть из моего сердца успокоительные слова.

— Я не знаю ваших обычаев, Дея Торис, но у нас в Виргинии джентльмен не станет лгать для своего спасения. Я никогда не видел загадочной реки Исс, потерянное море Корус останется, поскольку это касается меня, потерянным. Вы верите мне?

И вдруг я заметил, что мне очень и очень хочется, чтобы она мне поверила. Не то, чтобы я боялся ее уверенности в моем возвращении из барсумского рая или ада. Нет, но в чем же дело? Почему меня интересовало, что она подумает? Я взглянул на нее, на ее обращенное ко мне прекрасное лицо, и в ее глазах для меня раскрылась вся глубина ее души. И, встретившись с ней глазами, я понял и… содрогнулся!

Волна подобных чувств, казалось, обуревала и ее. Она со вздохом отодвинулась от меня, и серьезно взглянув, прошептала:

— Я верю вам, Джон Картер. Я не знаю, что значит "джентльмен", и никогда раньше не слышала про Виргинию. Но в Барсуме не лжет никто. Если человек не хочет сказать правду, он молчит. Где эта Виргиния, где ваша родина, Джон Картер? — спросила она, и гордое имя моей горной страны никогда еще не звучало так прекрасно, как из этих совершенных уст, в этот давно минувший день.

— Я из другого мира, — ответил я, — с великой планеты Земля, обращающейся вокруг нашего Солнца внутри орбиты вашего Барсума, который мы называем Марсом. Я не могу вам рассказать, как я попал сюда — этого я и сам не знаю. Но я здесь, рад, что мое присутствие может быть полезно Дее Торис.

Она долго и вопросительно посмотрела на меня опечаленными глазами. Я хорошо знал, что поверить моим словам трудно, и я не надеялся, что она поверит, как ни жаждал я приобрести ее доверие и уважение. Я предпочел бы не говорить с ней о моем прошлом, но никто не мог бы заглянуть в глубину этих глаз и отказать ей в малейшем желании.