Герои

– Чудесно, – крякнул Танни. – Как раз вовремя, чтобы пуститься вскачь туда же, откуда пришли.

– При этом, как положено, его августейшее величество не снабдил своих преданных солдат решительно ничем, что им надлежит иметь. Отправляемся утром. Или, самое позднее, через день. Идем на Уфрис, а там нас ждет премилое теплое суденышко.

Танни и сам невольно заулыбался. Севера с него было предостаточно.

– Ага! Стало быть, домой? Мое любимое направление.

Форест, видя улыбку капрала, расширил свою еще на два зуба, по одному с каждой стороны.

– К сожалению, вынужден разочаровать. Отплываем в Стирию.

– Как в Стирию? – оторопело хлопнул себя по бокам Желток.

– В красавец Вестпорт! – Форест одной рукой обнял Желтка за плечи, а другой махнул вперед, как будто указывая вдаль на великолепную панораму города там, где на самом деле красовались лишь гнилые пни. – Перекрестки мира! Там мы должны будем встать плечом к плечу с нашими храбрыми союзниками в Сипано и вознести праведный меч над сущей дьяволицей Монзкарро Муркатто, Змеей Талина. По всем сведениям, она – чисто демон в человечьем обличии, душительница свобод и величайшая угроза из всех, когда-то существовавших!

– Понятно, после Черного Доу, – Танни потер переносицу, – с которым мы вчера замирились.

Форест хлопнул Желтка по плечу.

– Прелесть солдатской профессии, рядовой. По счастью, негодяи неистребимы. А маршал Миттерик как раз тот человек, который заставит их содрогнуться!

– Маршал… Миттерик? – непонимающе поглядел Желток. – А что у нас с Кроем?

– Крой, похоже, тю-тю, – хмыкнул Танни.

– Скольких ты пересидел? – спросил Форест.

– Сейчас, погоди… – Танни, закатив глаза, задумчиво загибал пальцы, – сразу и не сосчитаешь. Кажется, восьмерых. Френген, затем Альтмойер, затем этот, коротышка…

– Крепски.

– Во-во, Крепски. Потом еще один Френген.

– Френген, но уже другой, – фыркнул Форест.

– Ох и болван был, даже для главнокомандующего. Затем был Варуз. За ним Берр, дальше Вест…

– А вот Вест был хороший.

– Ушел слишком рано, как оно обычно с хорошими людьми. И вот теперь Крой…

– Лорд-маршалы преходящи по натуре, – пояснил Форест, – но капралы!

Он гордым жестом указал на Танни.

– Капралы вечны.

– Значит, Сипано? – Танни медленно откинулся в гамаке, одну ногу согнув в колене, а другой отталкиваясь от земли и плавно раскачиваясь. – А ведь я там еще не бывал. Упущение.

Теперь, вникнув, в предстоящем путешествии он начинал различать и определенные преимущества. Хороший солдат всегда рассчитывает на них.

– Там климат, говорят, неплохой?

– Климат отличный, – подтвердил Форест.

– И я слышал, там лучшие, черт их дери, шлюхи на всем свете?

– Прелести тамошних путан негласно упомянуты чуть ли не с приказом.

– Ну вот, есть уже две вещи, к которым стоит стремиться.

– Во всяком случае, те две, которых нет на Севере. – Улыбка Фореста все ширилась, да так, что шире некуда. – Ну а пока, ввиду печального убывания контингента, смею представить…

– О не-ет! – застонал Танни среди идущих ко дну видений со шлюхами под благодатным солнышком.

– О да! Сюда, ребята!

И они, язви их, объявились. Четверо. Новобранцы, свеженькие, с корабля – судя по виду, из Срединных земель. Еще накануне целованы в порту мамашами, зазнобами, а то и теми и другими вместе. Мундиры отглажены, ремни навощены, бляхи надраены – словом, все готово к доблестному солдатскому житью-бытью. Новенькие рекруты, открыв рты, глазели на Желтка, являющего собой вопиющую противоположность – щеки впалые, глаза шныряют, истрепанный мундир заляпан грязью, одна лямка у ранца лопнула и заменена веревкой.

Форест церемонно указал на Танни, как хозяин балагана – на любимого шута, и взялся за обычную вступительную тираду:

– Парни! Вот вам знаменитый капрал Танни, один из старейших унтеров в дивизии генерала Фелнигга.

Танни сокрушенно, из самого нутра вздохнул.

– За плечами у него Старикландское восстание, война с гурками, последняя Северная война, осада Адуи, нынешняя заваруха, да еще и служба в едва ли не более тяжкое мирное время, от которой возвышенный ум неминуемо пришел бы в упадок и запустение.

Танни вынул пробку из фляжки Желтка, задумчиво приложился, передал ее хозяину, который, пожав плечами, тоже глотнул.

– Но он, Танни, драпал и мчался вперед, гнил в распутице; его пронимали холода и охаживали северные ветры; он вынес испытание харчами, винными погребами и ласками южанок, тысячемильными переходами, многолетним суровым рационом его величества, и даже, пусть и без рвения, но борьбой за то, чтобы стоять – вернее, сидеть – здесь перед вами…

Танни скрестил загубленные – а еще недавно, казалось, такие новые – сапоги друг на друге, медленно ушел спиной обратно в гамак и смежил веки, сквозь которые розовато просвечивало солнце.

Старые руки

Пришел он предзакатной порой. Над болотистой речушкой клубилась мошкара, желтеющие листья бросали на тропинку пятнистые тени; ветви под легким ветерком колыхались низко, так что приходилось под них подныривать.

Домишко казался еще приземистей, чем он помнил. Маленький, но неизъяснимо красивый – настолько, что слезы наворачивались на глаза. Дверь протяжно заскрипела, почему-то напугав чуть ли не как тогда, в Осрунге. В доме никого не было. Только старый, пропахший дымом полумрак. Вон его топчан, отодвинутый к стенке из-за тесноты, а туда, где он стоял, падают из окошка полосы бледного света: день идет на убыль.

Никого. Во рту пересохло. А что, если собрались и ушли, навсегда? Или вдруг, пока его не было, нагрянули лихие люди, промышляющие разбоем дезертиры…

Тут слух уловил в отдалении тихое тюканье топора: «туп, туп». Бек выскользнул обратно под вечереющее небо; заспешил мимо курятника, пялящихся коз и пяти пеньков, сплошь в выщербинах и зазубринах от длительных упражнений с ножами и топором, которые ему, если разобраться, особо не пригодились. Одно дело шпынять пенек, на это ума не надо, а совсем другое – живого человека. Это Бек теперь знал досконально.

Мать стояла возле старого пенька, опираясь на топор, и устало распрямляла спину, а Фестен собирал расколотые чурбачки и скидывал в кучу. Бек смотрел, как волосы матери колышутся на ветерке, а ее маленький помощник возится с дровами.

– Ма, – сипло вырвалось у него.

Она обернулась и замерла.

– Ты вернулся.

– Вернулся.

Он пошел к ней, а она воткнула колун в пенек и двинулась ему навстречу. Хотя ростом мать намного меньше его, одной рукой она прижала его голову к плечу, а другой обняла, крепко, не вдохнуть.

– Мой сын, – шепнула она.

Он отстранился и, сглатывая слезы, посмотрел под ноги. Увидел свой – вернее, материн – плащ. Какой он стал грязный, окровавленный, изорванный.

– Прости. Я, похоже, сгубил твой плащ.

– Да перестань. – Она коснулась его лица. – Кусок материи.

– И в самом деле.

Он присел и взъерошил волосы Фестену.

– Ну как ты тут?

Голос предательски дрогнул.

– Хорошо! – Мальчуган деловито сшиб с макушки руку Бека. – А имя ты принес?

– Принес, – ответил Бек после паузы.

– А какое?

Бек покачал головой.

– Да какая разница. Как Венден?

– Все так же, – ответила мать. – Тебя же не было всего несколько дней.

И вправду. А ощущение такое, будто прошли годы.

– Мне кажется, я ушел очень давно.

– Как все было?

– Можем мы… об этом не разговаривать?

– Твой отец только об этом и говорил.

Он снизу вверх посмотрел на нее.

– Если я что-то и уяснил, так это то, что я – не мой отец.

– Хорошо. Вот это хорошо. – Мать нежно потрепала его по щеке; глаза у нее влажно поблескивали. – Как я рада, что ты здесь. Просто слов нет. Есть хочешь?

Он встал, с усилием распрямляя ноги; тыльной стороной ладони отер непрошенные слезинки. Только сейчас до него дошло, что он не ел с самого ухода с Героев. То есть со вчерашнего утра.