Демоны степей

— Чем я хуже тебя? — огрызалась девушка. — Бывают ведь женщины-воины! И сражаются не хуже других.

— А вдруг ты полюбишь мужчину настолько, что захочешь иметь от него детей? — вкрадчиво предположил ее друг.

— Не дождешься! — фыркала Элленхарда. Вдвоем они нанимались в армии к воюющим властителям, предпринимали дерзкие грабительские рейды, а потом, утопив свою лодочку во время неудачного полупиратского набега на рыбачью деревушку, подались в Хоарезм и там надолго завязли в трущобах воровских кварталов. Тассилон планировал ограбление какого-нибудь богатого купца. Желательно, собственного отца. И желательно — с убийством.

Но судьба опередила его. Тассилон узнал о том, что несколько месяцев назад отец его умер.

А вскоре Тассилона нашел его единокровный брат Эйке. И Тассилон понял, что не в силах возненавидеть этого парня, который глядит на него с такой искренней радостью, с такой братской любовью.

И тогда Тассилон плюнул на все, чем жил эти бесконечные годы неволи, Он отказался от давней жажды мести и вошел в семью сводного брата.

И тут же, сам того не желая, втравил Эйке в скверную историю. Но больно уж мерзкой показалась Тассилону затея работорговца Церингена. Поэтому они с Элленхардой взялись укротить «укротителя рабынь», в чем и преуспели. Эйке, благодарный брату за спасение от бесчестья, каковым он почитал работорговлю, предлагал Тассилону остаться в Хоарезме, но чернокожий сводный брат отказался.

И ушел из Хоарезма вместе с Элленхардой. К тому времени они уже жили как муж и жена.

И теперь, странствуя с ней по гирканским степям, Тассилон не на шутку беспокоился о своей подруге.

Что будет, если она почувствует, как в ее теле зарождается новая жизнь? Выдержит ли? Ему казалось, что Элленхарда совершенно не приспособлена для материнства. Впрочем, об этом даже и речи пока что не шло.

Из Хоарезма они двинулись на север и обошли весь Туран. Некоторое время промышляли в Султанапуре, но затем им пришлось покинуть этот роскошный город и спешно уходить в пустыню. Едва не погибнув в смертоносных песках, они все же добрались до степей, а там, перевалив через горы и обогнув северную оконечность великого внутреннего моря Вилайет, они перебрались в Гарканию и теперь направлялись на юг — к реке Запорожке. Возможно, там они сумеют найти для себя место… Хотя Тассилон уже сейчас провидел всю бесплодность этой затеи. Нигде на целом свете не найдется такого места, где оба они смогут жить спокойно и счастливо. Обязательно сыщутся «доброжелатели» — любители смущать чужой покой, которые вмешаются, начнут расспрашивать. Ах, почему это вы такие разные!.. Ах, как это так — у юной девушки такие ужасные шрамы на щеках!.. А кто это ее порезал? Неужто сама? Как это — в знак траура по родным? Обычай такой? Варварский обычай, прямо скажем… Великие боги, значит, все ее родные погибли? А почему это, интересно, они не отправились жить к родичам ее мужа? Нет, как хотите, добрые люди, а тут дело нечистое… И у приятеля этой странной исполосованной шрамами девицы тоже какая-то подозрительная рожа… Почему он чернокожий? Что делает негр так далеко от Черных королевств? А что это у него на шее — не след ли от ошейника? А что это у него на спине — не рубцы ли от кнута? И какие выводы можно сделать из всего увиденного?

От таких мыслей делалось не по себе, и Тассилон ворочался на земле, подолгу не мог заснуть.

Элленхарда, напротив, всегда спала отлично — сном праведницы. И никаких серьезных планов на будущее не строила. Жила себе, как птица поет. Тассилон завидовал ей.

Иногда он думал о своей умершей матери, о единокровном брате. Одилия уже должна была родить первенца. Интересно, кто появился на свет — племянник или племянница?

Хорошо все-таки знать, что где-то есть у тебя брат. Богатый и любящий. Брат, к которому всегда можно завернуть, чтобы залечить раны и отогреться…

Тассилон вдруг понял, что хотел бы иметь свой собственный дом. Не кочевье, а самый обыкновенный дом. На четырех столбах. И чтоб с крепкими воротами!

Впервые они встретили людей на своем пути в двух днях перехода до реки Запорожки. Десяток пастухов перегоняли стадо коров ближе к становищу. Издалека было видно большое облако пыли, поднятое стадом. И вот провалиться Тассилону на месте, если он, Тассилон, понимает, каким это образом Элленхарда отличает облако пыли, поднятое безобидным стадом коров, от облака той же самой желтой степной пыли, поднятой копытами лошадей смертельно опасной для одиноких путников лавины вооруженных всадников!

Однако девушка не ошиблась. Она могла, разумеется, и не знать, что встреченные кочевники принадлежали к задиристому, хвастливому и жизнерадостному гирканскому племени, которых ничего не стоило вызвать на шутейный поединок. Собственно, она этого и не знала. Но план, мгновенно созревший в ее юной головке, украшенной косичками и шелковым платком с нашитыми на него монетками, поразил Тассилона неприкрытым коварством и прямо-таки аспидным знанием человеческой природы.

— Когда-нибудь ты поплатишься жизнью за все свои проделки, — проговорил он, нахмурившись. — Ты уверена, что сумеешь сделать то, что задумала?

— Ах, не останавливай меня, пожалуйста! — отозвалась Элленхарда. Она сердито тряхнула косичками, прикусила губу. — Почему ты всегда вмешиваешься? Я ошибаюсь куда реже, чем ты!

Тассилон вынужден был признать, что это правда.

— Просто я боюсь, — проговорил он в последней попытке удержать ее от шага, который представлялся ему безрассудным.

— Тебе давно пора перестать! Ты — вооруженный мужчина, свободный человек, воин! Гляди, как бы я не пожалела о том, что связала свою жизнь с твоей!

С этими словами она во весь опор помчалась навстречу незнакомым кочевникам.

Поначалу это вызвало у них смятение: они решили было, что наткнулись на какое-то незнакомое враждебное племя, которое перекочевало в эти степи и пытается занять чужие пастбища. Однако затем гирканцы удостоверились, что всадник всего один.

— Эй! — крикнули Элленхарде. — Кто ты и что тебе нужно?

— Ай, ай! — отозвалась Элленхарда, придержав коня. — Какие тут невежливые люди!

Теперь она кружила вокруг пастухов, щурилась, цокала языком и покачивала головой. Именно так вел бы себя уверенный в себе воин, не побоявшийся бы вступить в поединок с десятком противников, которых он откровенно считает слабаками.

Гирканцы не верили собственным глазам. Девчонка! Лет шестнадцати, не старше! Хоть бы вырядилась по-мужски — так нет! Халат запахнут на левую сторону, косички перевязаны цветными ленточками, в некоторые вплетены бубенчики и амулеты. Но глаза из-под платка глядят злые, разбойничьи, а нежный рот ехидно улыбается. И розоватые шрамы ползут по округлым девичьим щекам…

Поверить увиденному показалось вначале невозможным.

Дружно рассмеялись пастухи. Подозвали отставших — пусть повеселятся. Экое диво из степи выскочило и кривляется!

Но Элленхарда смутить себя не позволила. Остановилась.

— Какие вы все тут невежливые… — повторила она. — Кто вас вырастил, кто только таких выкормил, кто научил уму-разуму — да и научил ли?

— Клянусь Четырьмя Ветрами! — воскликнул один из них. — Да кто ты такая, девчонка? Откуда выскочила? На вид ты, вроде бы, дохлая, но если пощупать — так может быть и сладенькая… — Тут он плотоядно улыбнулся, явно рассчитывая смутить собеседницу.

— Я — не для мужской забавы, — отрезала Элленхарда. — Я — воин.

Новый взрыв смеха встретил это самоуверенное заявление. Давно уже пастухи так не веселились.

— Ты воин? — переспросил тот, что затеял с нею разговор. — Да, вижу — носишь саблю, и лук у тебя исправный, но разве это делает тебя воином? У кого ты украла оружие?

— Я добыла его в бою, — сказала Элленхарда спокойно.

Это было чистой правдой.

— Ай-ай! — в притворном испуге отшатнулся один из гирканцев. — Да к нам тут нагрянуло, я погляжу, страшное нашествие!