Счастливчик Старр (Lucky Starr)

Он кивнул на саквояж, который принес с собой.

— Здесь пятьдесят тысяч зерен, там их — миллиарды! Даже если миллиард, то шанс что-то обнаружить составляет лишь одну двадцатитысячную!

— Мистер Бенсон, — вмешался Дэвид, — вы сказали, что на ферме не умирал никто, хотя мы и едим почти только марсианскую пищу.

— Нет, вроде бы никто.

— А вообще на Марсе?

— Не знаю, — нахмурился Бенсон. — Либо нет, либо я не знаю. Тут жизнь устроена не так строго, как на Земле. Если фермам умирает, его без лишних проволочек сожгут и все. А почему вы спросили?

— Я вот о чем подумал. Если виноваты марсианские бактерии, то не может оказаться так, что люди с Марса менее восприимчивы, чем земляне? У них, скажем, мог выработаться иммунитет.

— Ого! Неплохая мысль для лаборанта. Нет, действительно отличная идея! Я поразмыслю… — Он подошел к Дэвиду, — а вы пока идите обедать. Завтра утром мы займемся моим уловом.

Когда Дэвид вышел, Бенсон нагнулся к саквояжу и стал извлекать из него тщательно помеченные маленькие пакеты, в одном из которых, возможно, и скрывался зародыш смерти. Завтра образцы будут смолоты, каждая порция — поделена на две части одной накормят крыс, другая останется для исследований.

Завтра! Дэвид улыбнулся. Хотел бы он знать, что с ним будет завтра. Да и будет ли он еще жив?

Ферма уснула, распластавшись на поверхности Марса, как гигантский доисторический монстр. Горели только редкие дежурные лампы. В наступившей тишине слышно было гудение компрессора, сжимавшего марсианскую атмосферу до привычного землянам давления и добавлявшего в нее влагу и кислород из оранжерей.

Дэвид быстро перебегал из тени в тень, чувствуя, что все эти предосторожности излишни. Никто за ним не следил. Он пробирался к краю купола, и когда подошел наконец к шлюзу № 17, то головой уже касался крыши.

Внутренняя дверь шлюза была открыта, и Дэвид вошел. С помощью фонарика нашел кнопки. Надписей не было, но он помнил наставления Бигмена и нажал желтую. Раздался тихий щелчок, и воздух пришел в движение. Шум был сильнее, чем в день осмотра. Шлюз предназначался для трех-четырех человек, а не был гигантским ангаром на девять машин, и давление воздуха менялось здесь куда быстрее.

Дэвид надел респиратор, подождал, пока давление в шлюзе не сравняется с наружным, и нажал красную кнопку Открылась внешняя створка, и он оказался снаружи.

В этот раз ему не надо было вести краулер. Он сделал шаг вперед, опустился на холодный песок и переждал, пока организм придет в норму после смены гравитации. На это ушло минуты две, не больше. Еще несколько таких выходов, — подумал Дэвид, — и он совсем освоится.

Старр поднялся, огляделся по сторонам, чтобы понять, куда идти дальше, и застыл в восхищении! Он впервые видел ночное марсианское небо. Звезды-то были те же, что и на земном небе, да и составлялись в знакомые созвездия, зато как изменилась их яркость!

Разреженный воздух Марса едва смягчал сияние и они блистали в небе, как бриллианты. Луны конечно, не было — такой, какую видят земляне. Два спутника Марса, Фобос и Деймос, настолько малы, пять или десять миль в диаметре, что далее расположенные к Марсу ближе, чем Луна к Земле, они казались здесь только двумя звездочками.

Дэвид попытался отыскать их на небе, хотя и понимал, что сейчас они могут оказаться на противоположной стороне планеты. Но увидел он другое: зелено-голубое сияние, самое прекрасное, что он видел в жизни. А рядом, совсем рядом, сверкал еще один шар, казавшийся, впрочем, почти карликом вблизи блистательного соседа.

Узнать их было не трудно: Земля и Луна, двойная «вечерняя звезда» Марса.

Он с трудом смог оторвать от них взор, нашарил лучом фонаря скалу, указанную Бигменом в качестве ориентира, и побрел вперед. Марсианская ночь была холодна, так что приходилось сожалеть даже о слабом тепле марсианского солнца.

Пустыню освещало лишь мерцание звезд, краулера нигде не было видно, и Дэвид нашел его по шуму двигателя.

— Бигмен, — позвал Дэвид и приятель выглянул из двери.

— Наконец-то, я уже начал думать, что ты заблудился.

— А мотор почему работает?

— То есть? Как бы, по твоему, я тут не замерз? Не бойся, я это место знаю, никто нас не услышит.

— Привез фильмы?

— Фильмы? Слушай, я понятия не имею, что ты им написал, но штук шесть ученых мужей крутились вокруг меня, как бобики. «Мистер Джонс, то», «Мистер Джонс, се». Я им говорю, что меня зовут — Бигмен. Тогда они: «Мистер Бигмен, то», «Мистер Бигмен, сё», «Мистер Бигмен, не будете ли любезны…». В общем, — Бигмен принялся разминать суставы пальцев, — нагрузили меня четырьмя лентами, двумя проекторами, коробкой с меня величиной, в которую я не заглянул, и в придачу одолжили или подарили мне за то, что я такой хороший, не понял — пескоход, чтобы я все это отвез тебе.

Дэвид улыбнулся, но ничего не ответил. Он забрался с приветливое тепло кабины и вставил в каждый из проекторов пленки. Ночь уходила быстро. Конечно, прочесть было бы быстрее, но даже в машине невозможно обойтись без респиратора, а его выпуклые очки сильно затрудняли чтение.

Краулер медленно тронулся вперед, почти точно по маршруту давешнего осмотра.

— Не понимаю, — высказался Бигмен. Впрочем, эту фразу он бормотал уже в течение пятнадцати минут, все повышая голос, пока Дэвид на нее, наконец, не отреагировал.

— Что ты не понимаешь?

— Куда мы тащимся? Видишь ли, мне кажется, я имею право знать, потому что связался с тобой. Сегодня по дороге, мистер Старр-Вильямс, я кое-что раскумекал. Странная история. У мистера Макиана в последние месяцы испортился характер, а раньше он был нормальным парнем. Нам на голову сваливается Хеннес, который принимается всех перетасовывать. Откуда ни возьмись, появился училка Бенсон, который сначала был пустым местом, а тут вдруг заважничал изо всех сил. И теперь ты, со своим Советом, который готов исполнить все, что ты ни попросишь. Э, тут намечается что-то крупное, мне это по душе, и я хочу быть в курсе.

— Слушай, — пресек его Дэвид, — ты когда-нибудь видел эти карты?

— Конечно. Обычные марсианские карты, сто раз их видал. Не понимаю, что ты на них так пялишься.

— А знаешь, что такое эти заштрихованные области?

— Тебе это любой фермач объяснит. Пещеры внизу, хотя я, честно говоря, не верю. Ну скажи, откуда известно, что там, внизу полно дыр — в двух милях под поверхностью, когда туда никто не лазил? А?

Дэвид не стал вдаваться с объяснения принципов сейсмической разведки.

— А о марсианах ты много знаешь? — спросил он вместо этого.

— Все что угодно, — начал было Бигмен, — что за идиотский вопрос… И тут краулер затрясло и замотало из стороны в сторону, поскольку Бигмен, не отрывая рук от руля, затрясся как припадочный. — Ты что, о настоящих марсианах? Марсианских марсианах, а не о людях на Марсе, вроде нас? Которые тут жили раньше?

Он досмеялся до икоты и, когда опять смог дышать нормально (одновременно дышать и смеяться в респираторе трудно), то сказал:

— Ты, похоже, слишком часто болтал с этим придурком Бенсоном.

— А с чего ты решил? — совершенно невозмутимо спросил Дэвид.

— Мы его однажды застукали, когда он читал что-то в этом роде. Высмеяли так, что… Ой, мамочка, как он разозлился! Стал нас крыть неучами, невежественными кретинами и еще какими-то тупыми крестьянами — я потом глянул в словарь и объяснил ребятам, что это слово значит. В общем, сильно мы повздорили. С тех пор о своих марсианах он и не заикается, нервы бережет. А тут, значит, увидел свежего человека и давай его всей этой мурой потчевать.

— А ты уверен, что все это ерунда?

— Но послушай, люди торчат на Марсе уже сотни лет и до сих пор не видели никаких марсиан!

— А если предположить, что они в пещерах, внизу?

— Не знаю, туда никто не лазил. Только как они сами туда попали? Люди знают Марс, как свои пять пальцев и не видели никаких лестниц вниз. Или, скажем, лифта.

— Да? А я — видел.