Древо миров

Дама вертела головой, оглядывая небо.

— Митра, о Митра, — бормотала она, словно искала в просветах облаков самого Подателя Жизни.

— Могу ли я помочь? — осведомился рыцарь.

— Нет! — воскликнула дама. — Все пропало. Он улетел, улетел…

— Кто?

— Сокол моего брата. Теперь брат меня убьет.

— Если позволите, я этого не допущу.

Она в первый раз глянула на рыцаря внимательно.

— Вижу, вы бывалый воин. Меня зовут Абегальда. Это ваш оруженосец там, у дерева?

— Мой.

Он обернулся, чтобы взглянуть на юного Фабио, своего оруженосца, и увидел сокола. Птица летела к верхушке старого вяза, за ней тянулся шнур с привязанными колокольцами, которые едва слышно позванивали.

— Прочь, прочь! — закричала дама.

Но сокол ее не слышал. Он уселся на ветку и принялся что-то клевать. Свежий вечерний ветер закинул шнур, птица расправила крылья и перелетела повыше. Поводок трижды обмотался вокруг сука, сокол дернулся, вновь попытался взлететь, но шнур потянул вниз, птица ударила крыльями и повисла вниз головой, медленно вращаясь и по-змеиному выгибая шею.

— Все, — сказала Абегальда, — теперь точно убьет.

— Зачем же вы брали птицу?

— Я не хотела ее спускать! Шнурок оборвался, видно, подгнил, она и улетела. Я только хотела поучить ее возвращаться на зов…

Дагеклан уже не слушал. От мысли, что птица может поломать крылья, сердце забилось у него в горле. Любой хозяин ловчего сокола это легко поймет, а Дагеклан когда-то любил соколиную охоту. Он пришпорил коня и поскакал к вязу.

Абегальда подъехала, когда рыцарь уже снял доспехи, камзол и сапоги и остался в нижних штанах и рубахе.

— Что вы собираетесь делать?

— Я собираюсь влезть на дерево, — ответил Дагеклан и полез.

Поводок уже совсем обмотал соколу крылья и горло: время от времени птица начинала биться — Дагеклан подставил соколу руку и сморщился от боли. Пока он разматывал шнур, когти птицы разодрали ему руку до мяса. Потом он привязал к опуткам тяжелый сук и бросил птицу: она слетела вниз, и дама Абегальда подставила ей перчатку.

— Ах, — сказала она, когда рыцарь спустился, — вы спасли мне жизнь. Вон едет моя служанка, у нее есть короб с провизией, мы собирались перекусить на свежем воздухе. Не желаете ли присоединиться?

— А ваш брат? — спросил Дагеклан. — Если он появится, то не одобрит такого поведения.

— Не появится, — сказала Абегальда, — он в замке, пьянствует с друзьями.

Рыцарь хотел спросить, как называется замок и кто его хозяин, но не успел. Только он пригубил вино — все поплыло перед глазами, он сел в траву под деревом и больше ничего не помнил. Только сейчас до него дошло, что вино не было плохим, просто в него подмешали сонное зелье. А следовало бы задуматься раньше: что там клевал на ветках сокол и не слишком ли вовремя возникла служанка с коробом, полным кубков?

Он коротко пересказал историю виконту: откровенность за откровенность. Виконт гневно назвал Рапральфа бесчестным человеком. Дагеклан отметил, что это самое сильное ругательство Алджерона.

Потом они услышали, как где-то за стенами тюрьмы протрубил рог. Какие-то тени заслонили отверстие в потолке, послышалось ржание коней, крики. И снова солнечный свет упал вниз полупрозрачной колонной.

— Похоже, кто-то приехал, — заметил рыцарь.

— Должно быть, баронет вернулся с охоты…

Голос виконта предательски дрогнул.

Тут загремела дверь, и в солнечном круге возникла дама Абегальда.

— Вы?! — воскликнул Дагеклан. — Уходите, не желаю вас видеть.

— Ну не надо, — сказала дама. — Это брат меня заставил. Я раскаиваюсь. И привела вашего оруженосца: вот, его даже не били.

Из-за спины Абегальды показался юный Фабио в одной нижней тунике. Он мрачно направился в угол и сел, опустив голову на поднятые колени.

— Так вы скажете ему, что я не виновата? Все придумал Рапральф. Вы знаете, достойный рыцарь, что женщины должны подчиняться мужчинам.

— Кому это я должен сказать?

— Обещаю вернуть вам коня и вооружение, — быстро проговорила дама, оглядываясь.

На лестнице, ведущей в подвал, послышались тяжелые шаги, и молодой, но хриплый и низкий голос проговорил: «Да откуда я мог знать, если у него щит был в чехле?» Другой, раскатистый, отвечал сердито: «На то есть оруженосцы, Рап, я что, тебя учить должен?»

Снова залязгали створки, и среди крутящейся пыли запылала рыжая борода.

— Кто из вас на лазурном поле кот лесной червленый стоящий?

— Месьор, — склонил голову Дагеклан, не поднимаясь на ноги, ибо был в нижней одежде.

Барон Эзра (а это был он) уставился зеленоватыми водянистыми глазами в полумрак, силясь разглядеть пленника. Потом догадался выйти из солнечного круга и, присмотревшись, спросил недоверчиво:

— А щитодержатели?

Он имел в виду символические изображения по сторонам рыцарского герба.

— Справа — орел, поднявший лапы обернутые, слева — дерево бук с желтой лентой, перевитый. Могу еще добавить пику, повязку, ограду и две червленые полосы, сходящиеся под углом, означающие взятые и разрушенные преграды. Вверху — шлем с забралом открытым и бурелет сине-красный, цвета же сии принадлежат, как известно, Ордену кампанариев.

— А девиз?

— «Не останавливайся!»

— Значит, ты и есть Дагеклан Железная Рука, — пробормотал барон. — Признаться, я представлял тебя по-другому…

И, заметив, как напряглось лицо рыцаря, поспешно добавил:

— Я, барон Эзра Рыжий, приветствую рыцаря Дагеклана в замке Иш и прошу извинить моего сына, захватившего тебя спящим. Он не ведал твоих знаков, ибо щит был в чехле, а оруженосец твой сбежал, завидев всадников.

— Сбежал он или нет, это против правил.

— Я знаю! — вскричал барон гневно. — Рапральф не должен был так поступать. Ты, хоть и уснул на нашей земле, достоин преломить копья с любым из нас. Если позволишь, я хотел бы исправить это недоразумение.

Дагеклан не стал говорить, что явилось причиной его слишком раннего сна на свежем воздухе. Барон, по всему было видно, нрав имел крутой, и даму Абегальду было жалко. Кроме того, дама обещала вернуть коня и оружие.

— Позволю, — сказал рыцарь.

— Тогда отправимся наверх и подготовимся к схватке.

— У меня есть одно условие, — сказал Дагеклан. — Я вправе его поставить, ибо ты — сторона вызывающая.

— Да?

— Я выйду отсюда только в сопровождении оруженосца и этого юного виконта.

Лицо Эзры побагровело.

— С какой это стати? — рявкнул он. — Ладно, на оруженосца я согласен, но виконта мой сын одолел в честном поединке. Он сбросил его на землю, и тот молил о пощаде.

— Рапральф не дал ему воспользоваться боевым мечом.

Эзра Рыжий крутнулся на пятках. За его широкой спиной маячил высокий сутулый малый — его узкий подбородок тонул в широком воротнике щегольского камзола, острый нос был уставлен в пол.

— Это правда? — гаркнул барон.

— Отец, — сказал Рапральф, — кому ты веришь — мне или этому рыцарю?

— Конечно рыцарю, — сказал Эзра. — Ты лжив, как монах. Ладно, сделаем так. Если месьор Дагеклан тебя одолеет, ты отпустишь его и виконта. Ступай наверх и приготовься.

— Но я нездоров… — загнусил баронет.

Владелец замка Иш ухватил его за грудки и легко поднял, так что ноги Рапральфа в длинноносых туфлях с изумрудными пряжками повисли в трех ладонях над полом.

— Ах, ты нездоров, — прогудел Эзра Рыжий словно из пивной бочки, — занемог, бедняга… Пил бы меньше! Только отца позоришь?! Чтобы, значит, бельверусские сплетники судачили, что мы спящих рыцарей пленяем?! Убью!

— Не надо, — сказал Рапральф покорно, — я, в конце концов, твой единственный наследник. Если так уж хочешь, я скрещу копье с этим рыцарем.

— На три удара!

— На три так на три.

Оковы с пленников были сняты, и все отправились в комнаты, дабы не торопясь приготовиться к выяснению отношений по всем правилам. Первым делом Дагеклан потребовал ванну.

Он с удовольствием смыл с себя пот и грязь, распекая при этом помогавшего мыться оруженосца. Юный Фабио со слезами на глазах заверил, что никуда он не сбежал, а, напротив, приветствовал, как должно, незнакомого месьора и его людей, объяснив, что господин спит, но, когда проснется, с удовольствием обменяется с ними ударами, если на то есть необходимость. Незнакомый же месьор до объяснений не снизошел, а просто врезал оруженосцу по голове древком копья, отчего Фабио лишился чувств, а когда пришел в себя, его сразу же увели в пыточную, и там он пролежал, обливаясь слезами, в ожидании порки всю ночь, связанный, что твой каплун на столе повара. Потом его одолела тревожная дрема, из которой его извлекла дама Абегальда.