Белый Паяц

В простенках между колоннами выставили оружие прославленных воинов прошлого: кинжалы, мечи, молоты, клевцы, «утренние звезды», топоры, копья и секиры. Каждое оружие имело свое имя и свою невероятную историю.

Вход в молельню, в центре которой возвышался массивный золотой алтарь, охраняли каменные изваяния мавайенов в полном боевом облачении и с обнаженными клинками в руках. Изнутри она была отделана серебряными барельефами, на которых три самых известных скульптора того времени изобразили ярчайшие страницы в истории ордена и величайшие подвиги его рыцарей. Потолок же был сложен из серебряных черепов.

Строительство этого невероятного храма тянулось вплоть до самой смерти королевы Морвэй. Пять тысяч человек денно и нощно работали на нем не покладая рук. Неисчислимые сокровища королевской казны были истрачены на материалы и отделку. Драгоценный порфир, глиптику и чистый, как первый снег, алебастр покупали у альбонийцев, серебро везли с хатанских рудников, а тагастийские каменоломни поставляли редкие жадеит, змеевик, гагат, гиацинт и разноцветные кварцы. Сотни ваятелей, художников и резчиков съехались в Оганна-Ванк с разных концов Медиоланы, чтобы дорого продать здесь свое высокое мастерство. Но, в конце концов, рыцари Эрдабайхе получили воистину царский подарок. Благодарные гро-вантары увековечили память о государыне-благодетельнице, похоронив ее прах в алой базилике, рядом со своими мавайенами – высочайшая честь, которой после Морвэй не удостаивался никто из правителей Охриды.

Спустя два года после трагической свадьбы королева избрала себе в мужья хоттогайтского владетельного князя. Их сын Рахевин Первый эт Альгаррода вошел в историю как Рахевин Мореход. Это он разгромил чегодайский флот в знаменитом Кассианском сражении, после которого чегодайцы так и не смогли никогда полностью оправиться, уступив Охриде пальму первенства не только на суше, но и на море.

Эту свою победу Рахевин Мореход отпраздновал закладкой королевского дворца Альгаррода, который, по его замыслу, должен был превзойти своим великолепием все постройки на площади Праведников и сравняться по значимости с черной башней Ла Жюльетт, каковая, несмотря на столь внушительное соседство, по-прежнему довлела над окружающим пространством.

Первое его пожелание архитекторы хотя и не без труда, но выполнили – роскошный дворец вызывал зависть соседних владык и неподдельную гордость подданных. Его мозаичные башни и висячие мостики между ними, бесконечные подвесные галереи и ажурные переходы, драгоценные мраморные фризы, изящные портики, стены, украшенные букраниями, и колонны, покрытые причудливой резьбой, не имели себе равных.

Но все же праздные зеваки, которые разглядывали дворец, открыв от удивления рты, менялись в лице, едва только взгляд их падал на мощную башню, сплошь поросшую плющом и диким виноградом. Неведомая сила заставляла их трепетать и мысленно склоняться перед ней, как если бы они знали, что в башне таится до поры самое могучее и беспощадное из всех чудовищ обитаемого мира. Это воздействие производила вовсе не мрачная репутация Ла Жюльетт, которая со временем стала вместилищем наиболее опасных и грязных тайн правящей династии, а также образцовой страны пыток, услугами мастеров коей охотно пользовались и королевский двор, и котарбинская церковь, которой сам статус слуг божьих запрещал проливать кровь, и гро-вантары. Разумеется, новое предназначение не добавило популярности самому загадочному строению Охриды; но все же добрые люди и до того подозревали, что под башней скрывается нечто неведомое, пришедшее из седой древности, неукротимое и яростное, не подчиняющееся ни ордену, ни королю.

Болтали даже, что там начинается путь в кровавое царство Абарбанеля.

А еще толковали в кабаках, что все храмы и дворцы на площади Праведников связаны с башней целой сетью подземных ходов. И, как водится, были правы.

В провинции Шин гро-вантаров недолюбливали. Причем настолько, что часто рисковали нарушать закон о Карающей Длани и, когда нечисть докучала особенно сильно, а справиться с ней своими силами не получалось, охотнее нанимали профессионала из гильдии охотников на монстров, но не вызывали рыцарей.

Какую бы новую сферу деятельности ни изобрел прыткий человеческий разум, государство обязательно возьмет ее под свою эгиду и станет по собственному разумению распоряжаться полезным открытием.

И с той же неизбежностью, с какой солнце ежедневно проходит свой путь от восхода к закату, появляются в мире люди, желающие делать что-то без ведома короля и ненасытной армии его бестолковых чиновников, ибо человек желает во всем полагаться только на себя самого. Житейский опыт бесчисленных поколений подсказывает ему, что все равно надеяться в этой жизни больше не на кого. Недальновидно, безрассудно и смертельно опасно возлагать ответственность за собственную судьбу на кого-то другого, и бесполезно после винить его – потерянного не вернешь и загубленную жизнь не отмотаешь, как клубок, назад, чтобы прожить ее по-другому.

Разумеется, не только в Охриде, но и во всей Медиолане знали, что порождения мрака могущественны и неуязвимы, и простому человеку с простым оружием в руках их не убить. Лишь воины Пантократора, наделенные чудесной силой, могут уничтожить тварей Абарбанеля, изгнав их с лица земли обратно в черные подземелья, наполненные страхом и кошмарами, чтобы они бродили там, во мраке, до конца времен.

Однако чудовища и монстры нападали на людей, не учитывая закона о Карающей Длани. Они не принимали во внимание, что, пока отчаянный призыв о помощи из какой-нибудь глухой деревеньки достигал кого-то из представителей ордена, пока принималось решение – отряжать одного рыцаря или отряд, проходило чересчур много времени. И тварь использовала его на всю катушку, не давая своим жертвам роздыха. Случалось и так, что когда рыцари Эрдабайхе прибывали на место событий, там уже никого не было в живых.

Да и опытных воинов, способных в одиночку справиться с опасным противником вроде упыря, оборотня или демона, было слишком мало, чтобы спасти всех.

К тому же, хотя отбор послушников проводился очень сурово и они проходили долгий путь, прежде чем достичь звания параболана, не все умные, сильные, ловкие и здоровые юноши направляли свои стопы в орден гро-вантаров. Многие предпочитали осваивать другую науку. Многим претила сама мысль о жесткой дисциплине и беспрекословном повиновении начальству. Кое-кто ценил презренное золото выше человеческой жизни и не собирался бесплатно сражаться за других.

Кроме того, в орден не принимали женщин, и женщины считали, что это серьезный просчет. Ведь многие прославленные воины Медиоланы были отнюдь не мужчинами. Особенно славились храбрыми воительницами Хвар, Тагастия, Хоттогайт и Альбона. Последнее обстоятельство всегда удивляло как очевидцев, так и летописцев, ибо та же Альбона была известна на весь мир изнеженностью своих граждан и тем, что последний раз воевала больше тысячи лет назад. Теперь там даже собственной армии не было, и все войско страны состояло из личной гвардии короля и отряда наемников-аэттов, охранявших государственную казну.

Но не в наемниках дело. Хотя… и в наемниках, до некоторой степени, тоже. Ибо множество упомянутых нами молодых людей, особенно же тех, кто не являлся подданным короля Охриды, а потому с ходу встречал одним препятствием больше при вступлении в орден гро-вантаров, без труда могли стать наемными солдатами, наемными убийцами либо охотниками на чудовищ. В этих гильдиях талантливых, смышленых, ловких, удачливых и юных ждали с распростертыми объятиями, чтобы успеть передать им тайны мастерства, ибо до старости при таком роде занятий дожить было затруднительно, да и наступала она намного раньше, чем у обычных людей. Редкие профессионалы высочайшего класса могли заниматься любимой работой, достигнув сорокалетнего рубежа, и не слышать при этом противный шепот нанимателя:

– А кого-нибудь помоложе нет? Этот какой-то такой…