Конан и огненный зверь

– У меня его тоже нет, – огорченно ответил Конан. – Другой побывал там раньше меня. – Конан поколебался, он не мог избавиться от мысли, что Баратсесу за те два золотых положены хотя бы какие-то сведения. – Я слышал, что кубок теперь у княгини Зайеллы.

– Значит, она предложила тебе больше, чем я, – пробормотал Баратсес. – Я слышал, что у тебя есть некое странное представление о честности, но вижу, что ошибался.

Взгляд киммерийца сделался ледяным.

– Не называй меня лжецом, торговец. Украл кубок не я.

– В комнате душно, – сказал Баратсес. – Мне жарко. – Он скинул накидку, взмахнув перед собой одной полой.

Инстинкт подсказал киммерийцу, что здесь что-то не так. Когда полы накидки уже не мешали, Конан ударил Баратсеса по кисти, остановив карпашский нож с черным лезвием на расстоянии ладони от своего горла.

– Придурок! – произнес киммериец.

Полетели брызги крови и осколки зубов, раскрошенных ударом кулака Конана. Кинжал вывалился из слабых пальцев и упал на пол на мгновение раньше, чем сам Баратсес.

Огромный киммериец нахмурился, глядя на лежащего без сознания человека. Кинжал Баратсес выхватил из ножен, закрепленных на предплечье. Конан нагнулся, чтобы взять ножны, и бросил их и нож на накидку.

– Покушение на мою жизнь, – сказал он наконец, – будет стоить тебе того золота, что ты принес.

Отвязав кошелек от пояса торговца, он высыпал содержимое на ладонь. Золота там не было, лишь серебро и медь. Он подсчитал и поморщился. На три медяка больше золотого. Похоже, что смерть его была запланирована, независимо от того, есть ли у него кубок или нет. Высыпав монеты в кошелек, он швырнул его к кинжалу и ножнам.

Баратсес на полу пошевелился и простонал. Схватив в кулак рубаху своего костлявого посетителя, Конан поднял его на ноги и стал трясти до тех пор, пока глаза торговца не открылись. Баратсес издал булькающий стон, когда обследовал языком обломки зубов.

– У меня нет этого кубка, – сурово произнес киммериец. Он легко оторвал ноги торговца от пола. – У меня никогда не было этого кубка. – Он сделал шаг и ударил Баратсеса спиной о заколоченные ставни, которые тут же распахнулись. Торговец с окровавленным лицом повис над переулком на вытянутой руке Конана. – И если еще раз тебя встречу, выбью оставшиеся зубы.

Конан разжал кулак.

Вой Баратсеса оборвался, когда он плюхнулся в смесь, состоящую из равных частей грязи, помоев и содержимого ночных горшков. Тощая собака, которой помешали копаться в очистках, начала ожесточенно лаять. Еле поднявшись на ноги, Баратсес принялся дико озираться по сторонам, затем бросился бежать.

– Убивают! – орал он. – Убивают!

Конан вздохнул, проводив торговца взглядом. Услышав эти крики, никто не придет на помощь здесь, в Пустыне, но после того, как он выберется из этих кривых улочек, городская охрана быстро примчится. И внимательно выслушает рассказ уважаемого торговца. Вероятно, было бы лучше, если бы он перерезал этому костлявому глотку, однако убийствами он не занимался. Ему придется временно оставить город, пока шум не уляжется. Кулак, вышибивший Баратсесу зубы, ударил по оконной раме. А когда вернется, Тамира уже совершит кражу. Он может вообще не узнать, что она украла, не говоря уже о том, чтобы украсть его первым.

Конан начал поспешно собираться. Содержимое кошелька Баратсеса было добавлено к тому, что оставалось в кошельке киммерийца. Кинжал в ножнах он привязал к левому предплечью, затем набросил на плечи черную накидку. Она была немного маловата, но зато в десять раз лучше; чем то, что имел Конан.

Он нахмурился, почувствовав что-то на груди, и пощупал рукой подкладку. Там был пришит маленький мешочек. Из него киммериец вынул серебряную коробочку с крышкой, украшенной синими камнями. Сапфиры низкого качества, оценил он опытным глазом. Конан открыл коробочку и презрительно скривил губы, увидев там зеленоватый порошок. Пыльца зеленого лотоса из Вендии. Похоже, что Баратсес любил вызывать сны тогда, когда хотел. Небольшое количество этого зелья может принести десять золотых. Перевернув коробочку, Конан постучал по донцу ладонью, чтобы вся пыльца высыпалась на пол. Этим он не занимается.

Он быстро оглядел остальные свои вещи. Здесь не было ничего ценного. Почти два года занятия воровством, и это все, что он приобрел. Такой придурок, как Баратсес, может выбросить на сны столько, сколько он может заработать ночью, рискуя жизнью. Распахнув дверь, Конан, безрадостно рассмеявшись, похлопал потертую кожу на рукояти меча.

– Все равно мне нужно только это, – сказал он себе.

Абулет медленно подошел к стойке, заметив жест Конана.

– Мне нужна лошадь, – сказал киммериец, когда хозяин таверны наконец приблизился. – Хорошая лошадь. А не такая, что годится только на мыло.

Черные глаза Абулета, глубоко сидящие на измазанном сажей лице, глядели то на накидку на плечах Конана, то на лестницу.

– Тебе нужно быстро покинуть Шадизар, киммериец?

– Тела здесь не найдут, – успокоил его Конан. – Просто разногласия с человеком, к словам которого может прислушаться городская охрана.

– Очень плохо, – проворчал Абулет. – Дешевле избавиться от тела, чем купить лошадь. Но я знаю одного человека… – Вдруг он бросил гневный взгляд через плечо Конана. – Эй ты! Вон отсюда! Я не пускаю сюда грязных воришек!

Конан оглянулся. В дверях стояла Лаэта, яростно глядя на хозяина таверны.

– Она пришла ко мне, – сказал киммериец.

– Она? – произнес недоверчиво Абулет, но разговаривал он за спиной Конана.

– У тебя есть сведения о Тамире? – спросил Конан, подойдя к девочке. Похоже, к нему снова возвращается сопутствовавшая ему последнее время удача, подумал он: сведения он получает тогда, когда не может ими воспользоваться.

Лаэта кивнула, но промолчала. Конан выудил из кошелька два серебряных, но, когда она протянула за ними руку, он поднял их так, чтобы Лаэта не дотянулась, и взглянул вопросительно.

– Ладно, большой человек, – вздохнула она. – Но тебе лучше дать мне деньги. Вчера утром твоя воровка пошла во дворец княжны Йондры.

– Йондры! – Значит, она подбирается к ожерелью с тиарой. А ему надо выметаться из города. Скрипя зубами, он бросил монеты Лаэте. – Почему ты не сказала об этом тогда?

Она спрятала серебро под рваной рубахой.

– Потому что она снова оттуда вышла. И, – прибавила Лаэта неохотно, – мы потеряли ее след на Катара-базаре. Но этим утром я послала Урию следить за дворцом Йондры, и он снова ее видел. На этот раз она появилась одетая как служанка, и она ехала на телеге с провизией следом за охотниками Йондры. Все они вышли из города через Львиные ворота. Песочные часы передернулись уже больше шести раз. Урия не спешил рассказывать мне, и я уменьшила за это его долю серебра.

Конан внимательно посмотрел на девочку, размышляя, не выдумала ли она эту историю. Она казалась слишком фантастической. Если только… если только Тамира не обнаружила, что Йондра берет свои знаменитые ожерелье и тиару с собой. Но на охоту? Не важно. Он все равно должен покинуть Шадизар. Так что может поскакать на север и сам посмотреть, что задумала Тамира.

Он уже было отвернулся, но вдруг остановился, посмотрев на измазанное грязью лицо Лаэты и большие внимательные глаза, впервые разглядев ее по-настоящему.

– Подожди здесь, – сказал он ей. Она бросила на него вопросительный взгляд, но осталась стоять на месте, когда он отошел.

Он нашел Семирамиду в дальнем конце зала, где она стояла, прислонившись к стене и скрестив ноги. Киммериец быстро отделил половину монет из бывших у него в кошельке и сунул их в руку Семирамиде.

– Конан, – начала протестовать она, – ты же знаешь, что я не возьму денег…

– Это для нее, – сказал он, кивнув головой в сторону Лаэты, которая подозрительно следила за ним. Семирамида недоуменно подняла брови. Через год она уже не сможет изображать мальчика, – объяснил он. – Уже сейчас ей приходится мазать лицо грязью, чтобы скрыть, что она симпатична. Я подумал, что, может быть, ты… – Он неловко пожал плечами, не зная сам, что хочет сказать.