Избранница ночи

— Есть вендийские камни: изумруды, сапфиры, гранаты — в отличных оправах, имеются изящные ожерелья, кольца, серьги, все самое лучшее.— Сапар открыл ключом, висевшим на поясе, шкафчик с драгоценностями и принялся выставлять на прилавок ящички и шкатулки.

— Вижу, что меня не обманули,— довольным тоном произнес покупатель, положив свой кожаный мешочек, с которого купец уже не сводил глаз.— Примерь, дорогая,— протянул он дочери серьги — огромные изумруды сверкали глубоким зеленым блеском в резной оправе.

— Настоящие вендийские,— осклабившись в почтительной улыбке, сообщил Сапар, мысленно уже пересыпая содержимое кожаного мешочка картавого в свой карман.

Красавица, однако, оказалась страшно капризной, и хозяин с ног сбился, вытаскивая все новые и новые украшения и помогая девушке примерять их. Сапар чуть не терял сознание от исходившего от девушки аромата и колыхания высокой груди под тонкой блузой. Трясущимися пальцами он надевал на точеную шею все новые и новые ожерелья, украдкой касаясь атласной кожи и не чуя под собой ног от восторга. Картавый тоже придирчиво рассматривал драгоценности, временами брезгливо отодвигая какие-то из них в сторону:

— Хорошие беру, плохие — нет!

Сапар раскраснелся и вспотел, угождая богатым покупателям; от неожиданно привалившей удачи и благосклонных улыбок, которыми щедро одаривала его красавица, у него слегка кружилась голова. Даже заглянувшему в лавку стражнику он просто сунул серебряный со словами: «Все в порядке, братец, иди пропусти кружечку, не мешай, тут такое дело…» Наконец покупатели выбрали ожерелье, серьги и несколько перстней. Самые дорогие, какие нашлись у Сапара. Хозяин, чуть не падая от радости, держал бронзовое зеркало перед капризной дочерью картавого, а та, улыбаясь, придирчиво рассматривала надетые на нее украшения.

— Пожалуй, это мне нравится,— наконец, надув губки, промурлыкала она.

— Хорошо, радость моя, ты же знаешь, я ни в чем не могу тебе отказать,— потянулся за мешочком картавый,— иди садись в карету, я расплачусь, а потом мы поедем к наместнику. Заждался нас, наверное, проходимец!

Девушка вышла, провожаемая умильным взглядом Сапара, совершенно потерявшего голову от всего происходящего.

— Чем не побалуешь, единственное ведь у меня сокровище,— подмигнул хозяину покупатель, развязывая мешочек, тесемка которого туго поддавалась его пальцам.— Восемьсот, говоришь?

— Восемьсот, восемьсот, почтеннейший,— чуть не приплясывая от радости и нетерпения, ответил хозяин,— как договори…

— Вот ты где, мошенник! — Грубый бас, раздавшийся вместе с треньканьем колокольчика, заставил Сапара подпрыгнуть на месте и обернуться.

Огромный детина, появившийся в лавке, указывал пальцем на картавого:

— Наконец-то я нашел тебя, шелудивый пес!

Он сделал пару шагов вперед, намереваясь схватить его за локоть, но обладатель куцей бородки ловко проскользнул под рукой гиганта и бросился к выходу.

— Как же? — залепетал Сапар, еще не понявший, что товар на восемьсот золотых рассеялся, словно дым от прошлогоднего костра.— Надо же сначала заплатить…

Он бросился за мошенником, но неуклюжий детина загородил весь проход, и не слишком расторопный Сапар уткнулся носом куда-то в пах гиганту.

— А-ааа-а!..— заорал хозяин, путаясь в складках его кафтана и уже чувствуя нутром, что совершил сегодня какую-то большую — очень большую! — ошибку.

Он наконец выпутался из складок платья верзилы и бросился к выходу. Вылетев на освещенную полуденным солнцем площадь, он принялся дико озираться по сторонам, однако тщетно: его придирчивых покупателей, разумеется, уже и след простыл.

«Мешочек-то он оставил…» — вдруг вспыхнувшая в голове мысль заставила Сапара сначала похолодеть, а потом с радостным воплем броситься обратно в лавку.

Гигант все еще стоял там, заложив руки за спину. Он встретил Сапара участливым вопросом:

— Неужели сбежал?

Тот, не отвечая, рванулся к забытому на прилавке мешочку и, трясущимися пальцами развязав тесемки, высыпал его содержимое. Дикий истошный вопль потряс помещение: рядом с лежавшими на прилавке самоцветами тускло поблескивала кучка потертых медяков — правда, весьма изрядная.

— Как же так? — едва не плача, повернулся он к огромному детине.

Тот участливо склонился к хозяину:

— Надо сообщить страже, пока мошенник далеко не ушел. Я сейчас найду стражников, а ты, любезный, убери от греха подальше свои драгоценности. Разложил, понимаешь! Ворья же вокруг немерено!

— Да, да,— горестно всхлипывая и все еще не в силах опомниться, Сапар схватился за свои ящички.

Он торопливо убрал драгоценности в шкаф, и в этот момент дверь отворилась.

— Спасибо за выпивку,— вошедший стражник, широко улыбаясь, почесывал щеку,— стаканчик вина, сам понимаешь, и охрана на высоте.

— На какой еще высоте? — пробормотал несчастный Сапар, глаза которого застилал темный туман отчаяния. Пожалуй, только в этот момент он окончательно понял, что его надули.— На какой еще высоте…— И лавку ювелира снова огласил дикий утробный вой несчастного торговца.

—…Самое главное, как понимаешь, уверенные манеры и богатая одежда,— учил Лабес, погоняя лошадей.— Ну и женщина, конечно, должна быть на высоте, такая, как ты,— усмехнулся он, но, подумав немного, добавил: — Хотя таких красивых, как ты, может быть, больше и не встретишь… Так ведь, приятель?

— Да…— тяжело вздохнул Гертли, оглядываясь на скрывшиеся за холмом стены городка, и было непонятно, к чему относился его вздох: то ли он сожалел, что такое удачное для их промысла место осталось далеко позади, то ли красота юной девушки повергала его почему-то в тоску.

Лабес поведал Соне кое о чем из своих с Гертли приключений. Они мошенничали вместе уже несколько лет, объезжая города от Шема до окраин Турана. Какое-то время назад у них была спутница, выполнявшая ту же роль, что сегодня досталась Соне, но потом ей надоело скитаться вместе с ними, и она осталась в одном из городков, где друзья так же чистили, по меткому выражению заморанца, местных лопухов.

— Красивая женщина уже отвлекает,— бросив поводья товарищу, размахивал руками Лабес.— Что есть мужчина? В первую очередь — самец… дикое животное… так ведь, Гертли?

Бритунец буркнул в ответ что-то неопределенное, хотя по его тону можно было заключить: на этот раз он не во всем согласен.

— Не согласен, значит? А зря! — покачал головой Лабес.— Впрочем, ты еще молод и не понимаешь жизни так, как я… Стало быть,— он снова повернулся к Соне,— любой мужчина, увидев такую женщину, как ты, о чем в первую очередь думает?

Губы девушки скривила презрительная усмешка, а на щеках появился легкий румянец.

— Правильно! — вперив в нее свой цепкий взгляд, собеседник поднял вверх указательный палец.— Он думает, как бы оказаться с тобой… ну, в общем, ты понимаешь.— Щадя ее юный возраст, Лабес не стал углубляться в описания возможных действий.— И что тогда происходит?

— Он… немного растерян, наверное? И его внимание отвлечено,— предположила Соня, не очень уверенная в правильности своего ответа.

— Умница! — похвалил ее Лабес.— Тетка не ошиблась, мы с тобой наделаем еще шороха среди этого скопища лопухов! Ты почти права, только в громадном большинстве случаев самец не просто растерян, а полностью теряет бдительность. Надо только выбрать подходящего. Ты думаешь, я зря терял время, шатаясь вечером по тавернам, пока вы с этим молодцом спокойно отдыхали в «Бойцовом петухе»? Не-е-ет! — В его голосе слышались нотки искренней гордости.— Я пообщался с народом — а люди болтливы и, если повести себя правильно, расскажут тебе о чем угодно, если в особенности не жалеть им на выпивку. Соображаешь?

— Не совсем,— наморщила лоб Соня.

— Конечно,— самодовольно смерил ее взглядом Лабес,— это не всем доступно. Я завел разговор о женах, о превратностях семейного счастья, и у моих собеседников нашлось много что мне порассказать. Главное — начать, а потом болтунов не остановишь. Так вот, умело направляя беседу, я и выведал, кто из ювелиров, так скажем, не совсем доволен своей семейной жизнью, а вот изменить ее не в состоянии…