Мы спросим за всё ! Пограничный рубеж (СИ)

- Ты возвращаться то сюда собираешься ? А то ведь я буду тебя ждать, как верная жена, до тех пор, пока ты не появишься… Хоть тысячу лет !

- Я столько не проживу… - буркнул недовольно: вот же глазастая – через спину видит… - Приеду я – раз ты меня ждать готова, как верная жена…

Вышел на автостраду, поднял руку. Возле меня остановился старенький Газ-53. Водитель – жизнерадостный дядька лет пятидесяти, перегнувшись через сидевшую на пассажирском месте дородную тётку, спросил:

- Тебе куда хлопчик ? Ну ничего себе – я, оказывается хлопчик …

- Да мне на рынок диду… - отшутился я…

- Так сидай у кузов, бо в кабине месту немае: жинка моя еде… - развеселился дядька, подмигнув и скосив глаза на женщину. Та поджала губы, но ничего не сказала: или привыкла или в доме патриархат…

- Только ты там присмотри место поспокойнее… - уже на русском добавил водитель и снова весело подмигнул. Ой не просто так эти подмигивания – чует моя печень… И точно: только залез на подножку сзади кузова, машина тронулась и я уже на ходу, подтянувшись за борт поднялся над кузовом. Картина Репина – "Приплыли": кузов разделён пополам высокой перегородкой: в ближней ко мне части – с десяток полугодовалых поросят и годовалых подсвинков… Привлечённые новым действующим лицом они повскакивали и посеменили ко мне, шатаясь на выбоинах шоссе. А мне куда деваться: так и ехать на подножке до самого рынка ? А сколько ехать ? Пока свинюшки не подбежали к краю борта, перелез и метнулся к перегородке – уж больно целенаправленно они ко мне устремились. А свиньи едят человечину за милую душу ! – промелькнула в голове паническая мысль… Зигзагами – машину пошатывало и бросало по сторонам на выбоинах и бугорках шоссе, метнулся к мощной перегородке и одним махом перелетел через неё. Едрит твою за ногу ! Во второй половине на брезенте лежало с полтора-два десятка кур, со связанными лапами и привязанных одна к другой длинной верёвкой. И на одну из них я чуть не наступил ногой ! Фух ! Пронесло… А то пришлось бы платить за смертоубийство… За перегородкой услышал обиженное хрюканье: то ли игрушка от них убежала, то ли еда… Доехал до рынка, вылез из кузова…

- Спасибо уважаемый – выручил… - протянул трёшку водителю. Тот взял, посмотрел на меня улыбаясь:

- Рубля бы хватило… - ухмыльнулся он, но трёшку не вернул. Ну и ладно – не забирать же её обратно с обменом на рубль – не солидно…

- Что такое деньги за тот комфорт, с которым доехал: с ветерком и с приятными попутчиками ! – ухмыльнулся в ответ. Водитель расхохотался:

- Не сожрали тебя ?! А то я к ним без палки боюсь заходить ! Только жинку мою боятся, или уважают – ведьма, одним словом ! Я вздрогнул…

- Да вы его не слушайте – болтуна старого – у самого язык без костей: метёт как ведьмино помело ! – бросила в сердцах подошедшая женщина. И куда я попал ?! Поулыбался, пожал дядьке руку и вошёл в ворота базара… Прошёлся по рядам; бросил мельком взгляд на мужичка, игравшего что то грустно-печальное… Ничего интересного не нашёл – так, по мелочи… Значит делать здесь больше нечего: продавцы – кому надо, давно уже здесь и новых не предвидится, так что незачем зря туфли стаптывать, да круги нарезать… На базарчик за продуктами в дорогу и на турбазу… Возвращаясь пригляделся к игроку: одёжка помятая, многостиранная; сам мелкий, в возрасте; на руках и лице шрамы и места с обожжённой кожей: горел что ли ? По возрасту – аккурат под военные действия Великой Отечественной подходит… И носок левой ноги как то странно отставлен… Афганская наука дала результаты: мгновенно окинул взглядом певца, выделяя мелкие детали… Сидит на стуле; рядом, на тряпочке – закрытый футляр от баяна. А сам баян… Вот это да ! Вельтмейстер, да ещё и довоенный, судя по надписи ! Трофей, видимо: вон как бережно игрок к футляру относится – тряпочку подстелил… Может продаст ?

- Разлука ты, разлука – чужая сторона… Никто меня не любит – лишь мать – сыра земля… - выводил хрипловатым голосом мужичок, уже в явном подпитии. С утра… Глянул в кепку, на земле: несколько медяшек – пятачков, трояков, двушек: беленьких десять копеек, пятнадцать и одна двадцатка… М…да… - не густо… Ну – с таким то репертуаром… И, видимо он тут уже примелькался, привычен, а менять репертуар – не собирается… До и зачем ? На стакан вина там точно есть; к обеду – концу базара, ещё на стакашек накидают – вот и день не зря прожит… Вон, ещё пятачок бросила проходящая мимо тётка… Попробую познакомиться – может уболтаю на продажу этого раритета: не деньгами так вином – в пересчёте на бутылки…

- Доброе утро… - присел напротив певца, когда он закончил свою грустную "народную балладу". – Что то не много тебе накидали…

- Да куркули проклятые эти селяне ! – возмутился "певец" – поёшь для них, поёшь, а они мимо пройдут и даже медяка не бросят – жадины !

- А что ж репертуар не поменяешь ? Спел бы им там – "Мурку" что ли ? Они бы и послушали и денежку бы не пожалели !

- Я не для того на фронте кровь проливал да в танке горел, чтобы эту сволочную бандитскую песню распевать ! Пусть её в ресторанах поют ! – вскинулся он, воинственно уставившись на меня. Вон оно как ! Уважаю !

- А баян у тебя знатный ! – переключился я на другую тему – от греха подальше: вон как фронтовик вскинулся на обычную "Мурку" ! Не понимал я, что они – фронтовики, гниль и пакость нутром чуют ! И поколение наше не понимало: ну что такого в этой "Мурке" – удалая, лихая песня. Душевная.

Взгляд у фронтовика потеплел, подёрнулся дымкой воспоминания:

- Трофей ! – с гордостью сказал он – в Кёнигсберге добыл ! Он со мной и по госпиталям прошёл ! Нет – не продаст – понял я, но нисколько не огорчился – уважаю таких: принципиальных ! А если помочь ?

- Слушай… Дай мне его… Сыграю пару песен – глядишь новенькому побольше набросают… - предложил ветерану. Тот скривился:

- Эти куркули ?! А ты играть то умеешь ? – подозрительно уставился он на меня.

- "Во поле берёзонька стояла" в музыкальной школе научили – ухмыльнулся я. Мужичок с сомнением покачал головой, но встал, снял ремни с плеч и протянул мне баян. Взял аккуратно, прихватив меха, чтобы не растянулись. Фронтовик показал на стул:

- Садись… - а сам принёс себе деревянный ящик – тару…

- Споем ? – спросил у владельца баяна.

- Это смотря что ? – настороженно сказал фронтовик.

- Тебе понравится – успокоил его я.

Попробовал, пробежался по клавишам, кнопкам басов, сыграл пару гамм. Нормально – пальцы помнят. Да и как не помнить: вечерами, на турбазе, в комнате развлечений для туристок на баяне играл и на пианино: для души, а не для женщин… Женщины после прикладывались, или прилегались… Мужичок посмотрел с уважением: он так, видимо, играть не умел. Сыграл задорный проигрыш и понеслось от души…

- На поле танки грохотали; солдаты шли в последний бой…

А молодого командира несли с пробитой головой… - спел я вроде и бодро, но и проникновенно и повторил припев…

- По танку вдарила болванка – прощай родимый экипаж – запел снова…

Четыре тела возле танка – дополнят утренний пейзаж… закончил второй куплет и повторил припев. Начал третий:

- Машина пламенем объята – вот-вот рванёт боекомплект !

А жить так хочется – ребята, но вылезать уж мочи нет ! – второй раз припев подхватил и танкист…

- Нас извлекут из под обломков, поднимут на руки каркас…

И залпы башенных орудий в последний путь проводят нас… Танкист пропел припев, покачивая головой. Понимаю – каркас весит несколько тонн…

- И полетят уведомленья родных и близких известить…

Что сын их больше не вернётся… И не приедет погостить… - спел припев. Фронтовик подхватил, глядя вдаль повлажневшими глазами…

- В углу заплачет мать-старушка. Слезу рукой смахнёт отец…

И молодая не узнает – какой танкиста был конец… - вокруг нас стали собираться притихшие слушатели: женщины, мужчины, девушки…

- И будет карточка пылиться – на полке пожелтевших книг…