Запретный город Готхэн (ЛП)

шуршание занавесок, висевших на входе.

Он сел на кровать и спросил:

— Это ты, Сидрик?

Голос ответил: «Да».

В то же время, когда Конан осознал, что это был голос, который не

принадлежал Сидрику, что-то врезалось в его голову, и его охватила темнота.

Киммериец пришел в сознание, когда его в глаза ударил блеск факела, в свете

которого он увидел троих здоровенных, светловолосых жителей Мантталуса, с

лицами гораздо тупее и более жестокими, чем он видел ранее. Конан лежал в

каменной полупустой комнате, стены которой, потрескавшиеся и покрытые

паутиной, едва освещал факел. У него были связаны руки, а ноги оставались на

свободе. При звуке открывающейся двери варвар вытянул шею и увидел

сгорбившуюся, похожую на грифа фигуру, входящую в комнату. Это был гирканец

Ахеб.

Он посмотрел вниз на киммерийца, и его крысиное обличье скривилось

ядовитой улыбкой.

— Низко же пал ужасный Конан, — принялся глумиться он. — Ты глупец! Я

узнал тебя с первого взгляда там, во дворце Малаглина.

— У тебя нет никаких претензий ко мне.

23

— Но таковые есть у моего друга, — заявил гирканец. — Мне до этого нет

дела, но я собираюсь воспользоваться этим. Это правда, что ты никогда не вредил

мне, но я всегда боялся тебя. Увидев тебя в городе и не зная, что привело тебя

сюда, я упаковал свои вещи, и уехал в большой спешке. Но за перевалом я

наткнулся на этого дьявола Турлога, который начал расспрашивать меня, не видел

ли я тебя в долине Гормлайта, куда ты бежал от него. Я сказал, что видел, а он

настоял на том, чтобы я помог ему проникнуть в долину и забрать у тебя

некоторые бумаги, которые ты у него украл. Я отказался, потому что знал, что

люди из Мантталуса убьют меня, если я попытаюсь провести чужаков в долину.

Турлог с его четырьмя приспешниками уркманами и ордой оборванных гирканцев

вернулся в горы. Когда он ушел, я вернулся в долину, заявив охраннику у прохода,

что испугался горных львов, которые якобы бродят неподалеку. И убедил этих

троих помочь захватить тебя. Никто не узнает, что случилось с тобой, а Малаглин

не станет слишком много беспокоиться об этом, потому что он завидует твоей

силе. Традицией Мантталуса являлось то, что король должен быть самым

сильным мужем в городе, поэтому Малаглин и сам убил бы тебя рано или поздно.

Но буду вынужден помешать ему в этом, потому что у меня нет намерения,

позволять тебе преследовать меня, когда я заберу эти бумаги, которые так хочет

Турлог. Он получит их, в конце концов, если будет согласен заплатить мне

достаточно хорошо.

Гирканец разразился высоким, хохочущим смехом и повернулся лицом к

стоящим неподвижно мантталусцам:

— Вы обыскали его?

— Мы ничего не нашли, — громким голосом сказал один из гигантов.

Ахеб стиснул зубы в разочаровании.

— Вы не знаете, как правильно обыскивать. Снова я должен делать все сам.

Ловкие руки ощупали схваченного, и негодяй разразился проклятиями, когда

его поиски не увенчались успехом. Он попытался залезть за пазуху киммерийца,

но это было невозможно, потому что руки Конана были привязаны слишком

плотно к телу. Ахеб нахмурился с неудовольствием и вытащил кривой кинжал.

— Разрежьте ему узлы на плечах, — приказал он, — и вы, все трое

подержите его. Это будет так же, как если бы позволить леопарду выйти из

клетки.

Не сопротивляющегося Конана быстро растянули на плите, и двумя

мантталусцами принялись удерживать его за руки и один уселся на его ногах. Они

держали его крепко, но, казалось, весьма скептически относились к повторяемым

Ахебом предостережениям о силе пленника.

Гирканец снова подошел к пленнику, и, опустив нож, полез за своей

предполагаемой добычей. Тогда мощным рывком своих стальных и напряженных

мышц, Конан вырвал ноги из небрежного захвата и ударил пятками в грудь Ахеба.

Если бы варвар имел обувь, то проломил бы грудь гирканца. Тем не менее, купец

полетел обратно, рыча в агонии, и повалился спиной на пол.

Конан не заставил себя ждать. Тем же самым мощным рывком варвар

освободил свою левую руку и, приподнявшись на плите, ударил кулаком в

челюсть человека, держащего его за правую руку. Нанесенный удар, словно молот

кузнеца, повалил того, как забитого вола. Два других гиганта бросились к Конану,

пытаясь поймать его. Конан скатился с каменной плиты на другую сторону, и

когда один из бойцов обежал её вокруг, варвар схватил его за руку, выкрутил и

перебросил человека через плечо, вниз головой. Нападающий ударился головой об

пол с силой, которая вышибла из него дух, заставив потерять сознание.

Последний из похитителей был более осторожен. Видя огромную силу и

ужасающую скорость противника, он вытащил длинный нож и настороженно

24

подошел, ища возможности нанести смертельный удар. Конан медленно

попятился, тщательно стараясь, чтобы каменный пьедестал, вокруг которого

кружили противники, отделял его от мерцающего лезвия. Киммериец вдруг

подался вперед и вытянул длинный нож из-за пояса человека, которого свалил

первым. В тот момент, как северянин это сделал, мантталусец закричал и львиным

прыжком броситься через каменную плиту, еще в полете целясь в склоненного

киммерийца.

Конан согнулся еще больше, и мерцающее лезвие разрезало воздух над его

головой. Соперник ударился ногами об пол, потерял равновесие и упал вперед,

прямо на нож, который оказался в руках Конана. Из уст воина, который

почувствовал вонзившийся в свое тело клинок, раздался приглушенный визг, и

забившийся в смертельных конвульсиях гигант потянул Конана за собой на землю.

Избавляясь от ослабляющейся хватки, Конан встал, весь обрызганный

кровью жертвы, с кровавым ножом в руке. Ахеб вскочил с хриплым криком,

пошатываясь, а его лицо позеленело от боли. Конан зарычал как волк и бросился к

нему с убийственной яростью. Но вид ножа капающего кровью и дикой маски, в

которую превратилось лицо Конана, отрезвил и перепугал гирканца. С воплем тот

бросился к двери и, пробегая, выбил факел из держателя. Факел упал на пол,

заискрил и погас, скрывая помещение в темноте. Ослепленный, Конан врезался в

стену.

Когда варвар сориентировался, и нашел дверь, в комнате уже никого не было,

кроме него самого, одного мертвого мантталусца и двух других, лежащих без

сознания.

Выбравшись наружу, северянин оказался на узкой улице. В небе уже гасли

звезды, и приближался рассвет. Здание, из которого воин вышел, находилось в

плачевном состоянии и, конечно же, было заброшенным. В глубине улицы

киммериец увидел дом Амлаффа, его не забрали далеко. По-видимому,

похитители не предвидели никаких препятствий. Конан задался вопросом, каково

было участие Сидрика в этом заговоре. Ему не нравилась мысль о том, что

молодой человек предал его. В любом случае, киммериец должен был вернуться в

дом Амлаффа, чтобы забрать сверток, спрятанный в стене. Он пошел вглубь

улицы; теперь, когда огонь сражения погас в его жилах, горец чувствовал

головокружение от удара, лишившего его сознания. На улице никого не было. На

самом деле, она выглядела более похожей на закоулок позади строений.

Подойдя к дому, северянин увидел кого-то, бегущего к нему. Это был

Сидрик, который бросился в сторону Конана с подлинным облегчением.

— О, брат мой! — воскликнул он. — Что случилось? Я нашел твою комнату

пустой минуту назад, и кровь на твоей постели. Ты в порядке? Нет, у тебя же

порез на голове!

Конан объяснил в нескольких словах, что случилось, не говоря, однако,

ничего о бумагах. Пусть Сидрик считает, что Ахеб был его личным врагом,

искавшим возможности для мести. Он доверял молодому человеку сейчас, но не